Босх знал, что в отчете о вскрытии ее назовут «защитной». В последний момент, увидев направленное на него оружие, мужчина инстинктивно вскинул руку, как будто надеясь таким образом отвести роковую пулю. За годы службы Босх повидал немало такого рода ранений, и каждый раз они наводили его на мысль о том, что человек в последние мгновения жизни способен на самые отчаянные и безрассудные действия. Попытка отвести пулю рукой была в этом ряду одним из самых отчаянных жестов.
Снующие туда и обратно криминалисты не мешали видеть уходящие вниз, в сторону Хилл-стрит, рельсы и замерший у подножия холма, примерно в трехстах футах от вершины, второй вагончик, представлявший собой точную копию первого. У турникетов тоже толпились полицейские, а несколько фигур маячили даже у закрытых дверей Гранд-Сентрал-маркет.
Ребенком Босх не раз катался в этих вагончиках и хорошо знал, что они работают по принципу противовеса. Когда один вагон катится вверх, другой спускается вниз. Встречаются они ровно на середине пути. Он помнил Энджелс-Флайт той поры, когда Банкер-Хилл еще не обрел вторую жизнь в качестве шикарного бизнес-центра с башнями из стекла и мрамора, роскошными кондоминиумами и апартаментами, музеями и фонтанами, называемыми не иначе, как водными садами. Тогда, в те казавшиеся теперь такими далекими годы, здесь стояли особняки, теперь утратившие великолепие и превратившиеся в утомленные временем многоквартирные дома.
– Наконец-то, детектив Босх.
Босх повернулся – у открытой двери диспетчерской стоял заместитель шефа полиции Ирвинг.
– Вы, все. – Он махнул рукой, приглашая Босха и его людей войти в будку.
Они вошли в тесную комнатку, большую часть пространства которой занимали громадные колеса с намотанными на них тросами, с помощью которых вагончики некогда двигались вверх и вниз по рельсам. Босх вспомнил, что после того как несколько лет назад Энджелс-Флайт получил вторую жизнь, тросы и колеса заменили управляемой компьютером электрической системой.
По одну сторону от древних колес помещался маленький столик с двумя складными стульями, по другую стояли компьютер, стул для оператора и несколько картонных коробок. Верхняя была набита брошюрами по истории Энджелс-Флайт.
У дальней от входа стены, в тени старого железного колеса, стоял, сложив руки на груди, человек, грубоватое, красное от солнца лицо которого было хорошо знакомо детективу. Когда-то Босх сам работал в подчинении капитана Джона Гарвуда, начальника отдела по расследованию грабежей и убийств. Судя по всему, капитан пребывал не в самом лучшем расположении духа. На вошедших он даже не взглянул, и три детектива тоже ничего ему не сказали.
Подойдя к столику, Ирвинг поднял лежавшую на нем трубку и знаком попросил Босха закрыть дверь.
– Извините, сэр. Прибыла группа из Голливуда. Они здесь, так что мы готовы продолжить.
Он молча выслушал то, что ему сказали, и положил трубку на рычаг. Уважительный тон и прозвучавшее слово «сэр» навели Босха на мысль, что собеседником Ирвинга был шеф полиции. Дело становилось все любопытнее.
– Ну что ж, теперь все в порядке, – сказал Ирвинг, поворачиваясь к трем детективам. – Извините, что вытащил вас, ребята, тем более вне очереди. Но я уже поговорил с лейтенантом Биллетс, и теперь вы освобождены от дежурств до окончания данного расследования.
– И что же такого особенного в этом расследовании? – спросил Босх.
– Ситуация довольно деликатная. Речь идет об убийстве двух граждан.
Босх не любил, когда начальство ходило вокруг да около.
– Шеф, здесь столько парней из ОГУ, что им вполне по силам перекопать все дело об убийстве Роберта Кеннеди, – заметил он, бросая взгляд на стоящего в стороне Гарвуда. – Я уж не говорю о ребятах из ОВР, которых тут тоже хватает. Чем именно нам предстоит заниматься? Что вы от нас хотите?
– Все просто, – ответил Ирвинг. – Я передаю расследование вам. С этой минуты дело ваше, детектив Босх. Люди из ОГУ будут удалены отсюда, как только ваша группа возьмется за работу. К сожалению, как сами видите, вы прибыли с опозданием, но, думаю, это не самое страшное. Я знаю, на что вы способны.
Секунду-другую Босх смотрел на заместителя начальника полиции, потом снова бросил взгляд на капитана Гарвуда. Тот попрежнему стоял у стены, рассматривая пол под ногами. Ситуация складывалась не совсем понятная, и Босх задал единственный вопрос, ответ на который мог бы ее прояснить:
– Эти мужчина и женщина в вагоне, кто они?
Ирвинг кивнул.
– Кто они? Женщина – Каталина Перес. Кто такая и почему оказалась на Энджелс-Флайт, мы пока не знаем. Возможно, это не имеет никакого значения. Похоже, ей просто не повезло. Но решать это будете уже вы. А вот мужчина… С ним все не так просто. Точнее, совсем не просто. Это Говард Элайас.
– Адвокат?
Ирвинг кивнул. За спиной у Босха шумно вздохнул Эдгар.
– Точно?
– К сожалению.
Босх посмотрел в окошечко. Криминалисты в вагончике, похоже, собирались выключить свет, чтобы заняться поисками отпечатков пальцев. Взгляд детектива снова остановился на простреленной ладони. Говард Элайас. Босх подумал, что не менее половины подозреваемых топчутся сейчас здесь, на холме.
– Вот дерьмо, – пробормотал Эдгар. – Такое никому не спихнешь, а, шеф?
– Думайте, что говорите, детектив, – сердито бросил Ирвинг. – Вы не у себя дома.
– Я только хочу сказать, что, если вам так уж нужен дядюшка Том, это вовсе не значит…
– Ничего подобного, – резко оборвал детектива Ирвинг. – Хотите вы того или нет, но расследование предстоит вести вам. Надеюсь, каждый отнесется к делу с максимальной серьезностью и вниманием и проявит профессионализм. Но прежде всего мне нужны результаты. Того же от вас ждет и начальник полиции. Все остальное не имеет значения. Абсолютно никакого значения.
Выдержав короткую паузу, за время которой его взгляд успел обойти всех троих детективов, Ирвинг добавил:
– В этом департаменте нет черных и белых. Мы все – синие Имеется в виду цвет полицейской формы. – Здесь и далее примеч. пер.

