Пристав помрачнел. Отослав солдата, он сказал:
— Только что в доме Дорсети произошел взрыв. Дело вышло громкое. Что ты натворил, варвар! Но, раз уж я пообещал вас выпустить, уезжайте, да побыстрее. Однако помни: если в ближайшую зиму ты появишься в Галпаране, я тебя схвачу, даже если для этого придется угробить целый отряд стражи. Ты понял?
Я сказал, что понял, и мы уехали. Вот и все.
— А что стало с твоей сообщницей? — спросил герцог.
— Да что с ней станется? Это же Зонара! Она убедилась, что я был прав, обругала меня за это и удалилась. Правда, ее башмаки все еще лежали в кустах, когда мы покинули дом. Я повесил их на забор, на видное место…
Варвар с усилием задумался. Неожиданно у него испортилось настроение.
— Несмотря на то, что эта женщина — простолюдинка и воровка к тому же, я от души желаю ей удачи и надеюсь, что с ней все в порядке, — сказал Мироваль. — Мне, видишь ли, мой добрый варвар, так хорошо сейчас, что не будь я знатным человеком, плясал бы от счастья. Это счастье доставил мне ты…
— Я не твой варвар, — буркнул Конан. — Я — свой собственный варвар. Мило с твоей стороны, что ты пожалел простолюдинку и воровку. Конечно, Зонара взялась не за свое дело — ей бы любить мужчину да рожать детей. Но она понимала, на что идет, и была готова.
— Несмотря на это, ты сам жалеешь ее. Уж не влюблен ли ты? — улыбнулся герцог.
Конан помрачнел еще больше.
— Любовь могут позволить себе только те, у кого есть замок. Или хотя бы хижина.
— Не сердись. Лучше выпьем. Гизмунд, сколько у нас еще вина?
— Целый бурдюк, — отозвался оруженосец, облизывая жирные пальцы. — Эх, жаль, с нами нет нашего пса!
— На что он тебе? — Герцог насмешливо изобразил удивление.
— Дома я всегда вытираю об него руки после обеда, — важно отвечал Гизмунд.
— А? Каков! — усмехнулся Мироваль. — Хватит сидеть сиднем. Неси вино! О чем думаешь, господин вор? — спросил он у варвара.
— О том, куда мне теперь податься, — отвечал тот. — Не сидеть же в этом сарае всю жизнь.
— Наймись ко мне. Будешь начальником дружины.
— А с кем у тебя война?
— Ни с кем, — пожал плечами герцог. — И еще долго не будет никакой войны.
Конан широко зевнул, мотая головой.
— Такая жизнь не по мне, — сказал он. — Хорошая война меня бы здорово развлекла.
— Не понимаю, — сухо произнес герцог. — Война портит нравы, пожирает жизни, уничтожает плоды мирного труда. Чего же в ней такого хорошего?
— На свете войны шли, идут и будут идти! Хочешь ты этого или нет. Не мне судить, хорошо это или плохо. Я — воин, вором стал только со скуки и не занимаюсь этим постоянно. Умереть вором — малопочтенно. Хватит болтать, лучше выпьем.
Герцог пил вино из маленького медного чайничка с погнутым носиком. Гизмунд использовал в качестве чаши глубокую миску. В нее помещалось очень много вина, и скоро оруженосец отполз на четвереньках в угол, упал там и сначала шепотом, чтобы не потревожить спящую, пропел два куплета походной песни, а после вовсе захрапел.
— Мы останемся тут еще дня на два, — сообщил Мироваль. — Ремина должна прийти в себя. А когда уедешь ты?
Конан сообразил, что герцог в тактичной, цивилизованной форме пытается отделаться от него. Что ж, деньги он заплатил сполна, и больше их ничего не связывает.
— Прямо сейчас, — сказал он, заметив с удивлением, что язык худо его слушается.
