Босх знал, что в часы пик этому сотруднику придется ехать из центра минимум сорок пять минут. И напомнил О'Брайен, что обвинитель был бы кстати, но он не может дожидаться никого, чтобы принять признание подозреваемого. О'Брайен настаивала, что нужно.
– Послушайте, этот человек хочет говорить! – воскликнул Босх. – Через сорок пять минут или час он передумает. Ждать мы не можем. Скажите своему обвинителю, пусть, когда приедет, постучит в третью комнату. Мы сразу введем его в курс дела.
В некоем совершенном мире обвинитель непременно присутствовал бы при допросе, но Босх по долгому опыту знал, что стремление облегчить нечистую совесть иногда быстро исчезает. Если человек выражает желание сделать признание в убийстве, ждать нельзя. Включай магнитофон и говори: «Расскажите мне все».
О'Брайен неохотно согласилась, сославшись на собственный опыт, и попрощалась. Босх тут же позвонил в отдел внутренней безопасности и попросил Кэрол Бредли. Его соединили с ней.
– Это Босх из голливудского отделения, где, черт побери, мой магнитофон?
В ответ молчание.
– Бредли? Алло? Вы…
– Да, я на месте. Ваш магнитофон у меня.
– Почему вы взяли его? Я сказал, чтобы вы прослушали пленку. Не говорил, чтобы вы забирали аппарат и он мне больше не нужен.
– Я хотела прослушать запись еще раз и отдать пленку на проверку, дабы убедиться, что она не склеена.
– Так возьмите пленку, но не забирайте магнитофон.
– Детектив, чтобы установить подлинность пленки, иногда требуется тот магнитофон, на котором сделана запись.
Босх досадливо поморщился:
– Господи, зачем это вам? Вы знаете, от кого шла утечка, для чего же зря тратить время?
Снова пауза.
– Мне требовалось проверить все возможности. Детектив, я веду расследование так, как считаю нужным.
Теперь Босх сделал недолгую паузу, подумав, не упустил ли чего-то, не происходит ли что-либо еще. И в конце концов решил, что нечего беспокоиться. Нужно сосредоточиться на произведенном аресте. На своем деле.
– Проверять все возможности – это замечательно, – произнес он. – Так вот, сегодня я едва не упустил признание, потому что отсутствовал магнитофон. Верните его, пожалуйста.
– Он мне больше не нужен, и я немедленно передам его в экспедицию.
– Благодарю. До свидания.
Едва он прекратил разговор, у стола появился Эдгар с тремя чашками кофе. Это напомнило Босху о том, что им следует сделать.
– Кто в дежурной части? – спросил он.
– Там были Манкевич и Янг.
Босх перелил кофе из пластиковой чашки в кружку, которую достал из ящика стола. Потом поднял трубку и набрал номер дежурной части. Ответил Манкевич.
– В тест-закутке у тебя есть кто-нибудь?
– Босх? Я думал, ты взял выходной.
– Ошибся. Как с закутком?
– Нет, до восьми не будет никого. Что тебе нужно?
– Я собираюсь получить признание и не хочу, чтобы какой-либо адвокат мог ко мне придраться. От моего арестованного несет перегаром, но, думаю, он говорит правду. Однако все-таки хочу установить уровень содержания алкоголя в его крови.
– Это дело о костях?
– Да.
– Приводи его, сам все сделаю. Я аттестован.
– Спасибо, Манк.
Босх положил трубку и взглянул на Эдгара:
– Давай сводим его в закуток, посмотрим, что он выдует.
– Хорошая мысль.
Они понесли кофе в третью комнату, где оставили арестованного, примкнутого наручниками к кольцу в центре стола. Расстегнули их браслеты, дали ему выпить несколько глотков кофе и повели по заднему коридору к маленькой тюрьме отделения. Она состояла в основном из двух больших камер для пьяных и проституток. Была и маленькая третья камера, ее называли тест-закутком, там проверяли содержание алкоголя в крови.
Они встретили Манкевича в коридоре и пошли за ним к закутку, там он включил анализатор дыхания и велел Делакруа дунуть в присоединенную к аппарату чистую пластиковую трубку. Босх обратил внимание, что у Манкевича на груди поперек значка черная траурная лента по Джулии.
Через несколько минут они получили результат. Делакруа выдул 003, значительно меньше допустимого предела для вождения машины. Для признания в убийстве определенного уровня не существует.
Когда Делакруа вывели из камеры, Манкевич постукал Босха по руке сзади. Босх повернулся к нему, а Эдгар двинулся по коридору с арестованным.
– Гарри, я только хотел сказать, что очень сожалею о том, что произошло там.
Босх понял, что он говорит о Джулии, и кивнул:
– Да, спасибо. Случай тяжелый.
– Понимаешь, я должен был отправить ее. Знал, что она новенькая, только…
– Слушай, Манк, ты все правильно сделал. И не пересматривай ничего задним числом.
Манкевич тяжело вздохнул.
– Мне нужно идти, – промолвил Босх.
