.. тварью!
Гленн шагнул к кровати, сел рядом с Магдой, нежно обнял ее и тихонько привлек к себе.
— Ваш отец в невероятном напряжении, вы не должны забывать об этом!
— А он не должен забывать, что он — мой отец!
— Конечно, — мягко сказал Гленн. — Конечно, не должен. — Он чуть . повернулся, откинулся на спину и слегка потянул Магду за плечи. — Вот так. Прилягте рядом со мной и закройте глаза. Все будет хорошо.
Сердце Магды бешено заколотилось, но она позволила уложить себя на кровать. Забыв о боли в колене, она подтянула ноги и повернулась на бок лицом к нему. Так они и лежали рядом на узкой кровати. Гленн продолжал обнимать ее, а Магда положила голову ему на Плечо; Тела их тоже почти соприкасались, одной рукой она упиралась в крепкие мышцы его груди. Мысли об отце и обида на него растворялись, уступая место совсем другим ощущениям и чувствам. Никогда прежде она не лежала рядом с мужчиной. Это было страшно и в то же время чудесно. Окружающая его аура мужественности обволакивала ее, кружила голову. Каждое его прикосновение было как булавочный укол, между ними словно пробегали электрические разряды, проникавшие сквозь одежду... и эта одежда мешала ей.
Вдруг, повинуясь внезапному порыву, Магда приподнялась и поцеловала его в губы. Гленн сразу же приник к ней, но через мгновение отстранился.
— Магда...
Она смотрела ему прямо в глаза и видела в них желание, сомнение, удивление. Она поцеловала его не задумываясь, подчинившись вдруг возникшей непреодолимой потребности, и сдержаться не было сил. Ее тело действовало как бы отдельно от разума, и она не стремилась оста-
новить его. Быть может, это мгновение никогда больше не повторится. Все должно произойти сейчас. Ей хотелось попросить Гленна заняться с. ней любовью, но она не решалась.
— Когда-нибудь, Магда, — сказал он, будто прочитав ее мысли, и снова положил ее голову себе на плечо. — Когда-нибудь. Но не сейчас. Не сегодня.
Он погладил девушку по волосам и сказал, что ей надо поспать. Как-ни странно, страсть и пыл сразу покинули Магду, а вместе с ними ушли и все страхи нынешней ночи. Даже мысли об отце. Лишь отдельные их всплески пробивались сквозь нахлынувшую на нее волну спокойствия, но все реже и реже, и растворялись, как круги на воде. Вместо них медленно текли мысли о Гленне... Кто он такой на самом деле, и правильно, разумно ли она поступила, позволив себе остаться с ним вот так, наедине.
Гленн... Он явно знал о замке и Моласаре больше, но чего-то не договаривал.Магда поймала себя на том, что говорила с Тленном о замке Так, будто он знал его так же хорошо, как она. Он не удивился, услышав о скрытой лестнице, шедшей от основания башни, и о проходе с этой лестницы в нижний подвал, хотя она упомянула о них вскользь. Значит, он знал об их существовании. Иного объяснения быть не могло.
Но все это не так уж важно. Если она несколько лет назад смогла обнаружить потайной вход в башню, то почему этого не мог сделать кто-то еще. Главное, что впервые за эту ночь она почувствовала себя в полной безопасности. И знала, что желанна.
Наконец девушка уснула.
Глава 2 2
Как только за дочерью задвинулась каменная плита, Куза повернулся к Моласару и обнаружил, что тот уставился на него из темноты своими бездонными черными глазами. Профессор всю ночь ждал этого момента, чтобы задать Моласару интересующие его вопросы, в частности прояснить те противоречия, на которые обратил внимание рыжеволосый незнакомец. Но Моласар появился с его дочерью на руках.
— Почему вы это сделали? — спросил профессор, глядя снизу вверх на Моласара.
Тот молча в упор глядел на него.
— Почему? Я думал, она для вас всего лишь очередной лакомый кусочек!
- Не испытывай моего терпения, калека! — Лицо Моласара побелело еще сильней. — Я не могу спокойно стоять и смотреть, как двое немцев насилуют женщину моей страны, так же как не мог пять столетий назад равнодушно наблюдать, как то же самое делают турки! Поэтому я и стал сподвижником Влада Тепеша! Но сегодня немцы за-
шли куда дальше турок — они пытались совершить акт насилия в моем собственном доме! — Он вдруг успокоился и довольно ухмыльнулся. — И я получил немало удовольствия, оборвав их никчемные жизни. — Так же, как получали удовольствие от союза с Владом.
— Ему нравилось сажать людей на кол, и это давало мне превосходную возможность удовлетворять свои желания, оставаясь в то же время в тени. Влад доверял мне. И в конце я был одним из немногих бояр, на кого он мог полностью положиться.
— Я вас не понимаю.
