Такое с ним бывало нередко, порой он долго не мог вспомнить чью-то фамилию, хотя образ человека отчетливо стоял перед глазами. Такая уж была натура у Вадима, в такие моменты он нервничал, на ум ничего не шло, кроме того, чтобы вспомнить, словно от этого зависело очень многое; зарождалась неудовлетворенность, пощипывало нервы раздражение на непогрешимую, казалось бы, память. И когда вдруг он вспоминал, приходило то самое ощущение, слабенькое подобие свободы, тихая радость победы.
И вот это знакомое чувство, которому предшествовали умственные упражнения, снова коснулось Вадима. Как всегда, все оказалось донельзя прозаично, на время Поляков ощутил даже легкое раздражение. А все дело оказалось в Олеге Скачкове, который теперь не маячит перед глазами, от его похмельного дыхания не потеют стекла в машине, перестали гневно щуриться глаза от его вызывающих речей.
Чего ради он терпел дерзкого оперативника, выслушивал его и вынюхивал! Бесплатный пассажир, подобие охранника. Одна видимость. А была ли она нужна? На первых порах - да. Но когда впоследствии от Полякова стали шарахаться даже бродячие кошки и собаки, надобность в охраннике отпала. Хотя бы в одном.
Другое дело - Дима Валеев: молчаливый, уравновешенный, с полпинка понимающий, где нужно помолчать и быть незаметнее собственной тени, а где - проявить себя к месту вставленной репликой, шуткой, делом, наконец.
Что дальше будет с Олегом, Полякова трогало и нет. Сопьется; бывшей жене он не нужен. Только родители могут позвать сына, они вот уже второй год покоятся на местном погосте. Но прежде чем спиться окончательно, начнет трепаться собутыльникам о взаимоотношениях с начальником. Большого секрета он не выдаст, но лишние слухи - это не лишний хрен в заднице, тут не помеха, а нечто большее. Однако главным был и остается сам факт бунтарства Олега и форма, в которой проявился дерзкий, безрассудный мятеж. И еще то, что Олег сразу же поспешил к Людмиле Грязновой - плакаться или предстать перед ней в новом обличье. Поляков неплохо разбирался в людях, поэтому довольно четко представил себе тему разговора бывших супругов. Именно в минуту нелицеприятного разговора Вадим окончательно решил судьбу Скачкова. Валеев получит соответствующее указание, как только Олег отработает на старика Шерстнева.
Поляков не опасался за язык оперативника. О чем бы тот ни поведал москвичу, все так и останется между ними. Старик не дурак, но сделал опрометчивый шаг, решив пометить своим пахучим веществом чужую территорию. До некоторой степени хмельные откровения Скачкова были на руку Полякову, пусть старик знает: это в Москве он фигура, а здесь - дерьмо.
* * *
Во сколько бы ни ложился Поляков, вставал он в одно и то же время - в семь утра. Шел к бассейну размером со стандартный гараж, десять-пятнадцать минут наслаждался прохладной водой, интенсивно растирался полотенцем и срывал карму, обворовывая необъятное и гармоничное небо и слизывая сливки с «Пахтанья Космического Млечного Океана». В восемь ровно он с лейкой обходил розарий, поливая кусты под корень, наведывался в крольчатник, открывал одну из клеток и гладил кролика за ушами. Общение с природой, взятой в кольцо высоким забором, поверх которого проходила колючая проволока, доставляло Полякову наслаждение. Он тщательно мыл руки от краткого соприкосновения с натурой, открывал гараж и шел в дом переодеться. Когда он облачится во все чистое, собаки во дворе встретят лаем Диму Валеева. Теперь только одного Диму, который, как всегда, отвезет начальника в кафе на Тенистую.
Поляков и сам неплохо водил машину, быстрая езда доставляла ему огромное удовольствие, но скупое, в чем-то обязывающее сознание того, что за рулем личный водитель, перекрывало то чувство наслаждения, когда нога на педали газа уходит в пол, а глаза не успевают за проносящейся мимо панорамой вечнозеленых деревьев.
Валеев выгнал «Мерседес» из гаража, когда дочка еще нежилась в постели, а жена сонно слонялась по дому. Вот этого Вадим не любил, она в такие моменты виделась олицетворением лени и буквально убивала гармонию, с которой у Вадима с семи утра наладилась невидимая связь.
- Чего ты вскочила?
Жена долго хлопала ресницами по припухшим векам.
- В туалет.
- А попозже или пораньше нельзя было сходить?
- Раньше не хотела, а потом было бы поздно.
Все: карма накрылась, молочно-космическое пахтанье прокисло. Пришлось пожалеть, что внизу не ожидает Олег Скачков, на которого можно было бы спустить кобеля, пройтись по нему, как горячим утюгом, выместить злобу, уже двойную, относительно его неопрятного вида, якобы прокуренного салона машины.
