Доставка с Wodolei.ru
Но вдруг словно вспомнила его. Приоткрыла губы, улыбнулась. Немного погодя, он подошел к ней с приветствием. Они обменялись несколькими словами, и Венцель вышел из залы.
На следующий день Эстер Раухэйзен уже исчезла. Она уехала в Санкт-Мориц, – это установил Штольпе.
С этого мгновения Венцель совсем изменился. Был мрачен, задумчив. Штольпе дано было поручение, которое его чрезвычайно обрадовало. Ему предстояло вырваться из Берлина, и он с радостным поклоном выслушал распоряжение Венцеля немедленно отправиться в Санкт-Мориц.
Через три дня поступил от него доклад: Эстер Раухэйзен остановилась в отеле Карлтон. Она усиленно занимается спортом и преимущественно проводит время в обществе английского майора Ферфакса и известного парижского банкира Блау. Штольпе заказал номера.
Макентин получил распоряжение заняться сборами в дорогу.
Венцель попросил одного из секретарей соединить его по телефону с адвокатом, который вел дело о его разводе. Он справился у адвоката о положении дела.
Оказалось, что оно не подвинулось вперед ни на шаг. Адвокат, по-видимому, ничего не предпринимал. Лиза по-прежнему противилась разводу. Венцель предложил ей крупную сумму, она требовала шестикратной.
– Пришлите мне ваш счет! – крикнул Венцель в телефон. Его голос звучал не слишком вежливо.
В тот же день он обратился к другому юристу, который слыл выдающимся специалистом по бракоразводным делам. Его звали Фольмонд. Это был человек спокойный, разумный, простой. Венцель изложил ему свое дело, и Фольмонд начал стрелять в него, как из пистолета, короткими вопросами.
– Это мы уладим, господин Шелленберг, – заявил затем Фольмонд характерней для него скороговоркой. – Мы нажмем на нее со стороны детей. Мы пригрозим фрау Шелленберг, что отберем у нее детей по суду. Мы докажем, что образ жизни фрау Шелленберг неспособен оказывать благоприятное влияние на воспитание детей.
Венцель перебил его:
– Я хотел бы, если можно, избегнуть этого пути.
– Это единственный путь, быстро ведущий к цели, – возразил адвокат. – Я сам неохотно пользуюсь им, я ведь тоже человек. Но по отношению к таким упрямым женщинам ничего другого не остается. Мы установим наблюдение за фрау Шелленберг, вы согласны на это?
– Этого я тоже хотел бы избегнуть.
– В таком случае вы никогда не добьетесь развода! Ну что, согласны? Мы будем наблюдать за фрау Шелленберг. А потом пустим в ход наши средства. Иначе нельзя, поверьте! В моей практике были сотни таких случаев. Я буду держать вас в курсе дела, господин Шелленберг.
В конце концов Венцель согласился на все, что предложил адвокат.
– Возможно ведь, что я женюсь вторично, – сказал он со смехом.
– Я понимаю вас, вы прежде всего желаете ясности отношений.
Венцель, разумеется, только забавлялся мыслью о возможной женитьбе. Но на всякий случай уже расчищал к ней пути. За последний год он совсем забыл о своих семейных делах.
Макентин законтрактовал аэроплан. В десять часов утра погружены были чемоданы, а десятью минутами позже машина поднялась на воздух. Макентин сейчас же открыл ручной саквояж, который взял с собой в кабину. Достал оттуда бутылку хереса, две рюмки и шахматную доску. Не успели они оставить за собою панораму Берлина, как уже увлеклись игрою. Макентин потирал руки. Наконец-то можно спокойно поиграть! Он с удовольствием раскурил сигару.
Пилот вдвинул в кабину записку: «Курить воспрещается».
Венцель ответил ему запиской: «Стройте несгораемые аэропланы».
Над Лейпцигом оказалось, что Венцель сделал грубую ошибку. Он чертыхнулся и сдал тщательно начатую партию. Сейчас же они приступили ко второй. Над Саксонскими горами попали в снежную бурю, но это их не интересовало. Когда они проносились над Нюрнбергом, партия была в выигрышном для Венцеля положении, но при перелете над Боденским озером выяснилось, что Макентин нашел хитроумный и коварный ход. Он вынудил обмен ферзями, и шансы Венцеля на победу были теперь незначительны. Макентин отчаянно добивался ничьей. Но Венцель боролся героически, между тем как машина летела над сверкающими, покрытыми снегом горными цепями. Наконец, ему не осталось ничего другого, как согласиться на ничью.
