Это было бы трусостью.
Идущее на север шоссе Голден-Стейт казалось почти пустынным, дождь и поздний час согнали с него всех, кроме тех, у кого не было иного выбора, как остаться на дороге. Такого выбора не имели, в частности, водители грузовиков, спешащие доставить на север, в Сан-Франциско, скоропортящиеся продукты или возвращающиеся на юг за новым грузом. Миновав самый сложный участок шоссе, пролегающий по склонам подступающих к Лос-Анджелесу гор, Босх прибавил скорости и быстро наверстал упущенное время. Справа, на востоке, пурпурный полог неба то и дело прорезали яркие стрелы молний. Вглядываясь в расступавшуюся от света фар темноту, Босх думал о своем бывшем напарнике, вспоминал старые дела и ирландские анекдоты, рассказывать которые так любил Фрэнки. Но как он ни старался, чувство вины не ослабевало.
Выезжая, Босх прихватил с собой кассету с записями любимых мелодий. Вставил ее в магнитофон, промотал пленку вперед и нашел то, что хотел. Это была «Колыбельная» Фрэнка Моргана. Медленная, чарующе прекрасная и берущая за душу музыка звучала для Босха прощанием с другом и апологией Фрэнки Шихану. Прощанием с Элеонор. Дождь и торжественно-печальная музыка подходили друг другу.
К дому, в котором жили Маргарет Шихан и ее дочери, Босх подъехал около двух. Свет горел не только под козырьком над входной дверью, но и в окнах одной из комнат первого этажа. Наверное, Маргарет все еще ждала звонка. Босх остановился перед дверью, припоминая, сколько раз выполнял эту тяжелую обязанность, потом поднял руку и постучал.
Маргарет открыла почти сразу же, но, похоже, не узнала его. С тех пор, как они виделись в последний раз, прошло много лет.
– Марджи, это…
– Гарри? Гарри Босх? Но мы же только что…
Она замолчала, поняв, что он приехал не просто так. Жены всегда понимают это, а может быть, чувствуют.
– О, Гарри, нет. Нет!
Она качнула головой, всплеснула руками и застыла с открытым ртом, напоминая знаменитую картину с кричащим на мосту человеком.

* * *

Она выдержала. Босх рассказал обо всем, что произошло, а потом Марджи сварила кофе, чтобы он не уснул на обратном пути. Кто еще, кроме жены полицейского, мог подумать об этом?
– Он ведь звонил тебе вечером, – сказал Босх, сидя на табурете у кухонной стойки.
– Да, я тебе говорила.
– Каким он тебе показался? О чем рассказывал?
– У него было очень плохое настроение. Я это сразу поняла. Он рассказал о том, как с ним поступили. Как его предали. Свои же. Он был очень удручен.
Босх кивнул.
– Фрэнсис отдал департаменту всю свою жизнь, а они… они просто бросили его тем, кому хочется крови.
Босх снова кивнул.
– Он говорил что-нибудь…
– О самоубийстве? Нет, ничего такого. Знаешь, когда-то, уже давно, я даже читала специальное исследование по проблеме суицида среди полицейских. Тогда Элайас обвинил его в необоснованном применении оружия. Ты должен помнить тот случай. Фрэнки впал в жуткую депрессию, и я по-настоящему испугалась. И начала читать. Так вот, оказывается, когда люди говорят, что собираются покончить с собой, они на самом деле просят о помощи, хотят, чтобы их остановили.
– Да.
– Наверное, он не хотел, чтобы его остановили, – продолжала Марджи. – По крайней мере ничего мне не сказал.
Она налила Босху кофе из стеклянного кофейника, потом открыла шкафчик и сняла с полки серебристый термос.
– Возьмешь с собой. Не хочу, чтобы ты уснул за рулем. Не хочу…
Он поднялся, шагнул к ней, обнял.
– Этот последний год… – глотая слезы, прошептала Марджи, – все пошло не так.
