— Понимаю. — Папик улыбнулся и протянул мне огромную, толстую сигару— Попробуй вот это. Голландская.
Сделав глубокую затяжку, я громко закашляла, с трудом сдержав нахлынувшие слезы.
— Очень крепкая!
— Тогда кури с ментолом. Пора отвыкать от зоны и привыкать к нормальным вещам, — сказала Танька.
— В самом деле, такая красивая девушка не будет смотреться с папироской, — поддержал ее папик.
Я достала из Танькиной пачки сигарету и помяла ее в руках.
Вскоре на балконе появился внушительных размеров мордоворот и крепко обнял Таньку за плечи.
— Танечка, девочка моя любимая, извини, что так задержался. Дела. Пойми правильно.
Танька улыбнулась и торжественно произнесла:
— Дарья, знакомься. Это моя вторая половина. Собственной персоной.
Мордоворот оглядел меня с ног до головы и протянул руку.
— Вадим.
— Даша.
Мордоворот перевел взгляд на папика и доложил:
— Папа, я все сделал, как вы сказали.
— Хорошо, давай отойдем на пару минут и ты мне все расскажешь. — Папик взял Танькиного мужа под локоть и увел в другую комнату.
— Видишь, какой он у меня теперь шелковый. На баб даже не смотрит. Меня на руках носит.
— Танька, а как ты его любовницу убила?
Очень просто. Ехала по набережной. Смотрю, у престижного, сталинского дома джип моего ненаглядного стоит. Я вышла, подошла к джипу, постояла пару минут, затем увидела мальчишек, игравших во дворе, и спросила у них: «Мальчики, вы не знаете, чья это машина?» — «Это машина Ленкиного жениха», — ответили они. «И давно он к ней ездит?» — поинтересовалась я. «Каждый день. Он ей машину красивую купил. Рядом стоит». Я посмотрела на новенький «ягуар» и чуть не взбесилась от злости. Узнала номер квартиры этой Лены, позвонила в дверь. Дверь открыла полуголая девица, чисто символически прикрытая полотенцем. Я ее отодвинула и прошла внутрь. В зале на диване лежал мой ненаглядный в чем мать родила и курил сигарету. Увидев меня, он начал оправдываться, такую чушь нес, что вспомнить стыдно, но девица его перебила и сказала, что они-де с Вадиком любят друг друга и хотят пожениться, а что касается меня, та он только на деньги позарился, теперь, мол, сам об этом жалеет. Я посмотрела на лежавшую на столе кобуру, достала оттуда пистолет и заткнула этой дуре рот, выстрелив в голову. А потом я выскочила из квартиры и поехала в милицию, чтобы написать чистосердечное признание. Папика в это время не было. Он уехал по делам за границу. — Танька замолчала и вытерла выступившие слезы. — Она мне иногда по ночам снится, — немного помолчав, прошептала она.
— Кто?
— Да эта девица, которую я убила. Ладно, Бог с ней. Дело прошлое. Пошли веселиться.
Мы вернулись в зал и сели за стол.
— А теперь, дорогие мои, — сказал Танькин папик, — начинаем самую приятную часть нашего торжества. Сейчас принесут праздничный торт, и мы попросим Дашу отрезать первый кусочек.
Заиграла музыка, и в зал внесли торт размером с человеческий рост. Посреди торта стояла миниатюрная девушка, утопавшая в креме, клубнике, шоколаде и взбитых сливках. В одной руке она держала воздушные шары, а в другой — букет алых роз. Если я окончательно не сошла с ума, то девушка была живая.
— Что это? — спросила я у Таньки, не скрывая своего замешательства.
— Торт.
— Я понимаю, что торт. Неужели это живая девушка?
— Конечно живая! Папик часто такие торты заказывает. В Москве есть специальная служба, где можно заказать такой торт. Ты что, разве не слышала?
— Нет.
— Ничего особенного. Девушек сажают в огромный торт и обмазывают кремом. Работа тяжелая. Можно только шевелить руками, и все. Попробуй посиди несколько часов без движений.
