Рука распухает, синеет и ужасно болит. Это тоже прямой путь в больницу.
— У тебя даже глаза другие стали, не такие, как раньше, — тяжело вздохнул Глеб.
— А какие были раньше?
— Раньше они у тебя были озорные, веселые, с огоньком, а теперь — тусклые, чужие. В них только смертная тоска, и все.
— А что ты хочешь? Ведь я и подумать не могла, что меня посадят. Сначала я была в шоке, потом привыкла. Человек ко всему привыкает, даже к таким мерзостям, после которых жить не хочется. Представляешь, когда сюда привозят, в первую очередь делают медицинский осмотр. Раздевают догола, просят раздвинуть ноги и грязным пальцем лезут во влагалище. Будто я скотина какая-то! И все это в присутствии охранника, который слюнями изошелся, глядя на мое унижение…
Когда меня кинули в карантинную камеру, я увидела там пожилую женщину. Мне так захотелось упасть ей на грудь и выплакаться всласть, но она не обратила на меня никакого внимания. Понимаешь, никакого, даже не повернулась в мою сторону. Взяв себя в руки, я тихо спросила ее:
— Вы тут давно сидите? Что вы натворили? Она окинула меня безразличным взглядом:
— Зачем тебе?
— Просто так. Мы же с вами товарищи по несчастью, значит, должны поддерживать друг друга, — грустно сказала я.
Женщина усмехнулась:
— Вижу, милая, что ты тут новичок, поэтому дам тебе ценный совет. В том месте, где мы с тобой находимся, никогда не было и никогда не будет товарищей. Если не хочешь нажить себе неприятностей, забудь эти слова.
Это был мой первый урок. А сколько последовало потом… Ты, конечно, видел фотографии преступников, ну, такие — в фас и в профиль. Так вот, когда меня фотографировали, я нечаянно моргнула. Мент дал мне дубинкой по голове да так сильно, что у меня опухло правое ухо. Он сказал, что забьет насмерть, если я испорчу еще хоть один кадр… Здесь никто не смотрит на меня как на женщину. На меня смотрят как на кусок протухшего мяса…
Замолчав, я вновь накинулась на еду. Глеб не переставая курил, нервно постукивая пальцами по столу.
— Ничего страшного, что я так много ем? — спросила я.
— Да ешь на здоровье, — растерялся Глеб.
— Я сейчас ем как крыса, — засмеялась я.
— Какая еще крыса? — не понял Глеб.
— Самая обыкновенная. Я ведь ем втихаря и ни с кем не делюсь. На зоне таких называют крысами и бьют по морде. Тебе не смешно. Извини. На зоне свои понятия и свой юмор. Просто я давно уже такой вкуснятины не ела. Курочка, рыбка, икра— это тебе не баланда из наших шлемок.
— А что такое шлемки?
— Шлемки — это миски. Здесь свой жаргон. Дальняк — туалет. Баландер — охранник, шлемки — миски.
Глеб встал, подошел ко мне, опустился на корточки и стал целовать мои колени. Я замолчала и оттолкнула его.
— Ты меня боишься? — шепотом спросил Глеб.
— Нет.
— А почему ты вся дрожишь?
— Сама не знаю.
— Даша, ты меня ни о чем не спрашиваешь. Спроси меня о чем-нибудь.
— О чем? — задрожала я еще больше.
Глеб положил голову на мои колени и прошептал:
— Успокойся, я не причиню тебе зла. Ты мне веришь?
— Верю, — чуть слышно сказала я.
— Спроси меня о том, как я жил все это время.
— Глеб, как ты жил все это время?
— Обхвати мою голову, как раньше. Помнишь, я приходил уставший, садился на пол, ты обхватывала мою голову руками и целовала шею. Даша, ты помнишь это?
— Как-то смутно. Мне кажется, что все это было не со мной.
— Ты погладишь мне голову?
— Не знаю. Я забыла, как это делается. Мои руки уже тысячу лет не прикасались к мужчине. Они держат швабру, веник, ведра, опухают от проколов иголкой на фабрике… Ты не ответил, как ты жил все это время?