Тем более, нужно проветриться, решил Конан, поднялся на ноги, но вдруг пол уплыл у него из-под ног. Варвар рухнул всей тяжестью своего мощного тела.
Ремина проснулась и приподнялась на своем ложе. А из соседней комнаты, темной и захламленной, вышел человек в сером форменном плаще и кожаной шапке с наушниками.
— А теперь, любезный пристав, объясни мне, в чем дело, — велел ему герцог. — А то я чувствую себя отравителем, что крайне неприятно.
— Конечно, я все объясню твоей светлости, — Гаттерн перешагнул через спящего варвара, потер руки над огнем очага и произнес: — Весть о том, что Зонара схвачена и завтрашним вечером будет казнена, донеслась бы до Конана в любой действующей таверне. Уж не знаю как, но подобные сведения распространяются молниеносно. Наш варвар — уж я-то его знаю — обязательно кинется ее спасать, и тогда я был бы обязан его арестовать. Я всегда держу слово. А теперь он проспит двое суток, не меньше. Сонное снадобье очень сильное. Когда он проснется, все будет позади.
— А что будет с этой несчастной? — взволнованно спросила Ремина. — Неужели она погибнет?
— Не волнуйся, девочка, — сказал Гаттерн. — Я попробую выручить ее. Мне известно, что она невиновна в убийствах, а взлом и проникновение в чужой дом лично я оправдываю смягчающими обстоятельствами.
— А как же ваш закон? Ведь ты — горожанин и подчиняешься закону! — поднял брови Мироваль.
— Не только подчиняюсь, но и стараюсь защищать его. Однако закон — не только строчка в пергаменте, — спокойно ответил честный стражник.
— Твой ответ мне понравился. Но разве ты справишься один?
— Одному будет тяжеловато, — признался Гаттерн.
Ремина снова заговорила, и голос ее звучал убежденно и страстно:
— Не унывай, стражник. Мой возлюбленный — благородный и храбрый человек. Он — настоящий рыцарь. Он обязательно поможет тебе. Не правда ли, мой господин?
Герцог усмехнулся.
— Похоже, что так, любовь моя. Похоже, что так…
Магистрат утвердил смертный приговор по делу Зонары, даже не рассматривая его. Все необходимые улики были налицо, хотя обвиняемая и не призналась во многих пунктах. Но Маркусу этого показалось мало.
— Из улик явствует, что у преступницы был сообщник, — настаивал он. — Арестованная ничего не понимает в магии, на ее одежде не обнаружилось следов от алхимических препаратов. Кто же устроил взрыв?
— А что если алхимией занимались сами Дорсети? — предположил Шпигел.
Маркус яростно замотал головой.
— Ни одна алхимическая лавка в городе не поставляла им ни порошков, ни специальной посуды, — сказал он.
— Разрушенная печь в подвале, потеки золота на стенах… — с сомнением произнес маг-советник. — Очень похоже, что Дорсети были те еще господа. Они добывали золото путем трансформации… Ты же проверял их банковские счета! Раз в несколько лет они получали невесть откуда целые горы денег.
— Все равно, сообщник был. — Маркус победоносно улыбнулся. — Припомни, каким образом оказалась взломана балконная дверь. Там орудовали широким мечом. А у преступницы вообще не было оружия, не так ли? Идем-ка в «процедурную» комнату. Бедняжка уже приговорена, но я велел продолжить допрос. Мне нужен этот проклятый сообщник.
«Процедурная» комната, иначе говоря — пыточный застенок — располагалась в подвальном этаже тюрьмы, примыкавшей к башне ратуши. Невыспавшийся дознаватель клевал носом. С преступницей работал подмастерье палача — угрявый, бледный юноша с морщинистым личиком. Мэтру предстояло потрудиться завтра вечером.
Главный обвинитель вошел первым, советник Шпигел нехотя — за ним. Ему было скучно.
