– Один раз нас Вован с собой пригласил, ну там все чики-пики, девки голые задами крутят, водяры хоть упейся, сидим, кайфуем – и тут заходит один! Морда ментовская, пузо такое, что явно генерал. Заходит, и лыбу до ушей давит: «Володька!», – говорит, это Вовану типа, – «Дорогой! Сколько лет, сколько зим! Как ты, какими судьбами?» Ну так прикинь – оказалось, они еще с тех пор знакомы, как наш Вован в КПЗ для несовершеннолетних сидел, а тот младшим лейтенантом там дело на него завел, а теперь – крупная шишка в пограничной службе стал! Так они с Вованом тут же, по старой памяти, на месте добазарились, сколько фур чего и когда пропустить надо! Так что менты, они свои в доску, ну так че их не уважать? Скажи, Толян?
– В натуре! – подтвердил тот.
Следующим Всемир Древощит рассказывал.
– …дружинник дружиннику ведь роднее брата будет, а воевода наш, Храбр Турыч – отец родной, всегда в тяжкую годину слово доброе скажет, никогда не оставит в беде. Я как юнцом безусым первый раз на княжий двор подался, сразу уважением великим к нему преисполнился. Ибо муж он хоть и строгий, но справедливый, сразу дал мне понять, что пока в бою я не покажу храбрость богатырскую, не стать мне истинным дружинником. Ибо не силушкой, от природой данной, дружинник от смерда отличается, иной пахарь и посильнее будет. И не ратным умением, с мечом обращаться, ибо и тут иные скоморохи такие чудеса творить могут, что не сравнятся с ними княжеской дружине. А духом своим, чувством плеча друга-товарища, храбростью и преданностью делу своему. И таков он был во всем, Храбр Турыч – в любом деле мастер великий, на мечах первый, из лука равных не имел, в любой бой сам вел дружину, не отсиживался за нашими спинами. Каждого дружинника по имени знал, по батюшке величал, и каждый знал, что в час тревожный лишь Храбр наш выход найдет. Он даже в сердечных делах советы давал, мудрый был воевода, достойный.
– А в дружине у нас свои законы были, неписаные, – говорил Всемир. – Мы ведь князю правая рука будем, ежели враг какой – дружина скачет; водяные шалить начали, поля залили – дружина на подмогу; пираты шалят, люд разбойный разошелся, али просто нашлись те, кто нечисти продался, против князя восстав – лишь дружинники пособят, на подмогу придут. Мы ведь и оброк для князя собирали, и судили на местах волей княжеской. Но простой люд, что к земле близок, сего не ведает – для него князь далек, яко боги небесные, мы же, дружинники, близко, и решать правом наделены. Вот и ходили к нам посланцы, всякие да разные, слово держали. Одни просили дело в их пользу решить, яствами редкими угощая, кушаньями, лишь князя достойными. Другие просили оброк сим годом не брать, передавши князю, что колодцы посохли, а траву твари мелкие поели, дочерей своих, красавиц, предлагая, дабы те увеселили нас. Третьи и вовсе речи недостойные вели, предлагая князя-батюшку предать, воеводу, Храбра Турыча, словами нехорошими называли, предлагали мятеж поднять. Но законы наши, неписаные, что Храбр Турыч каждому новобранцу первым делом доводил, тверды были – не слушали мы эти речи, а вершили суд по справедливости, положенный оброк собирая и над разбойным людом расправу верша. Ни яства, ни девицы красные, ни злато-серебро не могли нас соблазнить, ибо пуще всего держало нас слово данное, что простого человека дружинником делает.
– Встречались среди нас и отступные люди, ибо ведомо, что средь любых благодетелей найдется место пороку, ибо мир наш несовершенен. Прельщали их девицы-красавицы, давали они волю искушениям, самому святому изменив – дружбе воинской да слову данному. Но коли прознавал кто из нас про отступников сих, не было им среди нас больше места. Ежели грех их невелик был, уходили они из дружины, без почета, но и без кары суровой, все же не забывали мы тех, кто спину в бою прикрывал, от смерти верной спасая. Но ежели тяжкий грех свершался дружинником, яко убийство невинного али речи, князя несправедливо обличающие, не было пощады отступникам. Выходил тогда Храбр Турыч перед строем, и, понурив голову, слово держал, где прощения просил за грех свой, за ошибку, что не прознал отступника вовремя, принял его в дружину, за сына своего принял. И отвечали мы тогда воеводе своему по обычаю – что не было его вины, что на всех нас вина лежит, он же, Храбр Турыч, из нас самый достойный, не должен себя корить. После сих слов шли мы карать отступника, не как друга былого, а как врага лютого, что лишь притворством одним из дружинников стал. Таковы у службы нашей законы были неписаные…
И Олег делился воспоминаниями из своей, долгой и полной событиями, жизни.
