Мухин вырулил на стоянку возле универсама и заглушил мотор.«Не пойду никуда, — решил он, глядя на женщину с коляской. — И объявлений никаких давать не буду. Зачем мне эти маньяки? Один с топором, другой с пистолетом...»В этом слое компания ему была не нужна. Зоолог — тот да, тыкался вслепую, а здесь Виктор чувствовал себя полноценным. Он и про выкрутасы со смертью-воскрением не сразу вспомнил. Сначала проснулся, покурил, все как белый человек, а уж потом...Это уж потом ему стало паршиво — по-настоящему, а не от выпитого накануне. Похмелье — оно что?.. оно ведь проходит. В отличие от жизни, которая Виктора не устраивала, он слишком много о ней знал, о своей нынешней жизни. Кроме того, Мухин ощущал, что она приобрела какое-то новое, явно лишнее качество.«У меня появилась возможность выбора», — осознал он с тоской, и от этой мысли ему вдруг стало холодно.Раньше он мог переселиться в другую квартиру, город, максимум в другую страну. Теперь он мог выбрать слой. Целый мир. Прав был Петр, с каждой смертью что-то для себя открываешь. Но сколько же раз надо умереть, чтобы постичь это окончательно?Виктор все еще не знал, что делать. Когда ему предложили место на студии, он и то неделю размышлял. А тут ведь не работа, не биография даже. Тут — путь. И как от него отказаться, если ты по нему уже идешь, — многого не видишь, многого не понимаешь, но идешь?..Мухин обвел взглядом стоянку. Женщина давно погрузилась в машину и уехала, на месте ее «Фольксвагена» запарковался дряблый латвийский микроавтобус. Через стеклянные двери магазина входил-выходил бесконечный поток покупателей, и со стороны это казалось лишенным всякого смысла.Универсам был сплошь увешан плакатами, призывающими что-нибудь посетить и что-нибудь попробовать. Крайний слева, со стрелкой, показывающей за угол, был самым маленьким, но почему-то самым заметным.«TABULA — Твоя газета бесплатных объявлений. Пункт приема ЗДЕСЬ. Работаем ВСЕГДА».Петр сказал — деваться некуда. Он знает — он, наверно, испытал это на себе... А еще Петр сказал, что все куда-нибудь приходят. И опять он прав...Мухин тронул ключ и, вывернув руль, поехал обратно.На улице Возрождения ничего не изменилось. Мужчина с цветами по-прежнему слонялся взад-вперед, точно протаптывал в снегу тропинку: пять шагов туда — пять шагов сюда. Виктор припомнил фразу из устава караульной службы: «Продвигаясь по указанному маршру...» Часовой был крепок и угрюм — как раз из тех, кто «создает/решает проблемы», хотя этот наверняка по большей части создавал.«Problem Creator», — перевел Мухин. Сокращенно — «PC», как персональный компьютер, или по-русски — «ПК», как пожарный кран.Субъект прошел положенные пять шагов и развернулся. Нет, уважаемый, компьютеров с таким мурлом не бывает. Кран, натуральный кран.— Девушку ждешь? — нахально осведомился Виктор.— Юношу, — ответил тот, прищуриваясь. Букетик на жаре малость поувял, и вообще, в боксерских ручищах он смотрелся как-то некстати.— Юноша — это, видимо, я, — сообщил Мухин. — Меня зовут Виктор.— Какой Виктор?— Гм... кинооператор... или зоолог. Какой тебе нужен?Кран молча сунул букет в урну и распахнул перед Виктором парадное.Подъезд был самый обыкновенный, без консьержки и даже без домофона. Виктор подумал, что вошел бы и сам, но изменил это мнение сразу, как только оказался на площадке первого этажа. Смотровой «глазок» в одной из дверей был вывинчен, и если под «7,62» отверстие не годилось, то под «5,45» — вполне. За то время, пока Мухин поднимался по короткому пролету, творение Михаила Тимофеевича Калашникова могло с успехом выпустить весь рожок.Он остановился у лифта, но Кран отвел его руку от кнопки и со значением предупредил:— Неисправен. Лучше пешком.В лифте у них какая-нибудь подлянка, уразумел Виктор.Топать по лестнице на своих двоих было невесело. ове, и так с утра нездоровой, с каждым шагом что-т0 распухало, и места для мыслей оставалось все меньше.На последнем этаже Кран уже подталкивал его в спину.— Что ж ты, зоолог?.. Надо спортом заниматься.— Зоолог вроде бы занимался... — сказал Виктор бессильно повисая на перилах. — Не помогло, значит.— Значит, не помогло... — произнес кто-то. Мухин с опозданием сообразил, что и первая реплика принадлежала не Крану — говорили откуда-то из квартиры. Виктор хотел выпрямиться, но его вдруг разобрал кашель, и он долго трясся, зажимая рот ладонью. Потом утерся рукавом и шагнул навстречу говорившему, но, будто чего-то испугавшись, замер перед дверью.— Вот... Здравствуй, Константин, — выдавил он.— Довел же ты себя... Так что там с нашим зоологом?— Его убили.— Быстренько он управился!— Вчера вечером... Убили... — повторил Мухин.— Надеюсь, кто-нибудь плакал, — пожал плечами Константин. Глава 4 Виктор вошел в большую комнату и осмотрелся, раз думывая, куда бы присесть. Помещение было отде лано под заурядный офис — чистенько, но без барски закидонов: два письменных стола, несколько невнятных картинок в золоченых рамках и масса кожаных Kpei сел. Окна отсутствовали.