– Знаю, он мне рассказывал.
Она отстранилась, налила кофе в термос, завернула крышку.
– Мне надо спросить тебя еще кое о чем, – сказал Босх. – Его табельное оружие забрали на экспертизу. Он воспользовался другим. Знаешь что-нибудь об этом?
– Нет. У Фрэнки было только табельное оружие. Ничего другого я у него никогда не видела. У нас же две девочки. Когда Фрэнки приходил домой, то всегда убирал его в потайной сейф. И ключ постоянно держал при себе.
Босх задумался. Конечно, Шихан мог хранить револьвер не в доме, а в каком-то тайнике возле дома, там, где его не смогли найти даже фэбээровцы. Например, в саду, под деревом. Если он принес «беретту» уже после отъезда жены и дочерей, то Марджи вполне могла ничего не знать.
– Хорошо, – сказал он, ставя точку.
– А почему ты спрашиваешь, Гарри? Тебя в чем-то обвиняют? У тебя неприятности?
Босх немного помолчал, потом покачал головой:
– Нет, Марджи, у меня все в порядке. Обо мне не беспокойся.

Глава 31

Дождь не стих и к утру понедельника, так что поездка в Брентвуд заняла намного больше времени, чем рассчитывал Босх. Нельзя сказать, что на город обрушился какой-то небывалый ливень, но в Лос-Анджелесе едва ли не любые осадки способны парализовать нормальное течение жизни. Это одна из тех мистических тайн, которые не поддаются логическому объяснению. В мегаполисе, где автомобилей едва ли не больше, чем людей, оказалось полным-полно водителей, не способных справиться даже с самым умеренным ненастьем. По пути Босх слушал радио. Сообщения о дорожных пробках звучали куда чаще, чем о случаях насилия. К сожалению, метеорологи обещали, что к полудню небо расчистится.
На встречу с Кейт Кинкейд он опоздал на двадцать минут. Дом, из которого, как утверждалось, была похищена Стейси, представлял собой приземистое белое здание в стиле ранчо с черными ставнями на окнах и покатой серой крышей. Подъездная дорожка пересекала широкую зеленую лужайку и, огибая дом, вела к расположенному позади него гаражу. Босх припарковался у открытой передней двери рядом с серебристым «мерседесом».
Поднявшись на крыльцо, Босх услышал голос Кейт Кинкейд, приглашающей его войти. Он нашел ее в гостиной. Женщина сидела на диване, покрытом белым покрывалом. Вся остальная мебель была затянута чехлами такого же цвета. Казалось, в комнате собрались призраки.
– Переезжая, мы оставили здесь все, как было, – объяснила миссис Кинкейд. – Решили начать заново. Чтобы ничто не напоминало о прошлом.
Босх кивнул. Одетая во все белое – белая шелковая блузка, белые льняные брюки, – хозяйка тоже казалась призраком. И только лежащая рядом с ней черная кожаная сумочка выделялась на фоне кажущейся необъятной белизны.
– Как вы себя чувствуете, миссис Кинкейд?
– Пожалуйста, называйте меня Кейт.
– Хорошо, Кейт.
– Я чувствую себя хорошо, спасибо. Пожалуй, впервые за очень-очень долгое время. А вы?
– Так себе, Кейт. Ночь была беспокойная. И мне не нравится, когда и дет дождь.
– Я вам сочувствую. И еще мне кажется, что вы не выспались.
– Не возражаете, если я сначала осмотрюсь, а потом мы поговорим?
В кейсе лежал подписанный судьей ордер на обыск дома, но предъявлять его Босх не спешил.
– Да, пожалуйста. Вы попадете в комнату Стейси, если пройдете по коридору налево. Первая дверь с правой стороны.