—А никто от тебя этого и не ждет. Ты на это не способен, я выхожу за рамки твоей компетенции.
Куза попытался сосредоточиться и привести в порядок путающиеся мысли. Столько противоречий... все не так, как должно было быть. Но больше всего тревожило сознание того, что безопасностью, а может, и самой жизнью единственной дочери он обязан нежити.
— В любом случае я ваш должник. Моласар не ответил.
Поколебавшись, Куза все-таки начал исподволь подводить Моласара к тому самому вопросу, который мучил его сильнее всего.
— А существуют ли еще такие, как вы?
— Ты имеешь в виду нежить? Морок? Раньше были. А сейчас — не знаю. После пробуждения я почуял, что никто не желает признавать моего существования, так что за истекшие пять веков люди сумели, видимо, уничтожить всех остальных.
— А остальные тоже боялись креста? Моласар напрягся.
— У тебя ведь нет его с собой, да? Предупреждаю, что...
— Нет, он далеко. Но меня удивляет ваш страх. — Куза указал на стены. — Вы окружили себя крестами из латуни и никеля, тысячами крестов, и вдруг прошлой ночью запаниковали при виде крошечного серебряного.
Моласар подошел к ближайшему кресту и оперся на него рукой.
— Здесь заключена небольшая хитрость. Видишь, как высоко расположена крестовина. Настолько высоко, что это практически и не крест вовсе. Такая форма не вызывает у меня отвращения. Я встроил тысячи таких в стены замка, чтобы запутать моих преследователей, когда решил укрыться здесь. Они и предположить не могли, что существо, подобное мне, может скрываться в постройке, где стены усеяны «крестами». Но данная форма креста имеет для меня особое значение. Позже я тебе объясню, в чем дело, если, конечно, ты заслужишь мое доверие.
Куза упорно пытался обнаружить нечто странное в страхе Моласара перед крестом. Однако надежда на это, едва родившись, умерла. И вновь им овладели тяжелые сомнения. Надо хорошенько подумать. Удержать Моласара и выудить у него что-нибудь еще. Нельзя позволить ему уйти. Пока нельзя.
— А кто они такие? Кто вас преследовал?.
— Тебе что-нибудь говорит слово «глэкен»?
— Нет.
Моласар подощел ближе.
— Совсем ничего?
— Уверяю вас, никогда прежде не слышал этого слова. — «Почему это для него так важно?» — подумал профессор.
— Тогда, возможно, они больше не существуют, — пробормотал Моласар, обращаясь скорее к самому себе, чем к старику.
— Пожалуйста, объясните, что такое «глэкен»?
— Глэкены — это секта фанатиков, начавшая свою деятельность от имени церкви еще в средние века. Ее члены насаждали христианство и в самом начале подчинялись только Папе Римскому, но довольно скоро стали сами себе хозяевами. Они стремились проникнуть во все эшелоны власти, подчинить своему влиянию все королевские династии, чтобы в конечном счете завладеть всем миром — единая вера, единая власть.
— Но это невозможно! Я один из крупнейших специалистов в области европейской истории, в частности Восточной Европы, и никогда не слышал о такой секте.
Моласар придвинулся еще ближе и ощерился, — Ты смеешь уличать меня во лжи в моем собственном доме?! Безумец! Что ты смыслишь в истории! Ты когда-нибудь слышал обо мне или мне подобных, пока я сам не предстал перед тобой? А много ли ты знаешь об истории замка? Ничего! Глэкены — тайное братство. Ни одна королевская семья даже не догадывалась о них, а потом церковь, если и знала об их существовании, ни за что не признала бы этого!
Куза отвернулся, чтобы не чувствовать смрадного дыхания Моласара, к которому явственно примешивался запах свежей крови.
— А вы как узнали об их существовании?
— Были времена, когда для тех, кого вы называете нежитью, мало что оставалось неизвестным в этом мире. Мы узнали о замыслах глэкенов и решили действовать. — Моласар гордо выпрямился. — На протяжении веков мы противостояли глэкенам. Срывали их планы — они задались целью уничтожить нас всех до единого. Убивали власть имущих, цопавших под их влияние.
Он возбужденно заходил по комнате.
— Вначале глэкены даже не были уверены, что мы существуем. Но как только убедились в этом, начали с нами тотальную войну. Один за другим мои братья гибли. И когда я понял, что кольцо вокруг меня сжимается, построил замок и решил сохранить себя в нем, чтобы пережить глэкенов с их планами мирового господства. И похоже, это мне удалось.
— Очень мудро, — согласился профессор. — Вы окружили себя псевдокрестами и впали в спячку. Но все же ответьте мне: почему вы боитесь креста?
— Я не желаю об этом говорить.
— Но вы должны мне сказать! Мессия.— Иисус Христос — был ли...
— Нет! — Моласар отшатнулся и, задыхаясь, прислонился к стене.
— Что с вами?