— А как же она ходит в туалет?
— Терпит. Ты ее не жалей. Она нормальные бабки получает. Больше, чем ты в своем стриптизе зарабатывала. Ради таких денег можно и потерпеть.
Папик подошел ко мне, взял за руку и подвел к торту. Робко отрезав небольшой кусочек, я положила его на тарелку и стала наблюдать за гостями.
Два упитанных мордоворота слизывали крем с груди девушки. Мужчина средних лет, скинув пиджак, запустил руку в торт по самый локоть и, судя по всему, пытался ущипнуть девушку за попку.
— На ней ничего нет, — возбужденно кричал он, — даже трусиков!
— Они всегда так дурачатся, — засмеялась Танька и налила мне полный бокал шампанского.
Примерно через час торт почти съели. Девушка по-прежнему сидела на подносе. На лице ее читалась усталость, в глазах— тоска. Затем четверо крепких ребят унесли поднос.
— Не волнуйся, ее водитель в машине поджидает, — объяснила Танька. — Она прямо в креме на фирму уезжает. Там моется и деньги получает. Работенка — не позавидуешь. Представляю, как она в туалет хочет. Говорят, им за день до заказа нельзя ни есть, ни пить.
Танька зевнула и посмотрела на мужа. Вадик слегка приобнял ее за плечи и ласково сказал:
— Танюшка, пойдем спать. Мне вставать рано. Папа на завтра столько дел поручил! Боюсь, до ночи не управлюсь.
— Иди, я скоро приду.
— Только не долго!
Проводив Вадима взглядом, Танька уставшим голосом произнесла:
— Дашуль, и в самом деле, пошли спать. Сегодня такой день сумасшедший. Я двенадцать часов за рулем просидела. Да и ты, наверное, устала. Пошли, я покажу тебе твою спальню.
Неожиданно Танька подмигнула мне и спросила:
— Хочешь, я тебе сыграю? Чтобы спалось хорошо.
— А ты умеешь?
— Конечно. Я ведь закончила музыкальную школу.
В зал зашла официантка, чтобы убрать со стола, но Танька жестом приказала ей удалиться. Сев за рояль, она заиграла одну из моих любимых мелодий.
— Станцуешь?
Кивнув, я быстро уловила такт и принялась танцевать. Танька, открыв рот, смотрела на меня. Вскоре лиловое платье упало на пол, и я осталась в одних трусиках. Когда музыка наконец закончилась, я остановилась, подняла с пола платье и на минуту застыла, потеряв дар речи. В дверях стоял папик и громко хлопал в ладоши.
— Здорово! — поддержала его Танька. Покраснев, я схватилась за щеки.
— Ты чудесно танцуешь, — улыбнулся папик.
— Я пошла спать, — зевнула Танька, взяла меня за руку и потянула за собой.
Проходя мимо папика, я, опустив голову, еле слышно прошептала:
— Спокойной ночи.
Танька привела меня в спальню и показала на огромную кровать из дорогого канадского дуба.
— Прыгай и спи. Это тебе не койка в нашем бараке. Здесь ты должна выспаться.
Чмокнув меня в щеку, она вышла, плотно закрыв за собой дверь. Я моментально заснула. Мне приснился Глеб. Он сидел в кресле и просил меня станцевать. Я скинула телогрейку, ботинки и выполнила его просьбу.
Глава 14
Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь. Почему нас не будит дежурный? Ведь на улице уже светло — значит, давно пора идти на работу. Господи, ведь я свободна, свободна — наконец дошло до меня. Мне не надо умываться ледяной водой, есть баланду из железной миски и плестись на швейную фабрику.
— Я свободна! — закричала я во весь голос и как девочка запрыгала на кровати. — Я свободна!!! Я свободна!!!
Дверь открылась, и в спальню вошел папик.
— Даша, что-то случилось?