.

Глава 3

Своей скандальной известностью адвокат по гражданским делам Говард Элайас вовсе не был обязан клиентам с громкими именами. К нему обращались главным образом те, кого в лучшем случае можно назвать никчемными бездельниками, а в худшем – отъявленными уголовниками. Широкая публика знала лицо и имя Элайаса в первую очередь благодаря умелому использованию им средств массовой информации, ловкой игре на напряженном нерве расизма и тому факту, что вся его адвокатская практика сводилась к одной практической цели: вчинить судебный иск департаменту полиции Лос-Анджелеса.
На протяжении вот уже двух десятков лет он обеспечивал себе более чем благополучное существование, раз за разом обращаясь в федеральный суд от имени граждан, так или иначе сталкивавшихся с департаментом полиции. Элайас предъявлял обвинения патрульным, детективам, начальнику полиции и даже институту полиции как таковому. Действовал он при этом просто и эффективно, требуя привлечь к ответственности всех, кто имел пусть даже косвенное отношение к произошедшему. Однажды, отстаивая интересы пострадавшего от клыков полицейской собаки подозреваемого в краже, Элайас подал в суд на овчарку, собаковода и все вышестоящее начальство, вплоть до шефа полиции. Для верности он добавил к списку ответчиков инструкторов школы собаководов и даже самого владельца питомника.
В многочисленных телевизионных ток-шоу и ловко срежиссированных «импровизированных» интервью на ступеньках окружного суда Элайас постоянно подавал себя как сторожевого пса расового и социального равенства, отважного одиночку, осмелившегося подать голос против нарушений, творимых фашистской и расистской полувоенной организацией, именующейся департаментом полиции Лос-Анджелеса. По мнению его критиков, в число которых входили полицейские, от рядовых до высших чинов, служащие самых различных городских ведомств и окружные прокуроры, Элайас сам был расистом, безответственные заявления которого еще более разделяли уже и без того разделенный город.
Для этих людей, которых адвокат называл не иначе, как клеветниками и очернителями, он являлся позором юридической системы, шулером и ловким фокусником, способным в любой нужный момент вытряхнуть из рукава козырную карту.
Чаще всего клиентами Элайаса становились цветные. Его способности публичного оратора, ловкое использование одних фактов и намеренное игнорирование других нередко превращали подзащитных в героев местного масштаба, символических жертв произвола полиции. Многие из обитателей южных кварталов города всерьез полагали, что только отважная борьба Говарда Элайаса не позволяет ДПЛА превратиться в оккупационную армию. В общем, он был одним из тех немногих, кого одновременно славословили в одних и поносили в других районах Лос-Анджелеса.
Мало кто из его сторонников понимал, что вся практика предприимчивого адвоката построена на одном-единственном законодательном акте. Он всегда обращался только в федеральный суд, пользуясь тем положением кодекса о гражданских правах, которое позволяло ему в каждом выигранном случае выставлять счет за свои профессиональные услуги городу Лос-Анджелесу.
Избиение Родни Кинга Родни Кинг – чернокожий американец, жестоко избитый в 1991 г. лос-анджелесскими полицейскими. Суд признал последних невиновными, что вызвало массовые протесты и волнения в 1992 г.