Моласар уставился на Кузу.
— Не будь ты моим соотечественником, я вырвал бы тебе язык! «Даже само имя Христа приводит его в ужас!» — подумал Куза.
— Но я никогда...
- Не произноси больше этих имен, если тебе дорога моя помощь!
— Но это всего лишь слова.
— НИКОГДА! — Моласар уже овладел собой. —Я тебя предупредил. Никогда, или твой труп ляжет в подвале рядом с телами немцев.
У профессора голова пошла кругом. Необходимо что-то предпринять.
— А что вы можете сказать об этих словах. Йитгадаль веитгадаш шемей раба беальма дивера хиреутеи, вейямлих...
— Это еще что за абракадабра? — спросил Моласар. — Какое-нибудь заклинание? Или молитва? Пытаешься от меня избавиться? — Он' подошел ближе. — Уж не переметнулся ли ты к немцам?
— Нет, — только и смог произнести профессор дрогнувшим голосом. В голове у него зашумело, и он судорожно вцепился в ручки коляски. Казалось, комната перевернулась вверх дном и земля уходит из-под ног. Это был сущий кошмар! Чудовище боялось креста, приходило в бешенство при одном лишь упоминании Христа, а древние иудейские молитвы за упокой души, произнесенные на иврите, для него пустой набор слов. Непостижимо! И все же это так.
Моласар тем временем продолжал говорить, не обращая никакого внимания на вихрь чувств, захвативших профессора. Куза попытался вникнуть в смысл его слов. Это очень важно для спасения Магды и его самого.
— Мои силы растут не по дням, а по часам. Они вливаются в меня. Очень скоро — самое большее через две ночи — я смогу очистить замок от чужеземцев.
Куза мучительно размышлял: силы... через две ночи... очистить замок. Но в голове у него вертелось совсем другое: «Йитгадаль веитгадаш шемей», и это мешало слушать Моласара.
Вдруг у входа в башню раздался громкий топот, кто-то бежал вверх по лестнице, а со двора доносились испуганные гневные крики. Лампочка на потолке мигнула, и свет стал слабее — это означало, что замок полностью освещен.
Моласар осклабился в волчьем оскале.
— Похоже, они нашли мертвецов.
— И сейчас появятся здесь и обвинят меня в этом, — добавил Куза, выведенный из ступора охватившей его тревогой.
— Ты ведь, умньщ, — сказал Моласар, шагнув к стене и толкнув привычным жестом каменную плиту, которая легко повернулась. — Вот и воспользуйся этим умом.
Куза беспомощно смотрел, как Моласар растврряется в темноте открывшегося прохода, жалея, что не может последовать за ним. Как только проход закрылся, профессор развернул кресло к столу и склонился над «Адь Азифом», сделав вид, будто поглощен чтением, ожидая и дрожа от страха.
В комнату ворвался Кэмпффер.
— Ты, жид! — заорал он, тыча пальцем в лицо профессора и размашистым шагом направляясь к столу с угрожающим видом. — Ничего у тебя не вышло, жид! Я так и знал!
Куза с недоумением смотрел на майора. Сказать было нечего. И не было сил. Он чувствовал себя несчастным, больным и разбитым не только физически, но и душе"вно. Болела каждая косточка, каждый сустав, каждая мышца. Он все еще не мог прийти в себя после разговора с Мо-ласаром. Мозг отказывался работать. Во рту пересохло, но не решался прикоснуться к воде, потому что при одном Только виде Кэмпффера сразу заныл мочевой пузырь.
Нет, такие стрессы не для него. Он педагог, ученый, человек умственного труда. Он не знает, как вести себя с этим наглым щеголем, от которого теперь зависит его жизнь. С какой радостью Куза нанес бы ответный удар, но не смел об этом даже мечтать. Так стоит ли за такую жизнь бороться?
Сколько еще он сможет выдержать?Но у него есть Магда. И нельзя лишать ее даже самой маленькой надежды.Две ночи... Моласар сказал, что у него будет достаточно сил через две ночи. Сорок восемь часов. «Смогу ли я продержаться так долго?» — спрашивал себя Куза. Но он должен продержаться до субботнего вечера. Вечер субботы... Шаббат закончится... хотя что теперь значит для него шаб-бат? Да и все остальное тоже?
— Ты меня слышишь, жид? — Голос майора сорвался на визг.
— Да он понятия не имеет, о чем вы толкуете, — раздался еще один голос.
В комнату вошел капитан. Было в этом человеке что-то порядочное, какое-то благородство. И Куза это чувствовал. Качества, никак не присущие офицеру германской армии.
— Ничего, скоро узнает! — Очутившись у стола, майор склонился к старику так низко, что его физиономия «истинного арийца» оказалась всего в нескольких дюймах от лица профессора.
— Что случилось, майор? — спросил Куза, изображая недоумение и стараясь ничем не выдать своего страха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49