– Что за чепуха! – крикнул в ярости Венцель. – Я уже выиграл партию!
– Ха-ха-ха! – Макентин весело уложил доску в саквояж. – А вот и Санкт-Мориц! – сказал он, показывая на сверкающий горный массив, на целый край из льда и снега, лежавший перед ними. – Группа Бернины.
Двигатель умолк, и машина плавно окунулась в ослепительный солнечный свет.
– Это похоже на Нью-Йорк, – воскликнул Макентин, когда аэроплан несся вдоль многоэтажных отелей, блестевших на солнце тысячами окон.
– А вот и Штольпе! – Макентин показал на крохотную фигурку, с комической поспешностью семенившую по залитому солнцем снежному полю. – Как бежит!
Они прилетели.
3
И вправду, это был маленький Штольпе, запыхавшийся, сияющий, медно-красный от солнечного загара, кожа у него шелушилась на носу.
– Все ли в порядке? – спросил Венцель.
– Все, – ответил Штольпе. – Я купил за триста франков благосклонность швейцара и, к счастью, захватил номера. А вот и сани.
Едва лишь Венцель распаковал в отеле чемоданы, как солнце уже скрылось за вершинами гор. Массив Бернины вспыхнул мрачным пламенем, но потом на долину быстро надвинулся непроницаемый мрак. Венцель пообедал у себя в комнаге и рано лег спать, предварительно послав Женни краткую телеграмму. Впервые за много месяцев ему случилось рано лечь в постель. Он проспал до утра, полных двенадцать часов, ни разу не проснувшись. Когда, великолепно отдохнув, он вышел из отеля, то зажмурился от ослепительного света.
Широкая котловина, где притаился крохотный Санкт-Мориц, улавливала, как. вогнутое зеркало, солнечные лучи и отбрасывала их тысячами сверкающих огней. Воздух, ледяной от близости глетчеров, чистый благодаря бесконечным снежным полям, наполнен был радостным звоном санных бубенчиков. Все кишело смеющимися людьми в пестрых костюмах. На ледяных катках отеля поблескивали коньки, «бобы» со свистом проносились сквозь погруженный в снежную лавину горный лес, «скелетоны» с лязгом катились вниз по крутым ледяным желобам. Лыжники, с бешеной скоростью увлекаемые лошадьми, неслись вперед, окутанные облаком снега. Мчались целые вереницы санок, облепленных веселой молодежью. Лица покрыты медно-красным и бронзовым загаром. И повсюду – радость, смех, здоровье. Веселое место! Оно понравилось Венцелю.
В то время, как остальное человечество силилось одолеть тяжелый повседневный труд и не надорваться от изнурения, здесь разгульная кучка людей с утра до ночи лихорадочно трудилась над тем, чтобы выработать в себе усталость, необходимую для здорового сна. С пяти часов начинались танцы в дансингах и кафе. Джаз-банды грохотали. А в восемь странные существа, целый день кутавшиеся в плотную шерсть, прельщенные волнами электрического света, выскальзывали из своих коконов. Нежные шелка, нежная плоть, нежное благоухание. Совсем по вкусу Венцеля был этот уголок!
– Я велел оставить за нами этот стол, – услужливо сказал Штольпе и повел Венцеля в угол обеденной залы.
Не успели они окунуть ложки в суп, как появилась леди Уэсзерли в сопровождении обоих своих телохранителей, которые вели ее к столу.
Ее появление, как всегда, возбудило внимание зала. Все у нее сверкало и блестело: глаза, зубы, губы, волосы, плечи, руки. Вызывающе вскинув свой смелый профиль, она прошуршала и просверкала мимо. Улыбка светской львицы, привыкшей к победам, играла на ее темно-красных, накрашенных, надменных губах.
– Кто это? – в восторге пролепетал Макентин. Штольпе сделал ему знак.