– …и раздается звонок. Я дверь открываю, а во дворе воронок стоит, и два таких темных товарища у дверей. Стоят, нервно курят. Спрашивают, не тут ли «товарищ Гореминский» живет, я в тридцатые горы по паспорту именно Гореминским был. Ну, я и отвечаю, что это я. А они мне в ответ: «Товарищ Гореминский, органы получили достоверные сведения, что никакой вы не товарищ, а самый настоящий иностранный шпион и диверсант, а потому сдавайте паспорт, партбилет, и проследуйте за нами. Соответствующие органы и советский суд, самый справедливый и гуманный суд в мире, с вами разберутся». Ну, я такую наглость, понятное дело, не стерпел. Будить меня посреди ночи, и Иришку мою будить, я тогда с одной актриской сожительствовал – это выше моего терпения. Послал я их, сначала вежливо и почти без мата, дверь перед носом захлопнул, думал, поймут. Не-а, не поняли. Стучат, кулаками, орут, соседей всех перебудили. Мол, «выходи, враг народа, хуже будет». Ну я вышел. Стало хуже. Им, понятное дело, не мне. Всех троих выпил, и тех двоих, и водителя за компанию. Не только кровь, а и ауру всю высосал. Подчистую. Машину отогнал, чтоб вид из окна не портила, и бросил прямо на Красной площади, а сам домой прилетел. Досыпать.
– Утром выхожу на работу – а на меня все, как на покойника, смотрят, – весело усмехаясь, рассказывал вампир. – А спросить боятся. И на работе вдруг оказалось, что меня уже вроде как и вычеркнули – пришлось срочно назад вписывать, извиняться. Только свой кабинет занял, я тогда в каком-то комиссариате отделом связей с заграницей заведовал, как вваливаются, нахалы. Морды плеч шире, волками на меня смотрят, заявляют: «товарищ, проследуем за нами, поговорить надо!» Ну надо, так надо, проследовал, настроение-то хорошее, крови напился. Завели меня в какой-то подвал, на стул посадили, лампу в лицо, и спрашивают – так-то и так-то, что с товарищами случилось, которые за тобой ночью посланы были, и чьи обескровленные тела утром в машине нашли у самого Кремля? Ну, я пожал плечами, и честно ответил: «вампир, наверно, выпил!» А они разозлились, орут, мол, с нами шутки плохи, вампиры – поповские выдумки, религия – опиум для народа, признавайся, а не то… Решили они на мне показать, что за «а не то» такое, ну и я, чисто из самообороны, их тоже выпил. Не пропадать же добру. Возвращаюсь на работу – а меня уже снова вычеркнули! Хоть из кабинета не выходи! О, как они там плясали, как извинялись, мол, еще раз ошибочка вышла, прощения просим… Ну, вернулся я. Сел, сижу. Работаю.
– Уже к вечеру дело шло, заходит бочком ко мне серенький такой, стучится: «можно?» Пришел, сел, бумажкой какой-то махнул, о здоровье Иришки справился, и спрашивает, правда ли, что я с разными иноземцами дела веду? Я его чайком угостил, и говорю – правда, по долгу службы положено. А он и уточняет – а не предлагали ли мне на иностранные разведки работать, да против строя коммунистического диверсии вести? Я честно ответил – и это правда, не раз предлагали, и тут, и когда я за границей мотался. Он аж побелел, хоть и без того серым был. Дальше расспрашивает, мол кто, когда, что я ответил – я честно ответил, меня попросили их не выдавать, а я человек слова, пообещал – сделаю, тем более они мне деньги хорошие платят, инвалютой. Белее мела стал. Спрашивает, не знаю ли я, что с теми двумя, что ко мне раньше приходили, случилось. Ответил – валяются в подвале соседнего дома, дохлее некуда. Последние краски исчезли, серому-то тоже отчет давать, как представил, что он там напишет… «Вел долгие беседы за чашкой чая один на один с добровольно сознавшимся иностранным шпионом, признавшимся в пяти убийствах сотрудников народного комиссариата…» За такой отчет и самому можно куда не надо угодить. Поблагодарил за помощь, попрощался, заикаясь, из кабинета выскользнул, и больше я его уже не видел.
– А ночью мой дом штурмовая бригада на танках окружила, и стрелять собрались… Ничего не поделаешь. Пришлось всех выпить. Всю танковую роту. Не корысти ради, а лишь из соображений самообороны. Утром меня в Кремль вызвали. К главному. Торжественный прием устроили, с почетным караулом, как положено. Поговорили мы с ним по душам, он пообещал, что меня больше трогать не будут, я тоже пообещал аппетиты свои сдерживать, не пить больше никого без предварительного уведомления соответствующих органов…
Осмелевший в последнее время Любослав тоже попытался о чем-то рассказать, но буквально через пару минут ему пригрозили (совместно Колян, Толян и Олег), что если он немедленно не замолчит – всю остальную дорогу будет тяжелый рок слушать. Угроза страшная, так что пришлось Любославу замолкнуть. А ведь он только успел рассказать о том, как Перун-Громовержец с Сварожичем-Палящим на спор первые двенадцать кубков вина по очереди выпили, еще жалких восемьдесят восемь кубков на брата, и рассказ бы дошел до кульминации… Молчал и ворон. Как новенькому в компании, слово ему было еще не положено.