Когда Эдгар усадил Делакруа на прежнее место в комнате для допросов, Босх отправился в аппаратную, настроил видеокамеру через прозрачное с одной стороны стекло и вставил новую, взятую в кладовой кассету. Включил камеру и магнитофон. Все было готово. И он вернулся в комнату, чтобы завершить дело.

37

Босх назвал фамилии троих находившихся в комнате, дату и время, хотя последние будут отпечатываться в нижней части кадров видеозаписи. Положил на стол бланк с правами подозреваемого и сказал Делакруа, что хочет еще раз ознакомить его с ними. Закончив, попросил того подписать бланк, потом передвинул его на край стола. Отпил глоток кофе и произнес:
– Мистер Делакруа, сегодня вы изъявили желание поговорить со мной о том, что произошло с вашим сыном Артуром в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Вы по-прежнему хотите говорить с нами об этом?
– Да.
– Начнем с основных вопросов, потом можно будет вернуться и коснуться всего остального. Были вы причиной смерти вашего сына, Артура Делакруа?
– Да, был.
– Вы убили его?
– Да. Не собирался, но убил.
– Когда это произошло?
– Кажется, в мае восьмидесятого года. Вроде бы да. Вы, наверное, знаете об этом больше меня.
– Пожалуйста, не стройте таких предположений. Будьте добры, отвечайте на каждый вопрос в меру своей способности и памяти.
– Постараюсь.
– Где был убит ваш сын?
– В доме, где я тогда проживал. В его комнате.
– Как он был убит? Вы били его?
– Мм… да, я…
Деловой подход Делакруа к допросу внезапно нарушился, его лицо сморщилось. Он вытер ладонью слезы.
– Вы били его?
– Да.
– Куда?
– По всем местам.
– В том числе и по голове?
– Да.
– Вы сказали, это происходило в его комнате?
– Да.
– Чем вы били сына?
– Что вы имеете в виду?
– Кулаками или каким-либо предметом?
– И тем и другим. И кулаками, и предметом.
– Каким предметом вы его били?
– Даже не могу вспомнить. Чем-то, что было там. У него в комнате. Мне нужно подумать.
– Мы вернемся к этому, мистер Делакруа. Почему в тот день… Кстати, когда это происходило? В какое время дня?
– Утром. После того как Шейла – это моя дочь – ушла в школу. Это, собственно, и все, что я помню. Шейлы не было.
– А ваша жена? Мать мальчика?
– О, она давно ушла от нас. Из-за этого я и начал…
Делакруа умолк. Босх подумал, что он хочет возложить на нее вину за свое пьянство и таким образом она окажется виновной во всем, что происходило из-за пьянства, включая убийство.
– Когда вы последний раз разговаривали со своей женой?
– Бывшей женой. Я не разговаривал с ней с того дня, как она ушла. Это было…
Он не договорил. Не мог вспомнить, когда именно.
– А ваша дочь? Когда вы последний раз с ней беседовали?
Делакруа отвел взгляд от Босха.
– Давно, – ответил он.
– Как давно?
– Не помню. Мы не общаемся. Она помогла мне купить трейлер. Это было пять или шесть лет назад.
– Не разговаривали с ней на этой неделе?
Делакруа недоуменно посмотрел на него:
– На этой неделе? Нет. С какой…
– Предоставьте мне задавать вопросы. В последнее время читали какие-нибудь газеты или смотрели новости по телевизору?
Делакруа покачал головой:
– Не нравится мне то, что показывают сейчас. Я люблю смотреть записи.
Босх понял, что отклонился в сторону, и решил вернуться к основной теме. Для него было важно добиться искреннего, не вызывающего сомнений признания в убийстве Артура Делакруа. Для того чтобы оставаться в силе, ему надлежало быть убедительным и подробным. Босх знал наверняка, что когда у Делакруа появится адвокат, от признания он откажется. Так бывало постоянно. На признательные показания набросятся со всех сторон – от соблюдения процедур до душевного состояния подозреваемого, – и долг Босха не только получить признание, но и обеспечить, чтобы оно было принято и в конце концов представлено двенадцати присяжным.
– Давайте вернемся к вашему сыну Артуру. Помните вы, каким предметом били его в день смерти?
– Думаю, то была его миниатюрная бейсбольная бита, сувенир с какой-то игры «Доджерсов».
Босх кивнул. Он знал, о чем идет речь. Такие биты, похожие на старые дубинки, которые полицейские носили до появления металлических, продавались в сувенирных киосках. Ими можно было нанести смертельный удар.
– Почему вы били его?
Делакруа посмотрел на свои руки. Босх обратил внимание, что на пальцах у него нет ногтей. Зрелище неприятное.
– Не помню. Видимо, был пьяным. Я…
Внезапно у него опять хлынули слезы, и он закрыл лицо изуродованными руками. Босх дожидался, пока он не опустил руки и не заговорил снова.
– Ему… ему нужно было находиться в школе. А он не пошел. Я заглянул в комнату, он там. Я разозлился. Я платил большие деньги – хоть и нуждался – за эту школу. Я раскричался. Начал бить его, а потом… как-то схватил ту маленькую биту и ударил. Очевидно, слишком сильно. Я не хотел.