Обнаженное, вытянутое тело Зонары слегка раскачивалось, подвешенное на дыбе. Она была в сознании и время от времени вскрикивала. Вывернутые суставы рук не причиняли ей страданий, но пламя, которого она касалась босыми подошвами, заставляло пытаемую судорожно дергаться.
— Упорствуешь? — мягко спросил Маркус. — Зачем?
— Скажи палачу, что он болван, — прошипела Зонара. — Чересчур высоко поднял жаровню. Пятки слишком быстро обуглятся и перестанут чувствовать боль.
Палач смутился и взялся опускать жаровню обжегся, выругался шепотом и устало посмотрел на Маркуса.
— Не действует, господин обвинитель, — жаловался он. — На ведьмином стуле она только смеялась. На острых козлах просидела больше колокола. Может, подвесить ее за груди?
— Прекрати балаган! — рявкнул Маркус. — Дознаватель, ты разве не видишь, что она издевается над тобой?
Дознаватель выпучил глаза и потряс протокольным свитком.
— Безнадежно, — сказал он. — Зря только время тратим.
Палач опустил Зонару, освободил от веревки, и та со стоном облегчения растянулась на холодном полу.
Маркус прогнал палача и чиновника в выражениях довольно резких. Он был очень мягкосердечен и вид страдающего женского тела нагнал на него какой-то ужас.
— Послушай, — обратился обвинитель к воровке, — если ты назовешь сообщника, тебя только повесят. Я добьюсь этого, можешь мне верить. Это почти не больно, не успеешь сосчитать до двадцати — и будешь мертва. Но если ты продолжишь выгораживать человека, который, кстати, бросил тебя на произвол судьбы, — будешь четвертована. Очень болезненная смерть. Тебя выволокут на помост, разденут перед толпой, разорвут бедра и ягодицы раскаленными щипцами, отрежут груди, потом отсекут руки и ноги…
— Я знаю, как выглядит четвертование, — зевнув, сказала Зонара. — Разве это казнь? В Стигии воровку сажают на кол. В Зингаре — ставят воронку с кипящим уксусом. В Султанапуре отдают на случку со взбесившимся волком. Вот это — казнь. А ты пугаешь меня детской забавой.
— Но ради кого ты идешь на это? Он — твой возлюбленный?
— Еще чего!
Маркус всплеснул руками.
— Как мало у меня опыта! — сокрушенно произнес он. — Многому придется учиться.
— Учись, учись, — проговорила Зонара, насмехаясь. — Нужно охранять таких, как Дорсети, от таких, как я.
— Дело не в Дорсети. Я охраняю не их, а священные принципы, которые делают нашу жизнь достойной. Перед ними все равны. Если бы я уличил Дорсети в преступлениях, судили бы их.
— Скорее всего, их бы оправдали.
— Это неизвестно. Пойми, покушаясь на Дорсети, ты покушаешься на закон. А Дорсети лично мне безразличен.
— Вы считаете вашу жизнь достойной? — презрительно улыбнулась узница.
— У нее много недостатков, но она гораздо лучше произвола спесивых аристократов, а тем более — безвластия. Свободный горожанин — почетное звание. Торговцы торгуют, мастера создают шедевры, солдаты стражи следят за порядком…
— Бедняки дохнут с голода, воры воруют, а палачи — казнят. Все идет своим чередом, — продолжила Зонара. — Знаешь что, убирайся-ка ты отсюда. Дай мне отдохнуть.
Маркус и Шпигел переглянулись и пошли к выходу из «процедурной». Когда они были уже у самой двери, Зонара окликнула Маркуса. Тот остановился, незаметно подмигнув советнику.
— Передумала? — спросил он Зонару.
— Нет. Хочу спросить, как, по-твоему, — я не простужусь, если буду лежать на полу?
Обвинитель вылетел из застенка, словно пробка из бочки.
— Ядовитая баба! — сказал ему Шпигел.