Оставив кейс на выложенном плитами полу в холле, Босх отправился в указанном направлении. Мебель в комнате девочки была расчехлена, белые чехлы валялись кучкой на ковре. Вероятно, время от времени кто-то – может быть, мать Стейси – приходил сюда. Розовое покрывало и такого же цвета простыни лежали, смятые, на середине кровати. Вряд ли на ней спали, скорее, кто-то просто прилег и, собрав покрывало и простыни, прижал их к груди. Представив, как это могло быть, Босх отвернулся. Ему стало не по себе.
Не вынимая руки из карманов плаща, он вышел на середину комнаты и огляделся. Чучела животных, куклы, книги с картинками на полке. Ни киноафиш, ни фотографий теле– и кинозвезд, ни плакатов с изображением поп-кумиров. Складывалось впечатление, что в комнате жила девочка намного младше Стейси Кинкейд. Кто оформлял комнату? Родители? Или сама Стейси? Может быть, сохраняя детские вещи, цепляясь за прошлое, она надеялась как-то избежать окружавших ее ужасов настоящего?
На бюро лежала щетка с запутавшейся в зубьях прядью длинных светлых волос. Босх знал, что волосы пригодятся, если дело дойдет до сличения с уликами, которые, как он надеялся, будут обнаружены в одной из машин.
Он подошел к окну. На раме еще виднелись следы черного порошка для обнаружения отпечатков.
Босх повернул рукоятку и поднял раму вверх. На подоконнике были заметны царапины, оставленные отверткой или каким-то другим инструментом, с помощью которого похититель якобы открыл защелку.
Окно выходило на задний двор. Небольшой бассейн в форме фасоли был затянут брезентом. Брезент провис, и в середине собралась маленькая лужица дождевой воды. Босх снова подумал о девочке. Не в нем ли она пряталась? Не в него ли прыгала, чтобы там, под водой, выплеснуть боль и отчаяние в неслышном крике?
За бассейном он увидел высокую, около десяти футов, стену, которая окружала весь задний двор. Босх вспомнил, что видел эту стену на фотографиях с веб-сайта Шарлотты.
Он закрыл окно. Дождь всегда нагонял на него грустные мысли, совершенно неуместные в такой день. Перед глазами еще стояло страшное зрелище лежащего на шезлонге Фрэнки Шихана, из головы не выходили мысли о сбежавшей Элеонор и рассыпающемся, будто карточный домик, браке, а теперь ко всему этому добавился образ девочки с растерянным лицом.
Он вынул руку из кармана и открыл встроенный шкаф. Одежда Стейси все еще была там. Яркие цветные платьица висели на пластиковых «плечиках». Перебрав их, Босх нашел уже знакомое белое, с семафорными флажками.
По пути в холл он заглянул и в другие комнаты. Одну из них, похожую на гостевую спальню, Босх тоже помнил по фотографиям на веб-сайте. В ней насиловали и снимали на пленку Стейси Кинкейд. Он не стал задерживаться и вернулся в гостиную.
Кейт Кинкейд сидела на том же месте и в той же позе. Босх захватил кейс и вошел в комнату.
– Боюсь, я немного промок. Вы не возражаете, если я сяду, миссис Кинкейд?
– Конечно, нет. И называйте меня Кейт.
– Если вы не против, я бы предпочел оставить наши отношения на официальном уровне.
– Как вам удобнее, детектив.
Он был зол на нее за то, что случилось в этом доме, за то, что она так долго скрывала тайну. Короткой экскурсии по дому вполне хватило, чтобы убедиться: то, что с таким жаром доказывала накануне Кизмин Райдер, было правдой.
Босх опустился в зачехленное кресло напротив дивана и положил на колени кейс. Открыв его, начал перебирать содержимое, держа дипломат таким образом, чтобы Кейт Кинкейд ничего не видела.
– Вы нашли что-нибудь интересное в спальне Стейси?
Он посмотрел на нее поверх крышки.
– В общем-то нет. Мне просто хотелось почувствовать это место. Полагаю, полиция обыскала все самым тщательным образом, так что я вряд ли что-то найду. Стейси любила купаться в бассейне?
