Однако «Топф и сыновья» была не единственной фирмой, принимавшей участие в этом грязном деле. Например, фирма «С. Н. Кори» также претендовала на строительство печей в Белграде, рекламируя свой большой опыт в этой области, поскольку она уже соорудила четыре печи для Дахау и пять для Люблина которые, как она подчеркивала, «полностью удовлетворили» заказчика.
Кристаллы циклона В, убивавшие узников, в первую очередь поставлялись двумя немецкими фирмами, которые получили патент на их производство у концерна «И. Г. Фарбен индустри». Это были фирмы «Теш и Штабенов» в Гамбурге и «Дегеш» в Дессау. Первая поставляла 2 тонны кристаллического цианистого водорода в месяц, вторая – 0,75 тонны. Наряды на доставку неожиданно всплыли в Нюрнберге.
Директора обеих фирм утверждали: они продавали свою продукцию только для целей дезинфекции и даже не представляли, что ее возможно использовать для убийства. Но эта уловка не сработала. Были обнаружены письма, отправленные фирмой «Теш и Штабенов» с предложением поставлять не только упомянутые кристаллы, но и вентиляционное и нагревательное оборудование для газовых камер. Кроме того, несравненный Хесс, начав давать показания, превзошел самого себя, признавшись, что директора компании не могли не знать, как использовалась их продукция, поскольку они поставили ее (по заявке Хесса) столько, что хватило бы для истребления 2 миллионов человек.
После войны, до начала судебных процессов в Германии, почти все на Западе верили, что массовые убийства – дело рук в общем-то нескольких фанатичных главарей СС. Но протоколы судебных заседаний не оставляют и тени сомнения в соучастии в них ряда немецких промышленников, причем не только Круппа и директоров химического треста «И. Г. Фарбен индустри», но и предпринимателей меньшего калибра, которые внешне, вероятно, казались ничем не примечательными отцами семейств и добропорядочными слугами общества.
Сколько же всего несчастных, ни в чем не повинных людей, в большинстве своем евреев, а также русских военнопленных, было уничтожено в одном только Освенциме! Общее число установить невозможно. Сам Хесс в своих показаниях назвал цифру порядка «2 миллиона 500 тысяч расстрелянных, удушенных газом и сожженных и еще по меньшей мере 0,5 миллиона погибших от голода и болезней, что в сумме составляет около 3 миллионов человек». Позднее в ходе суда над ним в Варшаве он уменьшил эту цифру до 1 миллиона 135 тысяч человек. Советское правительство, которое провело тщательное расследование злодеяний в Освенциме после того, как в январе 1945 года его захватила Красная Армия, приводило в Нюрнберге еще большую цифру – 4 миллиона человек.
И все вышесказанное – пожалуй, еще цветочки по сравнению с экспериментами доктора Рашера и ему подобных.
Этот факт сидит в памяти многих словно железный гвоздь: генерал Д. М. Карбышев был облит ледяной водой и заживо заморожен в лагере Маутхаузен зимой 1945 года.
Долгое время я, как и вы, думал, что нацистские изверги таким образом отомстили непокорному генералу за его нежелание сотрудничать, за то, что он даже в условиях концлагеря пытался вести антифашистскую работу.
Все это, конечно, так. Но, кроме того, у этой истории, как и многих других, оказалась еще, если так можно выразиться, и научная подкладка.
Лет десять тому назад, наконец, разоткровенничался мой, ныне уж покойный, тесть (царство ему небесное, хороший был человек). То, бывало, сколько его не просили и дети, и внуки, он и словом не обмолвился, за что ему были дадены многочисленные правительственные награды, а тут вдруг, считай спустя полвека, стал рассказывать…
Он угодил в плен из-за «катюши». Если кто не знает, гитлеровцы устроили за нашими гвардейскими минометами настоящую охоту. Поэтому тактика их применения в начале войны бала такой. Батарея «катюш», базировавшихся на шасси автомобиля ЗИС-5, выезжала в заданную точку, давала залп по заранее определенной цели и тут же быстренько сматывалась с огневой позиции. Ибо гитлеровцы тут же открывали бешенный ответный огонь, посылали специальные эскадрильи бомбардировщиков, группы диверсантов, чтобы накрыть батарею, увезти хотя бы одну машину в свое расположение для последующего тщательного изучения установки.
Наши об этом тоже были хорошо осведомлены, потому каждый батареец знал: в случае чего машину следует взорвать, не оставлять врагу даже ценою собственной жизни.
Однако инструкции пишутся, да не всегда выполняются. Особенно в боевых условиях.
