- Мы этого парня возьмем с собой до ближайшего села, куда не дотянутся
руки Морвента. Это устроит всех?
Священник хрипел в ярости, глаза его испепеляли меня. Ланзерот окинул меня
недоброжелательным взором, но не снизошел до брани, повернулся и пошел в
сторону коней.
Бернард посмотрел ему вслед, сказал торопливо:
- Пора запрягать. Мы что-то задержались. Все, даже принцесса, отправились
к волам, запрягали и взнуздывали коней. Седлали, затягивали на их брюхах
широкие ремни. Я отступил в сторонку, чувствуя себя жалким и ненужным. Я и
в турпоходе не научился ставить палатку, ловить рыбу, варить уху, а здесь
все суетятся слаженно. Все, как муравьи, делают одно общее важное дело.
Неслышно появился Бернард. Буркнул неприветливо:
- Возьми одну из запасных лошадей.
- Ка... какую? - спросил я, запинаясь.
- Да любую, - ответил Бернард. - У наших коней крепкие спины.
К счастью, Асмер помог выбрать крепкого гнедого жеребца, спросил, умею ли
верхом. В голосе звучала такая насмешка, что я, вспыхнув до корней волос,
ответил, что умею, хотя за всю жизнь только дважды взбирался на конские
спины. Больше просто не приходилось. Разве что когда в ту единственную
поездку в подшефный колхоз купали лошадей, даже устраивали гонки, но то
без седла, на мокрых конях, недолго... А сейчас я взобрался на огромного
жеребца, сильного, выносливого, это видно сразу, достаточно только
взглянуть на сухие жилы, тугие мышцы.
В повозку запрягли шесть волов. Ланзерот и Бернард помогали Асмеру и
Рудольфу, но потом те остались с телегой, а Ланзерот и Бернард поехали
впереди. Принцесса исчезла в повозке. Я подумал, что принцессу могла бы
повезти и коза, а шестеро волов - чересчур, но смолчал.
В лесу по обе стороны тропки пошли, отступая за спины, спокойные,
уверенные в себе деревья, не знающие пожаров и топоров дровосеков. За их
спинами белели березки, прижимался к земле темный ельник. Я старался
удержаться в седле, присматривался к своим спасителям. Все в железе,
тяжелом и неудобном. Правда, только Ланзерот в металле от макушки и до
пят, даже на руках не латные рукавицы, а настоящие перчатки, разве что с
внутренней стороны тонкая ткань, иначе хотел бы я посмотреть, как он
удержит меч, а Бернард и Рудольф всего лишь в панцирях, надежно
закрывающих грудь и спины, железо надето поверх кожаных камзолов. Оба в
толстых кожаных штанах, таких же чулках из потертой кожи, даже башмаки
такого же цвета, словно все из одного куска кожи.
И хотя Бернард спас мою шкуру, я его инстинктивно сторонился. У него был
вид человека, который на все перед собой смотрит как на препятствие,
которое нужно повергнуть, сломать, растоптать, а я, человек эпохи
консенсуса, напротив - избегаю конфликтов любой ценой. Ну, не любой, это
так говорится, я все же пока не готов по первому окрику встать в известную
позу и постараться получить удовольствие, но если появится возможность
остаться в стороне, я заранее выберу нишу, втянусь туда и предпочту
наблюдать за событиями на экране ящика в виде репортажа из "горячих точек".
Асмер и в седле постоянно двигался, оглядывался, улыбался, подмигивал,
шевелил бровями, руки его ощупывали пояс, карманы, а на далекий горизонт
он посматривал с таким видом, словно и его готовился ощупать, подправить
линию, где портит горный хребет, заодно смахнуть с неба неряшливых птиц и
по-другому расставить облака.
Я напомнил себе, что здесь нет Интернета, где из шести миллиардов двуногих
могу для общения выбрать самых совпадающих с моим характером и вкусами,
здесь лопай что дают, а не хочешь - подыхай, потому зажал сердце в кулак и
заставил коня догнать Бернарда. Тот не обращал на меня внимания - еще бы,
я ж простолюдин, а он все-таки воин. Не рыцарь, но один из людей
принцессы, а это высокая ступень.
Рыцарь в их отряде только один, но Бернард, Асмер, Рудольф едут с
достоинством благородных лордов. В то же время сэр Ланзерот не гнушается
сам седлать своего коня, осматривать ему копыта. Похоже, вообще не
разделяет работу на благородную и простолюдную, если дело касается коня
или оружия.
Я украдкой всматривался в их посадку, копировал манеру держать поводья
левой рукой, чтобы правая оставалась всегда возле рукояти оружия. Меча не
дали, даже боевой топор не доверили, но Бернард вручил - кинжал из сырого
железа, и я кое-как прицепил его к поясу. Пальцы то и дело сами щупали
рифленую головку, и по телу пробегала странная сладкая дрожь.