Но Венцель сделался молчалив. Он сидел с нахмуренным лбом, со сжатыми челюстями, словно готовясь к атаке. Такой вид у него бывал всегда после того, как он на что-нибудь решался. Венцель Шелленберг и теперь принял решение, когда Эстер, блистая и сверкая, прошумела по зале, приковав к себе все взгляды. Что было мимолетной игрою воображения, стало теперь намерением. Он желал овладеть Эстер Раухэйзен любой ценой.
4
После обеда он поздоровался с Эстер в фойе отеля непринужденно и отнюдь не с тем почтительным выражением, с каким подходили к ней другие мужчины. Здесь, в фойе, гости отеля имели обыкновение отдыхать с часок после дневных трудов и обеденных тягот, чтобы набраться сил для бала или бара.
Эстер нисколько не удивилась, вдруг увидев перед собою Венцеля. В Санкт-Морице не счесть было всех ее знакомых из Парижа, Лондона и Берлина. Куда она ни поворачивала голову, везде в глаза бросались знакомые лица.
– Вы приехали сюда заниматься спортом, господин Шелленберг? – спросила она, улыбаясь и окидывая его быстрым, искушенным взглядом. Его лицо, его одежду, его манеру держать себя, – все она уловила в дробную долю секунды.
– Не я, а мои лошади, – ответил Венцель. – Я пущу скакать здесь своих лошадей, сам же буду избегать какого-либо напряжения.
Эстер нашла этот ответ забавным. Она познакомила Венцеля со своими спутниками. На их счет Венцеля уже в достаточной мере информировал Штольпе. Один из них был известный миллионер, парижский банкир Блау. Он принадлежал к числу самых богатых людей во Франции и удесятерил во время войны свое состояние. Другой – майор Ферфакс, сэр Стюарт Ферфакс из Лондона – был гольф-чемпионом Англии.
– Отчего, барон, не записались и вы на скачки по озеру? – спросила Эстер барона Блау.
– Мой тренер боится, что разреженный воздух повредит лошадям, – скучающим тоном ответил банкир, внимательно и без всякого стеснения уставившись на Венцеля своими черными, круглыми, меланхолически поблескивавшими глазами.
Банкир был изящный господин с иссиня-черными волосами, разделенными пробором и уже с легкой проседью на висках. В отличие от большинства других лиц, его лицо покрыто было не смуглым загаром, а болезненной синевой, своего рода синеватой глазурью. Выражение у него было высокомерное и скучающее, а нервно втянутые крылья носа производили такое впечатление, словно он все время был немного огорчен. У него была привычка иногда поднимать плечи и вытягиваться, словно он пытался стать выше ростом. Рост Венцеля как будто оскорблял его, казался ему как бы непомерным притязанием и вызовом.
Барон Блау, как и Венцель, не для спорта приехал в Санкт-Мориц. Правда, он каждое утро бегал в течение часа на коньках, ровно от десяти до одиннадцати, вычерчивая восьмерки на зеркально-гладкой поверхности принадлежавшего отелю катка. Каждые четверть часа он останавливался, чтобы пропустить через ноздри дым тонкой папироски. При этом он хмуро косился на других конькобежцев Одет он был в широкие клетчатые, черные с белым, бриджи и свитер броского голубого цвета, распотешивший Венцеля. Днем он играл в керлинг. Круглыми камнями вроде прессованных сырков, величиной с грелку, играющие стреляли в цель по гладкой полосе льда. Это была игра преимущественно для пожилых людей, очень увлекавшихся этим видом спорта. Они лихорадочно скоблили и мели маленькими метлами лед, чтобы увеличить скорость камня. Иногда казалось, будто кучка метельщиков суетится на льду. Этим исчерпывались занятия барона. Днем он показывался редко, но каждую ночь последним уходил спать.
Зато майор Ферфакс был типичным спортсменом. Ростом он был еще немного больше Венцеля, но худощав. Туловище и голова – кожа да кости. На его большом орлином носу шелушилась кожа, – так сильно загорел он на солнце. Усики у него напоминали маленькую красную зубную щетку, а его рыжеватые волосы строптивыми кустиками окружали лысеющий череп. Где у других людей находятся глаза, у майора было что-то вроде расплавленного серебра.