Герцог Мироваль горячил своего Снежка — ему не терпелось поскорее попасть в город. Но чалая кобылка пристава еще не успела оправиться после безумной скачки — Гаттерн гнал ее окружным путем, чтобы попасть в заброшенную таверну раньше Конана. Ему удалось опередить лошадь варвара, несшую двойной груз, всего на несколько терций. Теперь пристав то и дело отставал, и герцог вынужден был натягивать поводья, отчего его благородный скакун обиженно фыркал и приплясывал на месте, поднимая тучи грязных брызг.
— К чему такая спешка? — улыбнулся Гаттерн. — Пусти своего жеребца шагом. Или тебе неприятно то, что простолюдин поедет с тобой стремя в стремя? Я обещаю выдерживать дистанцию.
— В случае военного положения некоторые условности этикета отменяются, — сдержанно ответил Мироваль. — Дело не во мне. Снежок почуял битву и рвется вперед.
— Он будет разочарован. Мы не станем осаждать тюрьму, — покачал головой стражник. — Это, во-первых, противозаконно, во-вторых — верный способ схлопотать стрелу. К тому же, твоя светлость без доспехов.
— Уж не заставишь ли ты меня взять заступ и рыть подкоп? — с наигранным подозрением осведомился Мироваль,
— Один скандально известный ювелир, — вместо ответа поведал пристав, — был схвачен и уличен в убийстве своего заказчика. Тот тянул с оплатой, и золотых дел мастер сгоряча взялся за кинжал. Его посадили в тюрьму, где в виде особой милости позволили развлекаться в ожидании казни изобретательством всяких механических безделок. А ювелир, не будь дурак, изладил из реек, шпагата и кхитайской бумаги дракона и, перелетев на нем через тюремную стену, был таков. Морали в этой истории искать не надо, рассказал ее только для развлечения.
Мироваль пожал плечами, коротко фыркнул и покачал головой.
Компаньоны добрались до городской заставы глубоким вечером. Стражник, узнавший Гаттерна, пропустил их без всяких вопросов.
— Что теперь? — вопросил Мироваль.
— Теперь ты под чужим именем снимешь комнату на ночь в какой-нибудь таверне, а я отправлюсь на разведку. Нужно узнать маршрут, по которому Зонару повезут на казнь. Где ты остановишься?
— Мне понравилось в «Ключе и мече».
— Но ведь там ты уже известен под настоящим именем!
Герцог зевнул в манжету.
— Пара золотых иногда освежает память, а иногда — погружает ее во мрак, — сказал он.
Так и случилось. Хозяин скрыл свое изумление и очень ловко избавился от остальных постояльцев, как и в прошлый раз. Этот опытный плут, похожий лицом на сдобный пирог с мясом, смекнул, конечно, что дело тут нечисто, но также понял, что он лично ничем не рискует. Он так хорошо сервировал ужин, подал к столу такое отменное вино и вообще хлопотал столь усердно, что Мироваль подарил ему третий золотой.
Ужиная в одиночестве, герцог про себя удивлялся. Совсем еще недавно его волновали только собственные чувства и любимая женщина. Все остальное либо досадливо мешало, либо представлялось отдаленным и не имеющим никакого значения. И вот теперь он, родовитый и титулованный, собирается спасать воровку, подругу варвара.
Про себя герцог то и дело усмехался. Все это, чума разбери, конечно, нелепо, в духе дурацких баллад, но Мироваль доведет дело до конца, только потому, что Ремина посмотрела на него с любовью и надеждой. Женщине, даже очень умной, трудно расстаться со своими предубеждениями. Ей очень важно, чтобы ее возлюбленный был отважным, сильным и непременно кого-нибудь победил. «Быть посему!» — окончательно решил Мироваль и вонзил в кусок телятины двузубую вилку.
Пристав явился, когда герцог, не спеша, пил крепленое вино, глядя на угли в очаге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11