Он продолжал рыться в кейсе, одновременно слушая рассказ о том, какой хорошей пловчихой была девочка. Вообще-то Босх ничего не искал, а всего лишь притворялся, следуя плану, который выработал еще утром, до того, как выехал из дома.
– Она могла проплыть его под водой туда и обратно, – с печальной улыбкой говорила миссис Кинкейд.
Босх тоже улыбнулся, но сухо, без тепла.
– Миссис Кинкейд, как вы пишете слово «невиновность»?
– Извините?
– Слово. Невиновность. Как вы его пишете?
– Это как-то касается Стейси? Не понимаю. Почему вы…
– Пожалуйста, отвлекитесь на минутку. Назовите слово по буквам.
– У меня это не очень хорошо получается. Всегда делаю ошибки. Раньше я постоянно носила в сумочке словарь, и если Стейси спрашивала…
– Попробуйте. Пожалуйста.
Она задумалась. Смущенно посмотрела на Босха.
– Наверное, где-то подвох. Н-е-в-е-н-о-в-н-о-с-т-ь.
Женщина вопросительно подняла брови. Босх покачал головой и снова открыл кейс.
– Не совсем так. После «в» идет «и».
– Ну вот. Так я и знала.
Она снова улыбнулась. Он достал из кейса файл, в котором лежали анонимные записки, которые миссис Кинкейд посылала Говарду Элайасу, опустил крышку и положил файл на диван.
– Посмотрите. Здесь вы тоже написали его неверно, с той же ошибкой.
Она долго смотрела на верхний лист, потом глубоко вздохнула и заговорила, не глядя на Босха:
– Надо было посмотреть в словаре. Но я так спешила, когда писала.
Босх выпрямился. Дышать стало легче. Теперь он знал – самое главное позади. Ему не придется ничего доказывать, убеждать. Она ждала этого момента. Может быть, даже понимала, что он близок. Может быть, потому и сказала, что уже давно не чувствовала себя так хорошо.
– Понимаю. Вы хотите поговорить со мной, миссис Кинкейд? Рассказать обо всем?
– Да, – ответила она. – Хочу.
Босх вставил новую батарейку, нажал на кнопку записи и поставил магнитофон на кофейный столик.
– Вы готовы?
– Да.
Он назвал себя, продиктовал ее имя и фамилию, сообщил время и место допроса. Потом, держа в руке отпечатанный образец зачитал миссис Кинкейд ее конституционные права.
– Вам понятно то, что я только что прочитал?
– Да.
– Вы хотите поговорить со мной, миссис Кинкейд, или желаете пригласить адвоката?
– Нет.
– Нет – что?
– Мне не нужен адвокат. Он уже не поможет. Я буду говорить с вами.
Босх задумался. Сделать все нужно было так, чтобы в дальнейшем не возникло никаких проблем.
– Я не могу давать вам советы юридического характера. Но когда вы говорите «адвокат уже не поможет», это еще нельзя интерпретировать как отказ. Понимаете, что я имею в виду? Всегда существует возможность того, что адвокат…
– Детектив Босх, мне не нужен адвокат. Я в полной мере понимаю, какими обладаю правами, и не нуждаюсь в его помощи.
– Хорошо, в таком случае поставьте, пожалуйста, подпись внизу вот этого документа и распишитесь еще раз там, где указано, что вы не просите пригласить адвоката.
Он положил бумаги на столик и подождал, пока она их подпишет. Потом взял оба листка, проверил подписи, расписался сам в качестве свидетеля и убрал документы в кейс. Остальным пусть занимается окружная прокуратура… если дело дойдет до этого.
– Что ж, тогда все. Полагаю, мы можем начать. Вы хотите рассказать все сами, миссис Кинкейд, или предпочитаете отвечать на мои вопросы?
Он старался как можно чаще называть ее по фамилии – на случай, если пленку будет когда-нибудь слушать жюри присяжных:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44