В общем, когда они в очередной раз попали в переплет, мой тесть очухался после крепкого пинка под ребра:
– Шнель, руссиш швайн! – ругался рыжий немец с автоматом наперевес. И выразительно повел стволом: дескать, ты либо сейчас быстренько встаешь и топаешь, куда я прикажу, или останешься тут лежать навеки…
Что делать? Тесть поднялся и зашагал, покачиваясь от головокружения и тошноты – видно рвануло где-то совсем неподалеку и его изрядно контузило.
На его счастье немец, видать, не разобрался, что плененный им русский солдат имеет какое-то отношение к «катюшам». Товарищи по оружию, очевидно, успели дать стрекача. Впрочем, возможно, что огромная свежая воронка, мимо которой они проходили – это все, что осталось и от машины, и от ее экипажа…
В общем, так или иначе, тесть мой угодил в концлагерь. Сначала во временный, полевой, а потом и стационарный – с бараками, выстроенными по ранжиру, аккуратно посыпанными дорожками и даже медицинским персоналом в белых халатах.
Тесть было обрадовался – голова после контузии все еще трещала – да соседи по бараку его быстро остудили:
– Гляди, тут лечение одно – чик, и готово!..
И рассказали, что врачи тут на редкость странные – не лечат, а калечат. Причем самыми разными способами. Одним к имеющимся ранам новые добавляют и следят, как те загнивают. Других заставляют соленую воду пить и сутками держат в ванне с холодной водой. У третьих кровь берут литрами…
Тесть понял, что если сразу не даст деру, то тут и окочурится. Парень он был здоровый, донбасский шахтер как-никак. Подговорил еще одного военнопленного покрепче в напарники, и рванули они со всех ног на Восток при первом же удобном случае.
Подробностей тесть не сообщал. Сказал только, что дуракам иногда везет; бежали они среди бела дня, забившись под товарный вагон, который только что разгружали. И когда их хватились, они были уж далеко…
Повезло им и еще раз – при переходе линии фронта. Ни фрицы их не заметили, ни свои не подшибли, когда они свалились им прямо на головы в траншею переднего края. И особист им попался не сволочной. А поскольку врали они с напарником складно, в один голос – как заранее сговорились – и про плен ни-ни, то вскоре их оставили в покое. Взяли они в руки по винтовке и стали отступать вместе с остальными…
И назад, на Запад, они потопали только через год с лишним. Впрочем, до Германии тесть так и не дошел – в конце войны его, как классного специалиста по шахтному оборудованию, вернули в Донбасс. Надо было срочно восстанавливать взорванные в 1941 году шахты.
И лишь сравнительно недавно я узнал, что тесть мой стал одним из подневольных участников эксперимента, который проводили в третьем рейхе около 200 тамошних медицинских светил. Причем нацистские врачи ставили опыты не только над русскими военнопленными, над узниками концлагерей, над мужчинами и женщинами не арийской национальности, но даже над немцами.
«Эксперименты» были весьма разнообразными. Испытуемых помещали в барокамеры и проверяли на них высотные режимы до тех пор, пока у них не останавливалось дыхание. Им впрыскивали смертельные дозы микробов тифа и гепатита. Над ними проводили опыты «по замораживанию» в ледяной воде или выводили обнаженными на мороз, пока они не замерзали (вспомните Карбышева). На них испытывалось действие отравленных пуль, а также иприта.
В женском концлагере, например, сотням польских девушек – «подопытных крольчих», как их называли, – умышленно наносили раны и доводили до гангрены, на других же проводили «эксперименты» по пересадке костей. В Дахау и Бухенвальде отбирали цыган и проверяли на них, сколько и каким образом может прожить человек, если будет пить только морскую воду.
Во многих лагерях широко проводились опыты по стерилизации мужчин и женщин, поскольку, как писал Гиммлеру эсэсовский терапевт доктор Адольф Покорны, «врага необходимо не только победить, но и искоренить». В тех случаях, когда его не нужно убивать, – а потребность в рабочей силе, как уже мы имели возможность убедиться, к концу войны ставила под вопрос целесообразность уничтожения людей – его следует «лишить возможности воспроизводить себя». Как сообщал Гиммлеру доктор Покорны, ему удалось найти подходящие средства для этой цели – растение Caladium seguinum, которое, по его словам, обеспечивало длительную стерильность. «Сама по себе мысль о том, – писал добрый доктор фюреру СС, – что три миллиона большевиков, находящихся сейчас в немецком плену, могут быть стерилизованы и в то же время будут пригодны для работы, открывает далеко идущие перспективы».