– Он был убит этим ударом?
Делакруа кивнул.
– Это означает да?
– Да. Да.
Раздался негромкий стук в дверь. Босх сделал знак Эдгару, тот поднялся и вышел. Босх предположил, что приехал обвинитель, но не собирался прерывать допрос для знакомства с ним. И настойчиво продолжил:
– Что вы сделали после этого? Когда Артур оказался мертв?
– Я вынес его через черный ход к гаражу. Никто меня не видел. Положил Артура в багажник своей машины и вернулся в его комнату. Навел там порядок и убрал кое-что из его одежды в рюкзак.
– Какой рюкзак?
– Школьный.
– Какую одежду вы положили туда?
– Не помню. Ту, что попалась под руку в ящике.
– Хорошо. Описать рюкзак можете?
Делакруа пожал плечами:
– Я не помню. То был просто обыкновенный рюкзак.
– Что вы делали потом?
– Сунул рюкзак в багажник и захлопнул крышку.
– Какая была машина?
– «Импала», семьдесят второго года выпуска.
– Она у вас до сих пор?
– Нет, к сожалению; это было бы замечательно. Но я угробил ее.
– Что вы имеете в виду под словом «угробил»?
– Врезался на ней в пальму в Беверли-Хиллз. Ее отправили на какое-то автомобильное кладбище.
Босх понимал, что отыскать машину через тридцать лет трудно, но сообщение, что она была разбита вдребезги, покончило с надеждой найти ее и поискать в багажнике какие-нибудь следы.
– Тогда давайте вернемся к вашей истории. В багажнике у вас лежал труп. Когда вы избавились от него?
– В тот же вечер. Из школы он не вернулся, и мы принялись искать его.
– Мы?
– Шейла и я. Мы ездили повсюду. Побывали во всех местах, где катались на скейтбордах.
– И все это время тело Артура лежало у вас в багажнике?
– Да. Я не хотел, чтобы Шейла знала. Оберегал ее.
– Понимаю. Заявили вы об исчезновении мальчика в полицию?
Делакруа покачал головой:
– Нет. Я поехал в уилширское отделение, поговорил с полицейским. Он сидел прямо у входа за письменным столом. Этот человек сказан мне, что Артур, наверное, убежал и вернется. Нужно несколько дней подождать. Поэтому я заявления не оставил.
Босх старался отыскать больше зацепок, мысленно перебирая те факты, которые можно подтвердить и, следовательно, использовать для подтверждения признания, когда Делакруа с помощью адвоката будет отказываться от него. Этой цели лучше всего послужили бы веские улики или научные факты. Но и совпадения в показаниях тоже были важны. Шейла Делакруа уже сообщила Босху и Эдгару, что они с отцом ездили в полицейское отделение тем вечером, когда Артур не вернулся домой. Но Босх не обнаружил следов заявления о пропавшем мальчике. Теперь все как будто совпадало. У него появилась еще одна зацепка, которая поможет подтвердить признание.
– Мистер Делакруа, вы чувствуете себя спокойно, разговаривая со мной?
– Да, конечно.
– Не ощущаете принуждения или угроз?
– Нет, ни малейших.
– Беседуете со мной свободно, так ведь?
– Да.
– Хорошо, когда вы достали тело своего сына из багажника?
– Вечером. Шейла легла спать, а я снова вышел к машине и поехал туда, где мог спрятать тело.
– Где же вы его спрятали?
– На холме. В Лорел-каньоне.
– Помните, в каком месте?
– Смутно. Поднялся на гору Лукаут. Где-то там, наверху. Было темно, и… я пил, потому что очень переживал после несчастного случая.
– Несчастного случая?
– Того, что слишком сильно ударил Артура.
– По какой дороге вы поднимались?
– По Уандерланд-авеню.
– Вы уверены?
– Нет, но мне кажется, так. Все эти годы… я старался обо всем забыть.
– Так говорите, вы были пьяны, когда прятали тело?
– Да, пьян. Не думаете, что причины для этого у меня были?
– Не важно, что я думаю.
Босх насторожился. Пока Делакруа делал полное признание, он выявлял и те сведения, которые могли навредить делу. То, что он был пьяным, объясняло, почему тело было торопливо брошено на холме и наспех прикрыто рыхлой землей и сосновыми иглами. Но Босх вспоминал свой трудный подъем вверх по склону и сомневался, чтобы пьяный человек мог взобраться туда, неся или волоча труп сына.
Не говоря уж о рюкзаке. Пришлось его тащить вместе с телом, или Делакруа вторично поднимался на холм и каким-то образом нашел в темноте то место, где спрятал труп?
Пристально глядя на него, Босх обдумывал, какой предпринять ход. Он погубит дело, если своим вопросом спровоцирует ответ, который адвокат использует в своих целях на судебном процессе.
– Помню только, – неожиданно произнес Делакруа, – что у меня это заняло много времени. Чуть ли не всю ночь. Я крепко обнял Артура перед тем, как положить в яму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38