Весь день за окнами тянулась степь. С альвами, сошедшими с ума в разных позах. Не произошло больше ровным счетом ничего, тишь, да гладь, да божья благодать. После переполненного событиями прошлого дня это вызывало странные ощущения, каждый задумался о своем месте в системе мироздания, о той лепте, что он вносит в счастливое окончание похода.
Любослав вообще запутался в своих ощущениях, еще бы, попасть на старости лет в такую передрягу, да еще и по собственной инициативе… С одной стороны вроде бы все плохо – им командуют, как хотят, тащат, куда не просил, волокут за руки-ноги, как мешок с репой, да еще и под дождем. А с другой – как-никак, волхв своих богов в живом виде повстречал, а что это, как не венец жреческого служения?
Похожие чувства испытывал и Всемир. Радость от того, что он, с настоящими иноземными богатырями, способными с одного выстрела взорвать бессмертного альва, едет спасать мир от страшной напасти. Но и грусть-тоску, оттого, что его, бывшего дружинника князя, а затем известного по всему Китежградскому княжеству богатыря, считают за мальчика для битья, ни капельки не уважают, плюс еще и не упускают шансов насмеяться. Особенно Олег, хотя вампир, как уже Всемир заметил, ко всем так относится, включая даже «всесильных» богов.
Колян и Толян терзались странными ощущениями. Нет, это были еще не мысли, до подобной стадии эволюции им еще предстояло дойти, но их некое примитивное подобие. Гласящее примерно следующее: «вот, блин, что же это выходит, мы ехали на сафари, стрелять козлов, а теперь вместо этого что, должны благородными воителями работать?» Однако примитивное сознание, дабы не травмировать психику решением подобных задач, само тут же подсунуло ответ: «одно другому не мешает, почему бы не спасти мир, перемочив в сортире всех козлов». И добавляло: «получив от этого огромное удовольствие». Последнее было немаловажным – Толян с Коляном уже достаточно насытились новыми впечатлениями, и не понукай их Олег, начали бы уже задумываться о том, чтоб повернуть назад. Ведь они, покидая Киев, так и не удосужились Вовану сообщить, что одолжили его любимую машину… Однако энтузиазм вампира, его любовь доводить любое дело до конца, частично перешел и на них, так что поворачивать назад Толян пока не спешил.
Единственный, чьи мысли не охватывали глубин философии, был Олег. Как всегда в спокойной обстановке, он думал обо всем сразу. О говорящем вороне-проводнике, вампиру за века его жизни встречалось огромное количество богов, но ни одной по-настоящему разумной птицы. Об альвах и их «звездных вратах», построенных «небесными демонами», о том, что ради собственной безопасности, с ними надо тоже будет как-нибудь разобраться. О тех сюрпризах, которые еще хранил в своих бездонных недрах внедорожник «Вепрь», «выплевывая» по мере необходимости то бензопилу, то пулемет, то два автомата с подствольными гранатометами. О Черном Маге и способах, как его вычислить среди людей, если стандартное чтение мыслей подведет. О Зинаиде Генриховне Лобной, любимой жене, которая, наверняка, уже извелась в бесперспективных попытках его найти, даже с использованием самого совершенного ведьмовства и знакомых из Интерпола. О Горыныче, который, наверняка, где-то притаился, готовя очередную гадость. О Соловье-разбойнике, эльфах и их королеве Жасминэль, о богах и данном им слове… Мысли Олега работали, причем достаточно продуктивно, по всем направлениям сразу, разве что о своем месте в жизни вампир не задумывался. По принципу: «а чего об этом думать, если и так очевидно, что я тут главный и все остальные без меня никто».
По причине отсутствия каких-либо иных вариантов, заночевали посреди степи, возле «кланяющегося альва» – данный индивид, видимо, сохранил в своей оперативной памяти лишь технологию поклонов, чем и собирался заниматься ближайшие годы, пока весь уран U235 в реакторе не распадется. А дальше все по давно заведенной программе – сытный ужин, совмещенный с распитием алкогольных напитков, которые, между прочим, уже подходили к концу, ну и положенный сон. На природе, за день солнце полностью высушило землю, не осталось и намека на то, что еще совсем недавно она представляла собой сплошную грязевую кашу. Разве что машина была не по-детски заляпана, так что Толян с Коляном клятвенно пообещали друг другу помыть ее в ближайшей же реке. Лишь ворон один не спал, ну да ему простительно – старый уже, а в старости часто бессонница мучить начинает.
Не откланялись от заведенного порядка и утром – подъем ближе к полудню, завтрак, вперед и с песней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41