Утром майор обычно тренировался на «скелетоне». Лежа животом на низких санках, он срывался вниз по обледенелым колеям, наклонным, как кровельный скат. Он прикрепил к своим санкам два секундомера, которые мог пускать в ход во время бешеной гонки. Когда он летел вниз, его изогнутый нос был на расстоянии какого-нибудь вершка от твердой ледяной поверхности. Днем он правил рулем своего «боба» «Старая Англия». При этом он также лежал на животе, сжимая в сухих руках руль, устремив глаза в несущийся ему навстречу снежный путь. Он тренировался для больших гонок на «бобах», которые должны были состояться через две недели. На нем лежала леди Уэсзерли, а за нею – еще три спутника. Лорд Гэстингс, один из знаменитейших в Англии охотников на фазанов, управлял тормозом. Смертельную скуку выражало его бульдогоподобное лицо, когда «боб» мчал его в бездну. Вчера они опрокинулись, и лорд Гэстингс вывихнул себе руку.
Эстер, всегда окруженная роем поклонников, по-видимому, поместила этих двух телохранителей во главу списка претендентов на ее руку. Оба, по слухам, сделали ей предложение и ждали ее решения. Барон Блау предлагал ей свои миллионы, свои замки, свои рудники, свою провинцию в Тунисе, свою паровую яхту. Майор Ферфакс предлагал ей свое звание гольф-чемпиона Англии (это как-никак чего-нибудь да стоило), свое здоровье, свой рост, составлявший один и девять десятых метра, и свой железный кулак, которым он мог свалить лошадь. Денег у него не было, только долги. Оба они уже два года повсюду ездили следом за Эстер – в Египет, в Монте-Карло, в Париж, в модные французские курорты. Эстер таскала их за собою, не давая им окончательного ответа.
– Рад познакомиться с вами, господин Шелленберг, – сказал Венцелю барон Блау после того, как довольно долго мерил его бесцеремонным взглядом, – мы ведь, если не ошибаюсь, ставим себе одинаковые цели. – Он говорил по-французски, не изменяя голоса, на одной ноте, равнодушно, безучастно, словно в нем сидел посторонний человек, который только пользовался его голосовыми связками и его адамовым яблоком. У Венцеля изобразилось на лице изумление.
– Если я не ошибаюсь, это тот самый господин Шелленберг, с которым мы уже переписывались, – продолжал барон Блау, – который хлопочет о Соединенных Штатах Европы и мире между народами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
На следующий день Эстер Раухэйзен уже исчезла. Она уехала в Санкт-Мориц, – это установил Штольпе.
С этого мгновения Венцель совсем изменился. Был мрачен, задумчив. Штольпе дано было поручение, которое его чрезвычайно обрадовало. Ему предстояло вырваться из Берлина, и он с радостным поклоном выслушал распоряжение Венцеля немедленно отправиться в Санкт-Мориц.
Через три дня поступил от него доклад: Эстер Раухэйзен остановилась в отеле Карлтон. Она усиленно занимается спортом и преимущественно проводит время в обществе английского майора Ферфакса и известного парижского банкира Блау. Штольпе заказал номера.
Макентин получил распоряжение заняться сборами в дорогу.
Венцель попросил одного из секретарей соединить его по телефону с адвокатом, который вел дело о его разводе. Он справился у адвоката о положении дела.
Оказалось, что оно не подвинулось вперед ни на шаг. Адвокат, по-видимому, ничего не предпринимал. Лиза по-прежнему противилась разводу. Венцель предложил ей крупную сумму, она требовала шестикратной.
– Пришлите мне ваш счет! – крикнул Венцель в телефон. Его голос звучал не слишком вежливо.
В тот же день он обратился к другому юристу, который слыл выдающимся специалистом по бракоразводным делам. Его звали Фольмонд. Это был человек спокойный, разумный, простой. Венцель изложил ему свое дело, и Фольмонд начал стрелять в него, как из пистолета, короткими вопросами.
– Это мы уладим, господин Шелленберг, – заявил затем Фольмонд характерней для него скороговоркой. – Мы нажмем на нее со стороны детей. Мы пригрозим фрау Шелленберг, что отберем у нее детей по суду. Мы докажем, что образ жизни фрау Шелленберг неспособен оказывать благоприятное влияние на воспитание детей.
Венцель перебил его:
– Я хотел бы, если можно, избегнуть этого пути.