— Ой, простите меня! Наверное, я кричала так громко, что разбудила вас.
— Я шел умываться и вдруг услышал крик. Подумал, может, что случилось?
— Извините. Я проснулась и поняла, что свободна, поэтому не смогла сдержать своих чувств.
Папик присел на краешек кровати и спросил:
— Даша, а где твои родители?
— У меня никого нет. Только сестра, но мы с ней не дружны.
— У тебя есть квартира?
— Есть, но только не в Москве. Там никто не живет. Она закрыта. Я не хочу туда возвращаться. Не волнуйтесь, я не буду вам докучать. Я сегодня же уеду. Я раньше снимала жилье. Там лежат мои вещи. Мне есть где остановиться. На работу я устроюсь. Конечно, на старое место меня не возьмут, но я что-нибудь подыщу. Вы не волнуйтесь. Я сейчас встану, умоюсь и уйду.
Папик нахмурил брови. Неожиданно в кармане его халата зазвенел телефон. Он достал трубку и посмотрел на меня. Я натянула одеяло до самого подбородка и отвернулась к окну.
— Короче, если он не хочет платить, тащите его в подвал и выбивайте деньги другим путем. Нечего с ним цацкаться. Он что, баба, что ли?! Сделайте ему последнее предупреждение. Если не поймет, тащите в подвал. Если в подвале не расколется, надо грохнуть его к чертовой матери, и все. Давай, до связи.
Папик сунул трубку в карман и смущенно улыбнулся.
— Извини, Дашенька, за грубость. Это я так, производственные вопросы решаю. Коммерсанты народ поганый, постоянно вынуждают идти на экстренные меры. Деньги лопатой гребут, «мерседесы» с квартирами покупают, а делиться не хотят. Но ведь моим браткам тоже кушать хочется. Семьи у всех, детей кормить надо. Коммерсы бутерброды с черной икрой едят, а мы чем хуже?
Молодым ребятам и в сауне попариться хочется, и девочку хорошую заказать, и за город отдохнуть съездить. На все деньги немалые нужны. От коммерсанта все равно не убудет. Он ведь живет по принципу: «купи-продай». С нами поделится завтра новое купит, послезавтра опять продаст и деньги свои с наворотами вернет. А мои братки понятия не имеют, как это делается. У них другой принцип: «Если ты нормально живешь, так сделай так, чтобы и я жил нормально». Не думай, Дашенька, что ты к бандитам попала. Мы люди с понятиями, стариков и малоимущих не трогаем, да И к коммерсам стараемся бережно относиться, а ведь есть и такие, кому разницы нет, у кого забирать, вот они и метут у всех подряд. Мы же никогда старуху без пенсии не оставим, жалко нам тех, кто и так на воде да хлебе живет.
Папик помолчал немного, а потом сказал:
— А насчет того, что ты нам с Татьяной мешаешь, не бери в голову. Мы тебя на улицу не гоним. Мы тебе обязаны по гроб жизни, и я, как отец, в большей степени. Ты моей Таньке жизнь сохранила. Поэтому живи у нас. Места много, всем хватит. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Ты приятная молодая девушка, да и мне, старику седому, на тебя смотреть одно удовольствие.
— Не такой уж вы и старый…
— Но и не молодой. Годы свое берут. Здоровье уходит. Еще недавно сопливым пацаном был.
а теперь в зеркало смотрю — голова белая. Супругу схоронил. Хорошо жили, дружно. В молодости всякое было — и ссоры и ревность, а с годами все прошло. С годами мудрость приходит, но и одиночества начинаешь бояться больше всего. Хорошо хоть Танечка у меня есть. Может, внуков мне родит. У меня, конечно, времени свободного мало, но для них оно всегда найдется. Ты моей Таньке жизнь сохранила, значит, и внуков моих спасла. Что я, не знаю, что такое колония, что ли? Хочешь, у нас живи, хочешь, я тебе квартиру куплю, чтобы ты по углам не мыкалась. Танька тебя любит. Мне бы хотелось, чтобы вы не только в колонии подругами были, но и на воле тоже.