— Я женат…
У меня потемнело в глазах. Женат… Женат… Значит, он все-таки женился… Господи, как больно, я не смогу вынести эту боль… Нет, нельзя распускаться, надо быть сильной, иначе я не выдержу здесь, наложу на себя руки или, что еще хуже, стану такой же, как все.
— Я женат, — повторил Глеб. — Уже полгода.
— Твою жену зовут Вероника?
— Да. Через три месяца у нас родится ребенок. Я возил жену на УЗИ. Сказали, что будет девочка. Так что в скором времени у меня появится дочь. Все идет неплохо.
— Я очень рада за тебя, — выдавила я улыбку.
Глеб поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. Наши взгляды пересеклись, я не выдержала и заплакала, ругая себя за это.
— Даша, почему ты не спрашиваешь, зачем я приехал к тебе, если дома у меня все хорошо.
— Глеб, почему ты приехал ко мне, если дома у тебя все хорошо?
— Моя жена очень красивая, вкусно готовит, у нее прекрасные манеры и изысканный вкус. С ней не стыдно показаться в любом обществе. Ее отец вложил большие деньги в мой бизнес. Дела мои пошли в гору, я открыл дочерние фирмы, много работаю, иногда отдыхаю. Отец Вероники подарил нам уютный домик в Австралии, мы летаем туда по выходным и купаемся в океане. Вероника прекрасно себя чувствует и должна родить здорового ребенка. Она всем хороша, но у нее есть один крупный недостаток: она не умеет танцевать…
— Что?
— Она не умеет танцевать так, как танцуешь ты.
— Для тебя это так важно?
Да, Даша. Я и сам не думал, но это так. Иногда мне хочется сесть на диван, выпить коньяка и увидеть твой танец. Вероника пытается изобразить нечто подобное, но у нее ничего не получается. Для этого нужен талант. Если таланта нет, то и пробовать не стоит. Я объездил кучу баров и видел сотни стриптизерш, но такой, как ты, не нашел. Ты сможешь сегодня для меня станцевать? Понимаешь, Дашка, после свадьбы изо дня в день я думал об одном: вот обязательно разыщу тебя, приеду на зону и попрошу станцевать. Ты не сможешь отказать, ты станцуешь так, как танцевала для меня раньше. Чтобы у меня перехватило дыхание. Попробуй, Даша. Я очень тебя прошу.
Глеб опустился на колени и с жадностью стал целовать мои ноги.
— Глеб, пожалуйста, не надо, — покраснела я. — У меня чесотка. Вдруг она передается…
Глеб еще крепче обнял меня.
— Станцуй. Умоляю тебя, станцуй, — шептал он.
— Я не смогу… Я уже забыла, как это делается… Я ничего не помню.
— Ты вспомнишь, вспомнишь… Я уверен, что у тебя получится…
— Здесь нет музыки.
— Я подумал об этом.
Глеб вскочил и достал из сумки маленький магнитофончик. Через минуту в комнате заиграла музыка, та самая, под которую я танцевала в баре. Глеб сел на стул, пожирая меня страстным взглядом.
— Подожди, милый, мне надо подготовиться, — нервно произнесла я и скинула телогрейку. Вслед за телогрейкой полетели казенные войлочные ботинки. Глеб громко захлопал в ладоши и поудобней устроился на стуле. Я низко поклонилась и начала танцевать.
