Взгляд, который она бросила на врагов, говорил,
что она не попадет живой в руки убийц и насильников.
Я беспомощно и интеллигентно осматривался по сторонам, как всякий
горожанин в поисках милиции. Чужаки как раз переступили через наше оружие,
в их руках уже появились мечи и топоры.
И вдруг все застыло. Темный рыцарь сделал еще шаг, но и он остановился. Я
проследил за его взглядом, сердце бешено застучало. Из-за дерева быстро
вышел Ланзерот, без доспехов, обнаженный до пояса. Мокрые волосы блестели,
делая его похожим на селезня, а черты лица стали еще резче, злее. Солнце,
играло на могучих мышцах, а грудные пластины показались выкованными из
толстой бронзы.
В руке он держал странное оружие, похожее на лук, только чересчур
крохотное, к тому же целиком из железа, даже тетива блестит металлом.
Деревянный - только приклад, похожий на приклад маузера. Острый конец
короткой стрелы был нацелен на темного рыцаря.
Темный проговорил сильным и резким голосом:
- Нам не нужны ваши жизни.
- Тогда уходите, - ответил Ланзерот.
- Отдайте то, что везете, - ответил рыцарь. - И я, клянусь честью, отпущу
вас.
- Все знают, - ответил Ланзерот, - чего стоят клятвы Черных рыцарей.
Рыцарь выпрямился. Я видел горящие бешенством глаза, красный рот в прорези
забрала. Губы шелохнулись, рыцарь явно готовился дать приказ броситься
всем разом, и тогда уже ничто не спасет беглецов...
Сухо щелкнуло. Раздался металлический удар, словно стрела с железным
наконечником ударила в наковальню. Прямо в середине шлема рыцаря появился
металлический отросток. От сильного удара металл Прогнулся, из щели
брызнули ярко-красные струйки.
Рыцарь качнулся, колени подогнулись. Он грохнулся навзничь, ноги
дернулись, тело вытянулось и застыло. Восемь воинов стояли недвижимо, мечи
в их руках слегка шевелились.
Напряженное молчание показалось вечностью. Ланзерот тоже не двигался, так
мне чудилось, но, когда я перевел на него взгляд, на дуге крохотного лука
поблескивала металлом новая стрела.
Воины стояли в нерешительности, как показалось мне, еще несколько минут.
Потом один сделал осторожный шаг назад. Другие отступили тоже. Потом еще и
еще, так же медленно убрали мечи в ножны.
Ланзерот не двигался, а они повернулись и отправились к лесу. Когда все
скрылись в чаще, Ланзерот быстро подошел к принцессе.
- Вы не ушиблись, ваше высочество? - спросил он озабоченно.
- Все хорошо, - ответила она с благодарностью. - Вы очень вовремя, сэр
Ланзерот.
Она отвернулась от убитого, ибо угли прогорали, надо повесить над ними
мясо на прутиках, пятеро голодных мужчин ждут. Я потрясение посмотрел на
ее склоненную голову, золотые локоны разметались в беспорядке, только
голубая лента не дает им попасть в огонь.
Ланзерот выдернул арбалетную стрелу, лицо оставалось таким же холодным и
бесстрастным, как и всегда. За его спиной появился Бернард, увидел
убитого, присвистнул.
- Господи, спаси и сохрани!..
- Уже сохранил, - ответил Ланзерот.
- Хвала господу, - сказал Бернард. - Остальные ушли? Я видел много следов.
- Конечно, - ответил Ланзерот. - Конечно. Он ушел, я тихонько приблизился
к Бернарду. На убитого я тоже старался не смотреть, хотя тот лежал в
красивой позе, а доспехи на нем добротные, воистину рыцарские.
- Почему ушли? - спросил я шепотом. - Их восемь человек! А наш ближайший
топор вон там, за их спинами.
Бернард хмыкнул:
- Так и не понял?
- Нет, - признался я.
- Эх ты... Ладно, вот если бы меня и Ланзерота убили, ты бы убежал?
Да, хотел было ответить я, конечно, это ж нормально, но посмотрел в его
честное солдатское лицо, ответил, как отвечали когда-то дикари, но уже не
отвечают в мое просвещенное время:
- Как вы можете! Это оскорбление! Бернард смотрел с ласковой насмешкой.
- Вот-вот, даже оскорбление... Сам видишь, что когда бы нас убили, ты бы
продолжал драться. Может быть, даже злее. Ну, меня жалко, ха-ха, чувство
праведной мести... Потому что ты - свободный человек. Тебя держит с нами
долг, честь, привязанность, чувство дружбы. А они держат человека и тогда,
когда все остальное рухнуло. Понял?
Бред, конечно, какой там долг, какая честь, какая вообще привязанность,
когда все это химеры и ничего подобного на свете нет вообще, но я уже
понимал правила игры, кивнул и сказал:
- Это понятно. Но они... другие?
- Их держал вместе вовсе не долг, - пояснил он с отвращением, будто держал
за лапу толстую жабу. - И не честь. Не знаю, то ли жадность, желание
пограбить, то ли еще что... но когда Ланзерот, который все понял сразу,
убил их вожака, им уже не надо было подчиняться его приказам. А убивать
вас... гм, просто так? Пограбить нечего, видно сразу. А вы с Ланзеротом -
двое здоровых лосей, успели бы и голыми руками сломать спины одному-двум.