– Это единственный путь, быстро ведущий к цели, – возразил адвокат. – Я сам неохотно пользуюсь им, я ведь тоже человек. Но по отношению к таким упрямым женщинам ничего другого не остается. Мы установим наблюдение за фрау Шелленберг, вы согласны на это?
– Этого я тоже хотел бы избегнуть.
– В таком случае вы никогда не добьетесь развода! Ну что, согласны? Мы будем наблюдать за фрау Шелленберг. А потом пустим в ход наши средства. Иначе нельзя, поверьте! В моей практике были сотни таких случаев. Я буду держать вас в курсе дела, господин Шелленберг.
В конце концов Венцель согласился на все, что предложил адвокат.
– Возможно ведь, что я женюсь вторично, – сказал он со смехом.
– Я понимаю вас, вы прежде всего желаете ясности отношений.
Венцель, разумеется, только забавлялся мыслью о возможной женитьбе. Но на всякий случай уже расчищал к ней пути. За последний год он совсем забыл о своих семейных делах.
Макентин законтрактовал аэроплан. В десять часов утра погружены были чемоданы, а десятью минутами позже машина поднялась на воздух. Макентин сейчас же открыл ручной саквояж, который взял с собой в кабину. Достал оттуда бутылку хереса, две рюмки и шахматную доску. Не успели они оставить за собою панораму Берлина, как уже увлеклись игрою. Макентин потирал руки. Наконец-то можно спокойно поиграть! Он с удовольствием раскурил сигару.
Пилот вдвинул в кабину записку: «Курить воспрещается».
Венцель ответил ему запиской: «Стройте несгораемые аэропланы».
Над Лейпцигом оказалось, что Венцель сделал грубую ошибку. Он чертыхнулся и сдал тщательно начатую партию. Сейчас же они приступили ко второй. Над Саксонскими горами попали в снежную бурю, но это их не интересовало. Когда они проносились над Нюрнбергом, партия была в выигрышном для Венцеля положении, но при перелете над Боденским озером выяснилось, что Макентин нашел хитроумный и коварный ход. Он вынудил обмен ферзями, и шансы Венцеля на победу были теперь незначительны. Макентин отчаянно добивался ничьей. Но Венцель боролся героически, между тем как машина летела над сверкающими, покрытыми снегом горными цепями. Наконец, ему не осталось ничего другого, как согласиться на ничью.
– Что за чепуха! – крикнул в ярости Венцель. – Я уже выиграл партию!
– Ха-ха-ха! – Макентин весело уложил доску в саквояж. – А вот и Санкт-Мориц! – сказал он, показывая на сверкающий горный массив, на целый край из льда и снега, лежавший перед ними. – Группа Бернины.
Двигатель умолк, и машина плавно окунулась в ослепительный солнечный свет.
– Это похоже на Нью-Йорк, – воскликнул Макентин, когда аэроплан несся вдоль многоэтажных отелей, блестевших на солнце тысячами окон.
– А вот и Штольпе! – Макентин показал на крохотную фигурку, с комической поспешностью семенившую по залитому солнцем снежному полю. – Как бежит!
Они прилетели.
3
И вправду, это был маленький Штольпе, запыхавшийся, сияющий, медно-красный от солнечного загара, кожа у него шелушилась на носу.
– Все ли в порядке? – спросил Венцель.
– Все, – ответил Штольпе. – Я купил за триста франков благосклонность швейцара и, к счастью, захватил номера. А вот и сани.
Едва лишь Венцель распаковал в отеле чемоданы, как солнце уже скрылось за вершинами гор. Массив Бернины вспыхнул мрачным пламенем, но потом на долину быстро надвинулся непроницаемый мрак. Венцель пообедал у себя в комнаге и рано лег спать, предварительно послав Женни краткую телеграмму. Впервые за много месяцев ему случилось рано лечь в постель. Он проспал до утра, полных двенадцать часов, ни разу не проснувшись. Когда, великолепно отдохнув, он вышел из отеля, то зажмурился от ослепительного света.