— Вы хотите купить мне квартиру? — не поверила я своим ушам.
— Куплю, если у нас жить не хочешь. Ты где раньше работала?
— Танцевала я…
— Балерина, что ли?
— Нет. Стриптизерша.
— Кто? — удивился папик.
— Стриптизерша, — повторила я дрожащим голосом. — Бар у нас приличный, зарабатывала неплохо.
— Что за бар-то?
— «Фламинго».
Слышал, но не был. Я, вообще-то, не любитель по барам шарахаться. Я и на дом могу любую балерину заказать. Она мне без всякого бара станцует и не только станцует, но и сделает что-нибудь поприятнее. Нужно выяснить, кто там у вас хозяин. Может, я этот бар перекуплю и тебе подарю за спасение моей дочери. Все ж хозяйкой бара лучше быть, чем ноги раздвигать.
— Что? — подскочила я.
— В общем, ты, Даша, подумай. Поживи немного у нас. Отойди от колонии. Приведи себя в порядок, а там видно будет. Как отойдешь, мы поедем, подыщем тебе квартиру. Найдем нормальную работу, а со временем, может, и бар перекупим.
— Григорий Давидович, я и так вам по гроб жизни буду благодарна. Вы меня из колонии вытащили, деньги немалые за меня отдали. Что ж еще-то? Самое главное, что я на свободе. Спасибо вам огромное!
— Перестань, Дашенька, — перебил меня па-пик и протянул несколько стодолларовых купюр.
— Что это? — испугалась я.
— Доллары, — засмеялся он. — Поезжай в магазин и купи себе что-нибудь из одежды. Ты должна хорошо выглядеть.
— Танька мне и так целый ворох накупила. Мне теперь до конца жизни не сносить.
— Может, у вас вкусы разные. Сама что-нибудь присмотри. Порадуй старика хорошей одеждой. И впредь знай, если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, говори.
Я сунула доллары под одеяло и, опустив глаза, прошептала:
— Спасибо.
— На здоровье, — засмеялся папик и вышел из комнаты.
Как только за ним закрылась дверь, я достала доллары и быстро пересчитала их. Ровно две тысячи. Вот это сумма!
— Дашуля, ты спишь? — раздался Танькин голосок.
— Нет, заходи.
— Привет! — Танька плюхнулась на кровать рядом со мной и сладко потянулась.
— Привет. Твой папик приходил, дал мне две тысячи долларов. Сказал, чтобы я купила себе что-нибудь из одежды. Тань, я не могу взять такие деньги.
— Почему?
— Не знаю. Это очень крупная сумма. Я такую даже потратить не смогу. Одежду ты мне и так купила. Возьми их и отдай папику.
— Нет, Дашка, оставь их себе. Пригодятся. Мой муженек уже укатил. Он, как в нашу семью попал, деловой стал.
— Он с тебя пылинки сдувает, — улыбнулась я.
А что ему остается делать? Он же не хочет на тот свет отправиться. Разводиться ему нельзя. Слишком много знает. Папик ни за что не позволит со мной развестись. Он его лучше убьет от греха подальше. Вот Вадимчик и носится колбасой, перед папиком выслуживается. Он и так в косяке за эту историю с любовницей. Ему теперь до конца жизни не отмыться.
— А ты к нему хоть что-нибудь чувствуешь? — осторожно спросила я.
— Если бы не чувствовала, то его бы здесь не было. Пошли завтракать.
Мы спустились в просторную столовую и сели за круглый стол, инкрустированный слоновой костью. Через несколько минут в столовой появился папик.
— Девочки, — сказал он, — вы ешьте как положено, не торопитесь. А я перекушу на скорую руку и побегу. У меня неотложные дела.
В столовую вошла пожилая женщина в накрахмаленном передничке и быстро накрыла на стол. Я с удовольствием накинулась на оладьи. Танька рассмеялась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29