, содержащий резкую критику в адрес полиции доклад Комиссии Кристофера и последовавшие после процесса беспорядки, расколовший общество суд над О.Д. Симпсоном О.Д. Симпсон – американский футболист, позднее киноактер. В 1994 г. был обвинен в убийстве жены и ее любовника. Суд продолжался девять месяцев, за ходом процесса следил по телевидению весь мир. Жюри признало его невиновным. Позднее родственники убитых выиграли гражданский процесс, и Симпсона обязали уплатить 8,5 млн. долларов.

сформировали в городе определенное, пристрастное отношение к деятельности Элайаса. В такой атмосфере ему не составляло большого труда убеждать жюри присяжных принимать решения в пользу истцов с назначением им компенсации за причиненный, порой чисто символический вред. Члены жюри не понимали, что, вынося такие вердикты, они дают Элайасу возможность вытаскивать из карманов налогоплательщиков, а значит, и своих собственных, сотни тысяч долларов.
В случае с полицейской собакой, ставшем для Элайаса знаковым, присяжные пришли к выводу, что права истца были нарушены. Однако, учитывая то обстоятельство, что истцом выступал вор, уже неоднократно арестовывавшийся и признававшийся виновным в прошлом, они назначили ему символическую компенсацию в размере одного доллара. Намерения жюри были ясны: подать определенный сигнал департаменту полиции, но никак не способствовать обогащению преступника. Однако для адвоката решение присяжных имело совсем другое значение. Победа есть победа. Пользуясь федеральными законами, он предъявил властям города счет на триста сорок тысяч долларов за оказанные профессиональные услуги. Власти возмущались и негодовали, но добились только того, что сумели сократить сумму примерно наполовину. Получалось так, что жюри, полагая, что грозит пальчиком департаменту полиции, на деле оплачивало и финансируемые Элайасом телеинтервью на Девятом канале, и его «порше», и итальянский костюм, в котором он появлялся в зале судебных заседаний, и роскошный дом в районе Болдуин-Хиллз.
Разумеется, Элайас был не одинок. Десятки адвокатов специализировались на защите попираемых полицией гражданских прав горожан, успешно пользуясь федеральными законами для пополнения собственного кармана за счет городской казны. Не все были столь циничны. Имелись и такие, кто руководствовался в своей деятельности не корыстью, а иными мотивами. Инициируемые Элайасом судебные разбирательства способствовали позитивным переменам в департаменте полиции, что не оспаривали даже его противники. Процессы, связанные с нарушениями гражданских прав, положили конец порочным методам, применяемым полицией при задержании подозреваемых и не раз приводившим к гибели задержанных. Улучшились условия содержания арестованных в местных тюрьмах. У граждан появились проверенные средства в борьбе с полицейским произволом.
И все же Элайас занимал особое место и на голову возвышался над общей массой коллег по адвокатскому цеху. Он отлично смотрелся на экране телевизора, умел убеждать, обладал талантом актера и был абсолютно беспринципен в выборе клиентов. Элайас не чурался представлять «обиженных» следователями наркодельцов, воров, обкрадывавших бедных, но жаловавшихся на грубость копов, грабителей, с легкостью расстреливавших своих жертв, но вопивших о беззаконии, когда оружие применяла полиция.
Главная тема, которую Элайас развивал каждый раз, когда на него направляли телекамеру, выражалась в нескольких словах: злоупотребление власти есть злоупотребление силой независимо от того, является жертва преступником или нет. Глядя в объектив, адвокат твердо заявлял, что если такое злоупотребление терпят в отношении виновных, то недалеко и то время, когда его целью станут невиновные.
За последние десять лет Элайас не менее сотни раз обращался в суд с иском против департамента полиции и выиграл более половины дел. Одного его имени было достаточно, чтобы у полицейского задрожали коленки. В департаменте каждый знал, что если адвокат взял вас на крючок, соскочить будет уже не просто. Элайас не шел на внесудебное урегулирование по той причине, что такое урегулирование не приносило ему никакой финансовой выгоды, а потому, попав ему на заметку, вы были обречены на незавидную роль в организованном судебном спектакле. Ваше имя будет мелькать в пресс-релизах, звучать на пресс-конференциях, снова и снова появляться в заголовках газетных статей и склоняться в телевизионных репортажах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44