Повозка двигалась, похожая на просторный курятник, поставленный на четыре
огромных колеса. Я вообще-то впервые вижу повозку с дощатыми стенками. У
нас телеги и подводы... да что там подводы, даже зимние сани - и то
открыты при любом морозе, а что уж говорить о телегах! Это иногда в
фильмах-вестернах видим фургоны, крытые полотном, похожие на передвижные
парники, но там легкая ткань, а здесь чуть ли не прототип ленинского
броневика.
Настоящий сарай на колесах, даже дверца обычная, сарайная, только ручка
деревянная, все-таки железо в этом мире признак роскоши... За повозкой -
четверо коней, так называемые заводные.
Впереди дорога расширилась, деревья ушли далеко в стороны. Я заставил коня
догнать головную группу. Да, с конем освоился, это проще, чем водить
машину. Правда, машины у меня нет и не было, но друзья давали покрутить
руль, и это получалось. Что еще? Я вообще-то ростом даже ниже среднего, но
здесь почему-то чувствую себя почти гигантом. Правда, если учесть, что
рыцарские доспехи самых видных ричардов с львиными сердцами налезают
сейчас разве что на десятилетних подростков, то понятно, что общая
акселерация в последние сто лет сыграла в мою пользу; При всей анемичности
я все же покрепче большинства жителей этого мира, не знавших витаминов.
И уже начинаю догадываться, что уроки физкультуры в детском садике, в
школе и два года армии тоже что-то дают.
И тут меня пронзила судорога, а волосы встали дыбом. Да, но по небу тогда
неслась чудовищная мышь с кожистыми крыльями метра три в размахе! Ни в
каком средневековье не было таких тварей. А ей хоть и удивились, но лишь
потому, что не туда залетела или не при той погоде. Какое-то странное
средневековье. О нем ничего ни в старых летописях, ни в пыльных
манускриптах, ни в пересказах латинских авторов.
Я тогда воткнул вилы в брюхо совершенно инстинктивно. Ну как бы бросил
палку или камень в бегущую за испуганной девушкой собаку. И так же на
рефлексах оглоблей защищал ее... Девушку, а не собаку, от вооруженных
всадников. И хотя в своем мире вряд ли рискнул бы задраться даже с одним
сопляком, все они обкуренные и нанюханные, ничего не понимают и ничего не
страшатся, но здесь все так необычно, что и я, типичный конформист
двадцать первого века, вел себя необычно. Вернее, обычно для этого мира.
Я решился оторвать руку от повода, пальцы легонько коснулись шеи коня.
- Я тебя люблю, - прошептал я на всякий случай. - Ты сильный и красивый.
Не конь, мелькнула опасливая мысль, а настоящий зверь. Мышцы
перекатываются под гладкой кожей, как валуны, шея толстая, ноги тоже
толстые, но все перевито жилами, а грудь широка, как у самого могучего
быка. Это для коров в этом мире нет селекции, ведь коровы принадлежат
простолюдинам, а вот коней разводят, похоже, в особых конячьих питомниках.
Или конятниках. И скрещивают только медалистов с медалистами.
Дорожка вилась по лесу, ей спешить некуда, волы тащились неспешно,
уверенно, спокойно. Я начал успокаиваться, хотя череп раскалился от
попыток уложить все в нужные ниши. Понять ничего не понял, зато постепенно
ощутил, что сижу на коне почти так же гордо и с достоинством, как
остальные. Правда, конь идет шагом.
Ланзерот на лошади держится, словно вбитый в седло столб из серебра, а вот
Бернард и Рудольф слегка покачиваются, как моряки на палубе, даже не
замечая движения мускулов своих тел. Донесся размеренный голос Бернарда:
- И все-таки можно радоваться. Да-да, радоваться... Даже ликовать.
- Чему? - спросило красно-рыжее лохматое чудовище по имени Рудольф.
- Ты же видишь, под ноги лезет всякая шваль. Рудольф сказал угрюмо:
- Пока что.
- Пока что, - согласился Бернард. - Потом, конечно, пошлют противников
посильнее. Может быть, уже послали. Так что сегодня еще можете спать, как
спят в этом сонном королевстве. Но уже завтра надо держать нос по ветру.
- Завтра еще рано, - возразил Рудольф.
- Ну, послезавтра, - сказал Бернард таким низким голосом, что я ощутил
инфразвуковой удар в барабанные перепонки.


Глава 4


Деревья ушли за спину, мы выехали на простор. Я даже откинулся в седле.
Изумрудно-зеленый мир, иссиня-синий и оранжевый всех оттенков раскинулся
во всей первозданной красе: необъятный и сверкающий. Чистый, нетронутый.
Такого я никогда не видел в родной Москве, когда пару раз выезжал "на
природу" с собутыльниками, и впечатление осталось препоганейшее. В лесах
загажено, под кустами целлофановые пакеты, баночки из-под пива, колы,
серые клочья газеты, обглоданные кости и вообще всякая дрянь, что способен
оставить только человек. И даже когда мы из леса выезжали на так
называемый простор, то и там серо и гадко, а огромные ревущие самосвалы
вываливают мусор прямо на ровную землю, откуда ветер растаскивает его по
всему полю.