Ланзерот подошел, прислушался. Лицо его было темное, в глазах мелькнул
огонек раздражения.
- Все не так, - сказал он резко. - Говорю же, этот был колдуном! А когда
он умер, чары рассеялись. Без хозяина растерялись... Нет, в церковь не
побегут замаливать грехи, как уверяет наш священник, эта падаль не умеет
ничего другого, как грабить и насиловать, но теперь будут грабить для
себя. А это значит, намного осторожнее.
Когда Ланзерот ушел, я тихонько спросил:
- А что у него за странный лук? Я таких еще не видел.
- Ты многого еще не видел, - буркнул Бернард. - А называется эта штука
арбалетом. Очень сложная, правда. Не всякий оружейник может сделать даже
простой! То ли дело лук - его можешь сделать сам. Срежь подходящую палку,
натяни тетиву... А вот арбалет делают долго, такие умельцы на вес золота.
Зато из арбалета даже ребенок может пробить закованного в доспехи рыцаря
насквозь. Церковь недавно прокляла арбалеты как оружие дьявола, но их все
равно делают. К тому же у Ланзерота арбалет не простой, не простой...
Что такое арбалет, я знал. И, как сын своего века, мог бы рассказать им
про арбалеты больше, чем они знают сами. Просто не представлял, что
арбалеты могут быть такими маленькими. На лазерных дисках энциклопедий и
даже в библиотеке Мошкова я видел только обычные, где тетиву натягивают
крюком с пояса, или же усложненные, где ее же тянут воротом. Но те
арбалеты были величиной с лук кочевника, стреляющего на скаку.
- Рыцарь даже не пытался закрыться щитом! Не верил, что Ланзерот
выстрелит? Бернард показал головой.
- Он видел, что за стрела в канавке арбалета. Я насторожился.
- Что-то волшебное?
- Нет, - отмахнулся Бернард с полнейшим пренебрежением. - Ничего
волшебного! Просто этот арбалет и стрелы ковали гномы. А их стрелы
прошибают и щиты, как гнилое полотно. Любые щиты прошибают! Кроме щитов
самих гномов.
Он пошел снимать с убитого рыцаря доспехи, потом его закопали, а я все еще
не мог захлопнуть рот. Гномы? Здесь есть еще и гномы?
От свежего холмика земли донесся строгий голос. Священник читал
заупокойную молитву. Убитый был христианином, возможно, священник решил
дать киллеру какой-то шанс выбрать котел в аду на не самом горячем
пламени. Голова моя шла кругом, но потом я решил, что если гномы, то легче
объяснить и летающую гарпию... Правда, раз есть гномы и гарпии, то могут
быть монстры и покруче.
Доспехи с убитого Бернард нашел слишком легкими, непрочными, в
доказательство порубил их громадным топором, как тонкую жесть. Но меч
взял, осмотрел, хотел отдать мне. Воспротивился Ланзерот, меч - оружие
рыцарей, а простолюдину надлежит драться топором, пикой, кинжалами и
другими видами простого оружия. Бернард возразил, что в бою каждый хватает
то, что под рукой, Ланзерот на это заметил, что они не в бою, на что
Бернард сказал многозначительно, что зато в походе, особом походе, а
господь не будет в обиде, если они пропустят вечернюю мессу или опоздают к
причастию.
Завязался длинный спор, оба ссылались на обычаи, авторитеты, писаные и
неписаные законы. Я уже ничего не понимал, потихоньку отстал - стыдно
подслушивать, но чувство благодарности к Бернарду укрепилось.
Я все еще пребывал словно в волшебном сне, временами чудесном, временами
дурном. Осмелев, приподнимался на стременах, готовый взлететь, как летал
во сне, порхать и кувыркаться в воздухе, визжать от счастья дурным голосом.
Остаток дня ехали без всяких приключений, но теперь Ланзерот старался не
удаляться далеко от повозки. Да и Бернард с его громадным топором держался
поблизости, хотя ехали по тихой, мирной земле. Здесь, как они уже
напоминали друг другу, явно успокаивая, еще в древности истребили не
только нечисть, но даже волков, что раньше таскали овец прямо из сараев.
Солнце клонилось к закату. Ланзерот вскинул руку конь под ним взыграл и
резво пошел в сторону. Когда отряд догнал Ланзерота, рыцарь был уже на
земле. Он ослабил подпругу и, хотя рядом протекал ручей, взял коня под
уздцы и повел вокруг поляны, чтобы конь успел остыть.
Здесь, под сенью деревьев, у ручья, и был первый для меня в этом мире
полноценный привал, ночевка вне надежных стен дома. Ланзерот расседлал
коня, к морде привязал торбу с овсом и принялся разводить костер. Мужчины
торопливо собирали сучья.