Еще одним немецким доктором, открывшим «далеко идущие перспективы», был профессор Август Хирт, руководитель Института анатомии при Страсбургском университете. Область его интересов несколько отличалась от предметов исследования его коллег, о чем он поведал адъютанту Гиммлера генерал-лейтенанту войск СС Рудольфу Брандту в письме, написанном в канун Рождества 1941 года:
«В нашем распоряжении находится большая коллекция черепов почти всех рас и народов. Однако мы располагаем лишь очень небольшим числом черепов еврейской расы… Война на Востоке представляет нам благоприятную возможность восполнить этот пробел. С получением черепов еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототип наиболее отталкивающих, но характерных человекоподобных существ, мы получим возможность обрести необходимый научный материал».
Профессор Хирт не имел в виду черепа «еврейско-большевистских комиссаров», так сказать, уже препарированные. Он предлагал вначале измерить черепа у живых. Затем, после умерщвления еврея – при этом голова не должна быть повреждена – врач отделит ее от туловища и поместит в герметически закрытый контейнер.
После этого доктор Хирт приступит к дальнейшим научным исследованиям. Гиммлер был очень доволен. Он дал указание обеспечить профессора Хирта всем необходимым для исследовательской работы.
И его обеспечили. Ответственным поставщиком «научного материала» являлся довольно примечательный нацист по имени Вольфрам Сиверc, который неоднократно выступал в качестве свидетеля на основном процессе в Нюрнберге, а затем в качестве обвиняемого на «Процессе врачей». Бывший книготорговец Сиверc дослужился до чина полковника войск СС и секретаря-исполнителя в Институте исследований наследственности, одном из нелепых «культурных» учреждений, созданных Гиммлером для исследований в сфере его многочисленных безумных идей. По показаниям Сиверса, там имелось 50 научных учреждений, одно из которых именовалось Институтом военно-научных изысканий, и возглавлял его все тот же Сиверc. Это был человек чем-то похожий на Мефистофеля, с хитрым прищуром глаз и густой иссиня-черной бородой. В Нюрнберге его окрестили нацистской Синей Бородой по сходству с известным персонажем. Подобно многим другим участникам этой истории, он вел обстоятельный дневник, который, как и его переписка, сохранился и помог ему окончить жизнь на виселице.
К июню 1943 года Сиверсу удалось отобрать в Освенциме мужчин и женщин, скелеты которых должны были послужить впоследствии «для научных обмеров», проводимых доктором Хиртом, профессором Страсбургского университета. «Всего, – докладывал Сиверc, – подверглись обработке 115 человек, включая 79 евреев, 30 евреек, 4 азиатов и 2 поляков». Одновременно он дал заявку в главное управление СС в Берлине на транспортировку отобранных «для обработки» из Освенцима в концлагерь Натцвейлер, близ Страсбурга. В ходе перекрестного допроса в Нюрнберге английский прокурор спросил, что означает слово «обработка».
– Антропологические измерения, – ответил Сиверc.
– То есть, прежде чем их убивали, проводился антропологический обмер? И это все, для чего они требовались, не так ли?
– Затем делались слепки, – добавил Сиверc.
Он был приговорен к смертной казни и повешен, хотя следователи, возможно, так и не узнали всей ужасающей правды.
О том, что произошло потом, рассказал капитан войск СС Йозеф Крамер, убийца с большим опытом, приобретенным в Освенциме, Маутхаузене, Дахау и других концлагерях. Заслужив недолговечную славу Бельзенского Зверя, он был впоследствии приговорен английским судом в Люнебурге к смертной казни.
«Профессор Хирт из Страсбургского института анатомии известил меня об эшелоне заключенных, следующем из Аушвица, – рассказал он следователю. – Доктор сообщил, что они будут умерщвлены в газовых камерах концлагеря Натцвейлер. После этого тела будут доставлены в институт анатомии в его распоряжение. Он передал мне пол-литровую бутылку, заполненную примерно наполовину какими-то кристаллами (думаю, это были соли цианида), и объяснил примерную дозировку, которую надлежит применять для отравления прибывающих из Аушвица.
В начале августа 1943 года я принял 80 заключенных, которые подлежали умерщвлению с помощью кристаллов, переданных мне Хиртом. Однажды ночью на небольшой автомашине я повез к газовой камере примерно 15 человек – первую партию. Я сообщил женщинам, что для прохождения дезинфекции им нужно войти в камеру. Конечно, я не сказал, что там их отравят газом».
К этому времени нацисты уже усовершенствовали технологию отравления газом.
«При помощи нескольких солдат СС, – продолжал Крамер, – я заставил женщин раздеться донага и в таком виде затолкал их в газовую камеру.
Когда дверь захлопнулась, они начали кричать. Через небольшую трубу… я высыпал в камеру нужное количество кристаллов и стал наблюдать в смотровое отверстие за происходящим в камере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73