Еще минуту назад Вадим ощутил голод, он пришел по расписанию, не опаздывая ни на секунду, и вот теперь ему на смену пришло желание натощак затолкать в рот сигарету. В этом случае аппетит пропадал до самого обеда.
Жена была старше его на шесть лет, раньше Поляков этой разницы не замечал, последнее время - напротив. Он ненавидящим взором проводил ее до двери туалета, дождался возвращения, чтобы бросить последнее:
- Все? Полегчало? Теперь ляжешь спать?
Она покачала головой и невозмутимо ответила, зная, что раздражает мужа все больше; ответила так, как того заслужил Вадим - чистюля, не брезгующий ни одной юбкой, вспоминающий о жене только во сне и шарахаясь, когда действительность оказывалась не чем иным, как близостью с супругой. Надо видеть его обескураженные глаза, говорящие открытым текстом: «Чего ж я наделал-то?..» - словно застал себя во время совокупления с жабой.
- Нет, не лягу - не с кем.
- Не с кем, ты сказала?!
- Уже не помню. Знаю только, что скоро придут рабочие и в саду нужно прибраться.
- Себя не забудь привести в порядок, - зло бросил Поляков и хлопнул дверью.
«Что же такое происходит последнее время? - думал он. - Ни в грош не ставят. Сначала эта мразь Скачков, потом родная жена».
Выражение гнева на лице шефа не ускользнуло от внимательного взгляда Валеева. «Опять с женой поцапался», - правильно угадал опер.
- Куда едем? - спросил он, выезжая со двора. Обычно он останавливался и поджидал Олега, закрывающего ворота, в этот раз ему самому пришлось вылезти из машины. Когда он снова занял водительское место, еще раз переспросил: - Так куда едем, Вадим?
- На кудыкину гору! - взорвался Поляков.
На миг показалось, что за рулем изменивший внешность Олег Скачков.
39
Кафе «На Тенистой» отстояло от дороги на добрых пятьдесят метров. Впервые посещая это заведение, Радзянский отметил довольно немалую прилегающую к нему территорию, больше похожую на парк. И это опять же соответствовало месторасположению кафе, поскольку второй подъездной путь выходил на Парковую улицу, тогда как основной - на Тенистую.
Парковая улица, расположенная ниже, даже в выходные дни была не так оживленна. Она больше походила на кольцевую дорогу, охватывая едва ли не половину города. По ней проходили основные автобусные маршруты и часть междугородних рейсов. На всем протяжении можно было увидеть дорожные знаки, ограничивающие движение до шестидесяти километров в час.
Одна из второстепенных дорог выводила на небольшую площадку, часть которой предназначалась для остановки автобусов, остальная же служила парковкой для легковых автомобилей. От нее вверх уходила каменная лестница со следами мха на торцах ступеней; и чем выше она уходила, тем гуще становилось живое обрамление в виде кустов маслины и открывался вид на территорию кафе, равно как и на само здание довоенной постройки в стиле ампир: с каменными, претендующими на античность колоннами у входа и куполообразной крышей, выкрашенной в зеленый цвет.
Справа от центрального входа к кафе примыкала просторная терраса - явно недавнего происхождения, но выдержанная все в том же старом стиле, что не нарушало гармонии в целом. Терраса имела два выхода: на площадку перед кафе и непосредственно на кухню, - дверь туда была неприметной, в основном ею пользовались официанты, обслуживающие клиентов. От столика, навечно, наверное, забронированного за начальником местной милиции, ее отделяло семь-восемь метров.
Кое-что о расположении кафе «На Тенистой» у Рад-зянского отложилось в памяти еще во время первого посещения, более конкретно он познакомился, отужинав там в день прибытия. Самым удобным местом ликвидировать Полякова была каменная лестница, словно по заказу огороженная густым кустарником.
Если находиться лицом к кафе, правая сторона лестницы, но уже позади кустарника, была открыта на обозрение с Тенистой улицы, а левая, с мускатными деревьями и дубами, представляла почти идеальное место для того, чтобы укрыться на некоторое время среди зелени и подождать жертву. Слабым местом была почти непроницаемая стена маслин, через которую трудно что-либо разглядеть, а подходить к ней вплотную было рискованно, поскольку по всей длине она неплохо просматривалась с террасы кафе. Единственный вариант - это спуститься ниже, ближе к Парковой, встать на удалении и подождать, когда появится Поляков. А с другой стороны, он мог появиться и с Тенистой, не факт, что, как и в тот раз, начальник милиции будет придерживаться того же маршрута. Впрочем, как и графика в целом. Последнюю мысль Радзянский гнал прочь, надеясь если не на удачу, то на справедливость. Он уже здесь, готов сделать то, за что подвергал риску как себя, так и свою дочь. Если существует на свете справедливость, Поляков появится, но вместо привычной порции дымящегося мяса получит хороший кусок горячего свинца. И, как говаривал старый Зеб Стумп, спасая мустангера Мориса Джеральда от петли, вряд ли его переварит.