Широкая котловина, где притаился крохотный Санкт-Мориц, улавливала, как. вогнутое зеркало, солнечные лучи и отбрасывала их тысячами сверкающих огней. Воздух, ледяной от близости глетчеров, чистый благодаря бесконечным снежным полям, наполнен был радостным звоном санных бубенчиков. Все кишело смеющимися людьми в пестрых костюмах. На ледяных катках отеля поблескивали коньки, «бобы» со свистом проносились сквозь погруженный в снежную лавину горный лес, «скелетоны» с лязгом катились вниз по крутым ледяным желобам. Лыжники, с бешеной скоростью увлекаемые лошадьми, неслись вперед, окутанные облаком снега. Мчались целые вереницы санок, облепленных веселой молодежью. Лица покрыты медно-красным и бронзовым загаром. И повсюду – радость, смех, здоровье. Веселое место! Оно понравилось Венцелю.
В то время, как остальное человечество силилось одолеть тяжелый повседневный труд и не надорваться от изнурения, здесь разгульная кучка людей с утра до ночи лихорадочно трудилась над тем, чтобы выработать в себе усталость, необходимую для здорового сна. С пяти часов начинались танцы в дансингах и кафе. Джаз-банды грохотали. А в восемь странные существа, целый день кутавшиеся в плотную шерсть, прельщенные волнами электрического света, выскальзывали из своих коконов. Нежные шелка, нежная плоть, нежное благоухание. Совсем по вкусу Венцеля был этот уголок!
– Я велел оставить за нами этот стол, – услужливо сказал Штольпе и повел Венцеля в угол обеденной залы.
Не успели они окунуть ложки в суп, как появилась леди Уэсзерли в сопровождении обоих своих телохранителей, которые вели ее к столу.
Ее появление, как всегда, возбудило внимание зала. Все у нее сверкало и блестело: глаза, зубы, губы, волосы, плечи, руки. Вызывающе вскинув свой смелый профиль, она прошуршала и просверкала мимо. Улыбка светской львицы, привыкшей к победам, играла на ее темно-красных, накрашенных, надменных губах.
– Кто это? – в восторге пролепетал Макентин. Штольпе сделал ему знак.
Но Венцель сделался молчалив. Он сидел с нахмуренным лбом, со сжатыми челюстями, словно готовясь к атаке. Такой вид у него бывал всегда после того, как он на что-нибудь решался. Венцель Шелленберг и теперь принял решение, когда Эстер, блистая и сверкая, прошумела по зале, приковав к себе все взгляды. Что было мимолетной игрою воображения, стало теперь намерением. Он желал овладеть Эстер Раухэйзен любой ценой.
4
После обеда он поздоровался с Эстер в фойе отеля непринужденно и отнюдь не с тем почтительным выражением, с каким подходили к ней другие мужчины. Здесь, в фойе, гости отеля имели обыкновение отдыхать с часок после дневных трудов и обеденных тягот, чтобы набраться сил для бала или бара.
Эстер нисколько не удивилась, вдруг увидев перед собою Венцеля. В Санкт-Морице не счесть было всех ее знакомых из Парижа, Лондона и Берлина. Куда она ни поворачивала голову, везде в глаза бросались знакомые лица.
– Вы приехали сюда заниматься спортом, господин Шелленберг? – спросила она, улыбаясь и окидывая его быстрым, искушенным взглядом. Его лицо, его одежду, его манеру держать себя, – все она уловила в дробную долю секунды.
– Не я, а мои лошади, – ответил Венцель. – Я пущу скакать здесь своих лошадей, сам же буду избегать какого-либо напряжения.
Эстер нашла этот ответ забавным. Она познакомила Венцеля со своими спутниками. На их счет Венцеля уже в достаточной мере информировал Штольпе. Один из них был известный миллионер, парижский банкир Блау. Он принадлежал к числу самых богатых людей во Франции и удесятерил во время войны свое состояние. Другой – майор Ферфакс, сэр Стюарт Ферфакс из Лондона – был гольф-чемпионом Англии.
– Отчего, барон, не записались и вы на скачки по озеру? – спросила Эстер барона Блау.
– Мой тренер боится, что разреженный воздух повредит лошадям, – скучающим тоном ответил банкир, внимательно и без всякого стеснения уставившись на Венцеля своими черными, круглыми, меланхолически поблескивавшими глазами.