Бернард разжег огонь по-прежнему в углублении, а ветки в пламя бросал
только абсолютно сухие, что давали жар, но дыма от них не было. Принцесса
хлопотала у костра, разделывала убитого зайца, как простая крестьянка. Я
помогал ей неуклюже, брезгливо морщился от еще теплых внутренностей, двумя
пальчиками брал окровавленные куски мяса и все не мог заставить себя
двигаться уверенно, размашисто.
Пару раз поймал на себе заинтересованные взгляды Рудольфа и Асмера.
Рудольф помалкивал, а Асмер вдруг спросил:
- А что ты делал в своем селе?
- Сено косил, - ответил я. Спохватился, добавил поспешно: - Все, что
велели старшие.
- Ну-ну, - сказал он. - А что велели?
- Да всякое, - ответил я. - Я делал все.
- Но больше любил подраться? - переспросил он с интересом.
- Да нет, - пробормотал я.
- Да не стесняйся, - сказал он покровительственно. - Это там в селе худо,
а здесь только приветствуется. Покажешь себя - определят не коров пасти, а
дадут топор и щит!
- Благодарю, - пробормотал я. - Я ж только и мечтал... чтобы топор,
значится, и щит...
Все тело болело, ныло, страдало. Если даже на комфортном сиденье
автомобиля ухитряешься за долгую поездку отсидеть задницу, то на этом
костлявом коне мой зад за двенадцать часов езды превратился в сплошной
синяк.
Мужчины осматривали оружие, точили, ремонтировали доспехи, разговаривали,
а я отполз от костра, ночь теплая, даже душная, как перед грозой,
скорчился, подтянув колени к подбородку, и почти сразу провалился в
крепчайший сон.
От костра к ногам докатывались теплые волны. Я даже во сне ощутил, как все
мои мышцы расслабились, кровь пошла свободнее по пережатым во время езды
верхом венам и капиллярам. Я плавал в волнах теплого тумана, а когда
увидел на себе великолепные рыцарские доспехи, даже лучше, чем у
Ланзерота, то ничуть тому не удивился, ибо это сон... Дитя грамотного
века, уже знаю, что во сне центр удивления в мозгу отключен, мы можем
бояться или радоваться, но никогда и ничему не удивляемся, как и другие,
гады, не удивляются, что я вот, крепко сжимая шершавую руко-.ять
доверенного мне ножа, поднялся над землей, словно воздушный шарик.
Земля ушла вниз, я ощутил, что уже лечу - так часто взмывал в детстве, да
и не только в детстве, эти легкие приятные сны посещали чуть ли не каждую
ночь, когда я носился над спящим городом, заглядывал в окна многоэтажек,
перепрыгивал с одного небоскреба на другой...
Костер удалился, превратившись в багровую точку среди сплошной темноты.
Лунный свет выхватывал только верхушки деревьев, да вдалеке серебрились
заснеженные пики гор. Я завис в воздухе, запоминая место стоянки, так
запоминают пчелы и осы, я сам видел их воздушную хореографию, запомнил,
где восток, где запад, повернулся в сторону гор и полетел над лесом,
поднимаясь по дуге все выше и выше.
Вот миновал лес, широкую полосу степи, еще один лес, холмы, почти у самого
горизонта показалась россыпь багровых точек. Я направил полет в ту
сторону, вскоре обнаружил множество костров. Бородатые солдаты сидели у
огня: кто подкладывал веточки, кто точил оружие, но большинство спали, и
багровые блики делали их хмурые лица еще злее.
Два десятка палаток для военачальников сгрудились в середке лагеря. Полог
каждой освещает трепещущее пламя костра, стража коротала время за игрой в
кости. Я пролетел незамеченным над всем лагерем, тревожное чувство
стиснуло грудь. Я судорожно вздохнул, однако ощущение, что чья-то холодная
рука проникла в мою призрачную грудь и пытается ухватить сердце, кольнуло,
как острием ножа.
Я судорожно рванулся вверх, круто повернул и понесся в сторону гор. Я
летел над темной, как грех, землей, и сердце сжималось от горечи:
насколько же велика и обильна! Но едва в этой безбрежной пустыне
встречаются люди, то, вместо того чтобы броситься друг другу в объятия,
хватаются за оружие.
Дальше к западу огни костров встречались чаще. Однажды я наткнулся на
целое войско, что расположилось вокруг каменного города-крепости. Мне
почудилось, что только ночь прервала сражение, а с утра начнут снова, но
снизился и увидел, что в самом городе все выжжено, усыпано пеплом,
остались только каменные строения, да и те черны от копоти. А весь ров
вокруг города заполнен телами убитых.
Я пролетел вдоль рва, здесь только женщины, дети и старики. Их явно
согнали сюда, а потом убили. Мужчины погибли раньше, защищая стены,
сражаясь у проломов стен, на обломках разбитых тараном ворот.
А войско, что стоит у стен, лишь отдыхает перед наступлением на очередной
город.
Еще через час быстрого лета я увидел в ночи зарево пожара. Там горел
город, и, приблизившись, я рассмотрел, как на стены карабкаются
вооруженные люди, врываются в проломы, убивая израненных защитников, а
тяжелые осадные баллисты продолжают швырять на город горшки с горящей
смолой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9