А может случиться так, что Поляков все же успеет позавтракать; перспектива скрываться надолго среди деревьев и кустарника не устраивала Радзянского. Ровно в девять он ступит на то место, откуда будет видно появление начальника милиции. Если он не появится в течение десяти минут, придется менять безлюдное место на оживленную Тенистую улицу, наблюдая за террасой, уже не вызывая подозрений. Именно в этом случае Поляков успеет проглотить свой завтрак. Как только он примется за десерт - значит, пора занимать тщательно выбранную позицию.
* * *
Поляков даже не вошел, а ворвался в управление. Не глядя себе под ноги, а указывая на абсолютно чистый пол напряженным пальцем, он обрушился на дежурного, поспешно вставшего, но не успевшего выйти из дежурки; раньше десяти начальника он не ждал. И Поляков угадал его мысли.
- Что, не ждал?
- Здравия желаю, Вадим Николаевич! - выпалил дежурный, застыв истуканом.
Поляков выманил его из помещения довольно оригинальным способом: сунув в рот сигарету и скрестив на груди руки. Прикурив от зажигалки дежурного, Вадим бросил взгляд на пустующий «обезьянник» и поднялся к себе в кабинет.
Сигарета до завтрака слегка вскружила голову, нёбо неприятно пощипывало, в пустом желудке начала зарождаться тошнота. Поляков сполоснул рот минеральной водой, поискал глазами, куда выплюнуть, и не нашел ничего лучшего корзины для бумаг. После чего вызвал уборщицу.
* * *
Когда стрелки часов показали десять минут десятого, Радзянский поменял точку наблюдения, вернее, ушел с выгодной для выстрела позиции, и вот уже в течение получаса прохаживается по оживленной Тенистой улице.
«Неужели он не придет?» Его взгляд скользил от одного столика к другому. «Вам повезло, сейчас вы увидите начальника», - на этом месте сидел словоохотливый пожилой кавказец. «Он что, местная достопримечательность?» А это столик, куда был вынужден пересесть Лев. А вот и навечно забронированное место Полякова.
Еще десять минут напряженного ожидания, и Лев перешел на другую сторону улицы, сместившись от кафе на сотню метров. Вдоль литого чугунного забора, увитого однолетними декоративными лианами, стояли старомодные массивные скамейки. Дорога резко уходила вправо и вниз, и это место представляло собой довольно уютный пятачок. От разноцветных парусиновых палаток, разбросанных между пышных клумб, исходил аромат готовящегося шашлыка, свежей выпечки и пива. Наибольшее оживление наблюдалось у лотка с мороженым. «Был бы здесь Левин, - подумал Радзянский, - тот занял бы место напротив палатки с австрийским бочковым пивом».
Отсюда он вообще не видел кафе, но дал себе отдохнуть пятьдесят минут. Знание, опосредствованное опытом, давало полное представление о том, сколько энергии сожрал неполный час ожидания. Он чувствовал это кожей, под которой копошились нервы, и нарастающей болью в глазницах.
На Радзянском были широкие светло-зеленые брюки, майка навыпуск скрывала заткнутый за пояс «пять-семь» с глушителем, добрую половину лица закрывали огромные, ставшие писком сезона, солнцезащитные очки с дымчатыми стеклами. За плечами такой же модный рюкзачок со сменой одежды, номерами от машины, корейской «звездочкой», сдобренной мышьяком, и «черной пеленой».
Лев выпил стакан ледяной пепси-колы и бросил пустой стакан в урну. Время - ровно десять.
«Неужели он не придет?»
Однако через двадцать минут он увидел того, чей образ заставлял сжиматься кулаки.
* * *
Вторая сигарета натощак успокоила нервы Полякова, хотя он не раз за час с небольшим, проведенный в кабинете, вспоминал наглую выходку жены.
В туалет...
Нет, ей приспичило совсем по другому поводу. Показаться уродливым привидением, дыхнуть спросонья прокисшей капустой, распространить вокруг себя тяжелый дух парного молока, вспотевшего тела и елейности омолаживающего - о боги! - крема. Мажет себя на ночь, отдается чудодейственному женьшеневому бальзаму вся - без остатка, даже между пальцами ног мазюкает, словно у нее грибок.
Конечно, теперь она спать не ляжет, какой тут сон? Как наяву, Поляков представил фантом своей жены, одетый в ночную хлопчатобумажную сорочку и слоняющийся по дому. Ее взбодрит не ледяная вода из-под крана, а кусок ветчины из холодильника, который она будет очень и очень медленно пережевывать. Если рядом окажется кошка, выдвинет языком мясную жвачку и сплюнет ее себе под ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44