Я выпрямился, грудь моя жадно хватала чистый, насыщенный запахом степных
цветов воздух. Хотя и в лесу воздух удивительно чист, но здесь еще и небо,
какого я никогда не видел, и оранжевые облака, заботливо взбитые,
вылепленные в золотые замки, горные склоны, застывшие водопады. А там,
куда солнечные лучи не достигают, там облака искрятся чистейшим снегом
гималайских вершин.
Впереди дорога в сотни миль, десятки ночевок в лесу или во встреченных
деревнях. В одной из них меня и хотят оставить... Здесь благородные не
спрашивают простолюдинов, чего те хотят или на что надеются.
Я вздрогнул, блистающая фигура Ланзерота словно бы начинала вырастать в
размерах. Меня ткнуло лбом в гриву коня, я поспешно натянул повод. Пальцы
тряслись, когда провел ими по лицу.
В ушах прозвучал равнодушный голос:
- Привал.
Больше рыцарь не сказал ни слова, но я услышал все недоговоренное:
распрячь коней и волов, накормить и напоить, дать отдохнуть, развести
костер и перевести дух самим.
Ланзерот властно бросил поводья в мою сторону. Я поймал только потому, что
привык ловить банку пива, у нас принято бросать друг другу, а не
передавать из рук в руки, чтобы не коснуться пальцами, а то посторонние
решат, что мы гомосеки...
Блистающая фигура рыцаря и темная масса Бернарда скрылись впереди за
деревьями. Асмер развернул полотняный узелок, я с любопытством смотрел на
лапоть сухого мха, пару округлых камешков: один светлый, второй потемнее с
металлическим отливом. Ас-мер разложил на земле мох, пристроил тончайшие,
как папиросная бумага, полоски бересты и только когда взял в руки камешки,
я понял, что увижу процесс добывания огня.
Камешки сталкивались с сухим щелканьем, как кастаньеты. Асмер наносил
удары под углом, словно чиркал спичкой по коробку, и после пятого удара
искорки попали в мох, появился слабенький дымок. Асмер пал на колени,
смешно оттопырив тощий зад, дул тихо и нежно, а когда дымок повалил гуще,
подложил щепочек и уже дул, свирепо раздувая щеки, похожий на бога ветров
с географических карт средневековых художников.
- Ваше высочество, - сказал он почтительно, обращаясь к принцессе, -
костер готов. А я что-нибудь поищу для обеда.
Рудольф сказал ревниво:
- Я тоже. Посмотрим, кто принесет больше. Принцесса слегка улыбнулась. Мне
показалось, что между этими двумя уже давно идет война за первенство.
Я торопливо вытер коней пучками травы. Они фыркали и рвались к ручью с
холодной водой. Особенно вспотел мой конь, а вот конь Бернарда даже не
покрылся испариной, хотя Бернард кажется мне вообще медведеносорогом в
непомерно толстых латах.
Принцесса торопливо раскладывала на чистых полотенцах хлеб, сыр. Когда я,
управившись с конями, подошел к костру, вокруг жаркого огня торчали
крепкие рогульки, а принцесса умело подкладывала толстые сучья, готовила
угли.
Я все пытался заговорить, но язык прилип к гортани. То, что я бросился на
помощь ей - само собой, мужчины обязаны защищать женщин, хотя бы в теории,
в жизни хрен кто их защищает, они сами кого хошь обидят, но то, что она
вступилась за меня, наполняло мою мертвую душу буйным восторгом. Я искал
учтивые слова этого мира, она ведь привыкла к благородным словам, но все,
что я знал из своего мира, выглядело грубым, неуклюжим, даже просто, если
честно, хамским.
- Кхм, кхм, - сказал я, прочищая горло, - мы в походе, ваше высочество...
К тому же я, по простоте, не знаю, как обращаться. У нас в деревне
принцесс не водилось.
Она улыбнулась краешком рта, начала поднимать на меня глаза... и вдруг
застыла. На бледном прекрасном лице отразился испуг.
Я круто развернулся. Девять воинов, все в металлических доспехах,
появились, словно из воздуха. Все девять рослые, широкие, а один из них
вовсе гигант, темные доспехи на нем матово поблескивают. Я всей кожей
ощутил их толщину и неимоверную прочность. У этого воина, я сразу
определил его в рыцари, шлем с настоящим забралом, в то время как у
остальных на головах цельнокованые, с квадратными прорезями для глаз.
На левом локт темного рыцаря - щит, металлический и такой огромный, что им
можно бы прикрыть всадника вместе с конем. Рукоять меча болтается справа у
пояса, но, когда рыцарь увидел, как я вскочил, - мои движения от
смертельной усталости были неуклюжими, - рыцарь неспешно вытащил меч из
ножен. Я застыл, не веря глазам своим, не думал даже, что меч может быть
таким длинным и пугающим и что его могут обнажить против меня.
Принцесса вскрикнула, как раненая птица. В ее тонкой ладони появилась
рукоять узкого кинжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9