На минуту мне показалось, что я нахожусь в своем баре. Нет этой страшной тюремной гостиницы, нет никакой зоны, ничего нет!!! Есть зритель, пришедший сюда, затем чтобы получить райское, неземное наслаждение. Есть сцена, пропахшая потом и духами моей предшественницы, есть шест, с которым я могу проделывать такие штучки, что даже у импотента не будет никаких проблем…
Музыка играла все громче и громче, унося меня в заоблачные дали. Я представила себя птицей, парящей в небе над бескрайними просторами моря. Скинув халат, я не думала о том, что на мне позорное грязное белье, прикрывающее расчесанное, покрытое болячками тело, я знала, что Глеб не замечает изъянов, он видит…
Глеб громко закричал, и музыка остановилась. Я быстро натянула халат и испуганно посмотрела на Глеба. Он покраснел до кончиков ушей, кашлянув, произнес:
— Извини, Дашуля, я не выдержал и кончил. Это получилось круче, чем в баре. Впервые в жизни я кончил, не расстегивая ширинки, просто сидя на ступе и глядя на то, как танцует красивая девушка. Я ласкал тебя взглядом и получал от этого удовольствие.
Глеб посмотрел на проступившее пятно и вздохнул:
— Вот черт, костюм купил за штуку баксов и так испортил! Говорят, сперма не отстирывается.
Неожиданно раздался стук в дверь, на пороге появился охранник.
— Банька готова, — улыбнулся он Глебу. — Идите, пока из начальства никого нет.
— Как раз самое время, — сказал Глеб и взял барсетку. — Это, чтобы не сперли, — пояснил он. — Даша, пошли, ты же хотела помыться.
— Там простыни и полотенца есть, — буркнул охранник и повел нас по узкому коридору в цокольный этаж.
Глава 12
Мы зашли в тюремную сауну и огляделись. Охранник закрыл нас снаружи. Глеб пребывал в отличном настроении. Он быстро разделся и посмотрел на меня с удивлением. Я сидела на деревянной лавочке, поджав под себя ноги, и тупо разглядывала потолок.
— Даша, ты же хотела мыться? — не выдержал Глеб.
Вздрогнув, я принялась расстегивать халат.
— Пошли, я тебе по спинке веничком пройдусь. Дашка, ты меня стесняешься, что ли?! Странная ты все-таки. Только что голая танцевала, а теперь боишься расстегнуть пуговицы на халате.
— Ничего я не стесняюсь, — пробурчала я. Глеб протянул мне простыню и сказал:
— Если хочешь, закутайся.
Я улыбнулась и с радостью обвернула простыню вокруг себя.
В парилке Глеб принялся хлестать меня веником. Я не верила, что могу наконец вымыться горячей водой.
— Боже мой, какая же ты стала худая. Просто кожа да кости! — охнул Глеб. — Ты хоть в зеркало смотришься?
— Нет. У нас здесь нет зеркал. В последний раз я смотрелась в зеркало в гримерной бара. Тогда мне нравилось мое отражение, я даже считала себя хорошенькой.
Стоя под душем, я испытывала неземное блаженство. Глеб потрогал воду и испуганно отскочил:
— Дашка, с ума сошла! Как ты можешь мыться в такой горячей воде?!
— Разве она горячая?
— Конечно! Это же крутой кипяток. Как ты только не сварилась?!
Я повертела кран и сделала воду чуть попрохладней. Глеб встал под струю и погладил мою грудь. Соски моментально затвердели. Я тяжело задышала и робко провела кончиками пальцев по животу Глеба. Глеб покраснел и поцеловал меня в губы. Я ответила ему…
— Ты меня вспомнила? — прошептал Глеб несколько минут спустя.
— Я пытаюсь. Я начинаю вспоминать. Глеб еще раз поцеловал меня и сказал:
— Подожди минутку.
Когда он вернулся, в руках у него была пачка презервативов.
— Глеб, а это зачем? — растерянно спросила я.
— На всякий случай. — Глеб достал презерватив и стал натягивать его на свой член. — Пойми меня правильно, Дашуль, я человек семейный. У меня жена на сносях. Скоро разродится. Мне необходимо стерильность соблюдать. Сама знаешь, какое сейчас время страшное. Нужно держать ухо востро. Кругом сифилис, триппер, спид не спит. Расслабляться нельзя. Особенно здесь, на зоне. Тут вообще черт ногу сломит. Откуда я знаю, с кем ты здесь развлекалась. Может, тебя кто из охранников отымел, а они тоже не святые. Тут заразы больше, чем на свободе.