Банкир был изящный господин с иссиня-черными волосами, разделенными пробором и уже с легкой проседью на висках. В отличие от большинства других лиц, его лицо покрыто было не смуглым загаром, а болезненной синевой, своего рода синеватой глазурью. Выражение у него было высокомерное и скучающее, а нервно втянутые крылья носа производили такое впечатление, словно он все время был немного огорчен. У него была привычка иногда поднимать плечи и вытягиваться, словно он пытался стать выше ростом. Рост Венцеля как будто оскорблял его, казался ему как бы непомерным притязанием и вызовом.
Барон Блау, как и Венцель, не для спорта приехал в Санкт-Мориц. Правда, он каждое утро бегал в течение часа на коньках, ровно от десяти до одиннадцати, вычерчивая восьмерки на зеркально-гладкой поверхности принадлежавшего отелю катка. Каждые четверть часа он останавливался, чтобы пропустить через ноздри дым тонкой папироски. При этом он хмуро косился на других конькобежцев Одет он был в широкие клетчатые, черные с белым, бриджи и свитер броского голубого цвета, распотешивший Венцеля. Днем он играл в керлинг. Круглыми камнями вроде прессованных сырков, величиной с грелку, играющие стреляли в цель по гладкой полосе льда. Это была игра преимущественно для пожилых людей, очень увлекавшихся этим видом спорта. Они лихорадочно скоблили и мели маленькими метлами лед, чтобы увеличить скорость камня. Иногда казалось, будто кучка метельщиков суетится на льду. Этим исчерпывались занятия барона. Днем он показывался редко, но каждую ночь последним уходил спать.
Зато майор Ферфакс был типичным спортсменом. Ростом он был еще немного больше Венцеля, но худощав. Туловище и голова – кожа да кости. На его большом орлином носу шелушилась кожа, – так сильно загорел он на солнце. Усики у него напоминали маленькую красную зубную щетку, а его рыжеватые волосы строптивыми кустиками окружали лысеющий череп. Где у других людей находятся глаза, у майора было что-то вроде расплавленного серебра.
Утром майор обычно тренировался на «скелетоне». Лежа животом на низких санках, он срывался вниз по обледенелым колеям, наклонным, как кровельный скат. Он прикрепил к своим санкам два секундомера, которые мог пускать в ход во время бешеной гонки. Когда он летел вниз, его изогнутый нос был на расстоянии какого-нибудь вершка от твердой ледяной поверхности. Днем он правил рулем своего «боба» «Старая Англия». При этом он также лежал на животе, сжимая в сухих руках руль, устремив глаза в несущийся ему навстречу снежный путь. Он тренировался для больших гонок на «бобах», которые должны были состояться через две недели. На нем лежала леди Уэсзерли, а за нею – еще три спутника. Лорд Гэстингс, один из знаменитейших в Англии охотников на фазанов, управлял тормозом. Смертельную скуку выражало его бульдогоподобное лицо, когда «боб» мчал его в бездну. Вчера они опрокинулись, и лорд Гэстингс вывихнул себе руку.
Эстер, всегда окруженная роем поклонников, по-видимому, поместила этих двух телохранителей во главу списка претендентов на ее руку. Оба, по слухам, сделали ей предложение и ждали ее решения. Барон Блау предлагал ей свои миллионы, свои замки, свои рудники, свою провинцию в Тунисе, свою паровую яхту. Майор Ферфакс предлагал ей свое звание гольф-чемпиона Англии (это как-никак чего-нибудь да стоило), свое здоровье, свой рост, составлявший один и девять десятых метра, и свой железный кулак, которым он мог свалить лошадь. Денег у него не было, только долги. Оба они уже два года повсюду ездили следом за Эстер – в Египет, в Монте-Карло, в Париж, в модные французские курорты. Эстер таскала их за собою, не давая им окончательного ответа.
– Рад познакомиться с вами, господин Шелленберг, – сказал Венцелю барон Блау после того, как довольно долго мерил его бесцеремонным взглядом, – мы ведь, если не ошибаюсь, ставим себе одинаковые цели. – Он говорил по-французски, не изменяя голоса, на одной ноте, равнодушно, безучастно, словно в нем сидел посторонний человек, который только пользовался его голосовыми связками и его адамовым яблоком. У Венцеля изобразилось на лице изумление.
– Если я не ошибаюсь, это тот самый господин Шелленберг, с которым мы уже переписывались, – продолжал барон Блау, – который хлопочет о Соединенных Штатах Европы и мире между народами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45