— У меня полгода никого не было, — с трудом выдавила я из себя. — Ты последний, с кем я спала.
— Даша, я тебе верю, но все же не могу не подстраховаться. Доверяй, но проверяй.
Я хотела оттолкнуть его, но он крепко прижал меня к себе и стал покрывать поцелуями. Я поняла, что сопротивляться бесполезно, и полностью отдалась воле Глеба…
Три часа пролетели так быстро, что мы оба вздрогнули, когда открылась дверь и охранник позвал нас на выход. После сауны и горячего душа я чувствовала приятную истому во всем теле. Вернувшись в номер, я вновь села за стол, и Глеб грустно смотрел на меня.
— Ты опять похожа на прежнюю Дашу, — сказал он.
Я засмеялась и сделала себе огромный бутерброд с копченой колбасой.
— Прежняя Дашка не ела как лошадь. Глеб налил виски и протянул мне рюмку:
— Согрейся после баньки.
— А ты?.
— Я тоже не против.
Мы чокнулись и дружно выпили.
— Я точно загнусь от обжорства! Сколько ни ем, все равно мало. Чем больше ешь, тем больше хочется.
— Ты хоть помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросил Глеб.
— Конечно. Ты пришел в бар и увидел, как я танцую, — засмеялась я.
— Я тогда ошалел от тебя, — улыбнулся Глеб.
— Затем ты пригласил меня за столик и заказал коктейль за сорок долларов.
— Я тогда как дурак ждал, когда же ты опьянеешь. Я ведь не знал, что ты пьешь обычный сок. Целых четыре «коктейля» в тебя вбухал! Ты морщилась и делала вид, что он очень крепкий, но сидела трезвая как стеклышко. «Ничего себе! — подумал я. — Такое хрупкое создание, а пьет как мужик… Вот это закалка!»
— А потом мы стали встречаться, — перебила я его. — Ты дождался конца моей смены и повез к себе домой. Мы накрыли стол, поставили свечи. Правда, на улице было уже светло, но мы задвинули шторы, включили музыку, и я стала танцевать только для тебя.
— Я переживал, что ты устала, но потом я понял, что ты можешь устать от чего угодно, но только не от танца. Танец для тебя как наркотик. Ты получаешь от этого кайф. Ты танцевала не ради денег, а скорее, для себя. Ты растворяешься в музыке. Я никогда не видел ничего более восхитительного, поверь. Ты не очень искусна в любви, не очень хорошо готовишь, не умеешь себя вести в обществе, но в танце тебе нет равных.
— Мы встречались с тобой долго, а потом все оборвалось. Что-то надломилось, что-то случилось. Наверное, я что-то не доглядела, а может, что-то не так сделала, но в один не самый прекрасный день я потеряла тебя и с ужасом осознала, что эту потерю невозможно вернуть. Ты привел в бар свою будущую жену и откровенно ухаживал за ней на глазах у всех.
— Мне хотелось, чтобы она научилась танцевать точно так же, как ты. Но это невозможно. Она вообще не умеет танцевать.
— Может быть. Но ты привел ее не для этого. Ты привел ее для того, чтобы она поняла, что я не имею на тебя никаких прав, что я обычная стриптизерша, каких в Москве пруд пруди. На них никто не женится. С ними только гуляют и развлекаются…
Я замолчала, почувствовав резкую боль в животе.
— Ты что? — спросил Глеб.
— Желудок.
— Еще бы! Разве можно столько есть. Пошли спать.
Мы легли на двуспальную железную кровать и крепко обнялись. От рук Глеба исходило приятное тепло. Словно не было долгой разлуки и женитьбы на другой женщине. Прижавшись к Глебу, я крепко уснула.
Утром Глеб потрепал меня за ухо и сказал:
— Дашка, пора вставать. Наше время истекло. У меня от этой проклятой кровати все ребра болях И как ты на таких спишь?
— Эта кровать просто золото по сравнению с той, которая стоит в бараке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29