Мухин выбрал место в углу — там было меньше света. Константин привалился к столу и открыл верхний ящик.— Пиво будешь?— А чего ж...Виктор принял пузатую бутылку «Гролш-рюс» и, Щ игнорировав стакан, присосался к горлышку.Константин наливал себе медленно, по стенке, налив, сделал небольшой глоток и поставил пиво на стол. Его было трудно узнать, но не узнать его было невозможно — примерно так Мухин сформулировал впечатление от второй встречи.Отличался Константин разве что волосами: перед бомбардировкой он приходил крашеный, с белыми усиками и белой же бородкой, а здесь носил прическу самую заурядную, без претензий на стиль. И никаких эспаньолок — чисто выбритое лицо. Татуировка на предплечье пропала, и даже уши у Константина оказались не проколоты. Виктор хотел было этому удивиться, но удивление, толком не возникнув, как-то сразу затухло. Он уже привыкал.— Ты серьезно был зоологом? — поинтересовался Константин. — Ветеринар, что ли?— Да нет, — неуверенно ответил Мухин. — В школе... в средней.— А, учитель? Я тоже был учителем, географию вел. Давно... А ты, значит, ботанику.— Не ботанику, зоологию.— Это все равно. Ну что, оклемался? Сейчас я тебя отведу к одному человеку. Зовут его Александр Александрович Немаляев, а если заслужишь, он разрешит называть себя Сан Санычем.— Скажите пожалуйста... — буркнул Мухин. Разочарования он боялся сильней, чем пистолета, и подсознательно ждал той минуты, когда начнет раскаиваться, что пришел в этот дом.Константин снова нагнулся к ящику, и вся левая стена вместе с картинами отъехала в сторону.— Чума... — произнес Мухин. — У вас тут моторчики, или ее негры оттягивают?— Негры, — ответил Константин. — Пойдем. Смежное помещение оказалось даже не комнатой, а какой-то камерой. Мебели там не было, она бы и не поместилась, зато были створки лифта, сделанные из тяжелой травленой стали. С потолка таращились два «глазка» видеонаблюдения: один следил за лифтом, второй — "ерсонально за Виктором.Двери лифта сами собой раздвинулись, и Мухин, глянув на Константина, шагнул в кабину. Тот зашел следом, и двери сомкнулись — опять же сами.Виктор почувствовал невесомость и сразу — толчок в ноги. Лифт, каким бы скоростным он ни был, вряд ли успел опуститься ниже чем на два-три этажа. Так Мухину подумалось.За створками открылся узкий коридор, пройдя по которому Виктор попал в некое подобие холла.— Тут у нас охрана, тут база, — пояснил Константин, указывая на две двери.— Туристическая? — нелепо схохмил Мухин.— Точно. Туристическая, — подтвердил Константин, трогая ручку.Виктор очутился в новом коридоре, но уже большом и благоустроенном: вдоль стены вразброс стояли книжные шкафы, между ними висели кашпо с бодрыми растеньицами. На обоях тоже были цветочки — в казенных помещениях такие обои не клеили. Левая сторона коридора загибалась вперед, правая оканчивалась подвижной перегородкой из рельефного стекла.Напротив входа находилось пять одинаковых дверей, расположенных на равном расстоянии, как в гостинице или в приличной общаге.— Кухня, ванная, — сказал Константин, кивнув на стеклянную перегородку. — Удобства в двух экземплярах. За поворотом — узел связи. А это наши комнаты, — добавил он и по-домашнему окликнул: — Сан Саныч!— Я! — раздалось из кухни.— Проходи, чтоб Немаляев тебя не ждал, — шепнул он Виктору. — И веди себя... посерьезней.— А ты куда? — спросил Мухин, тоже шепотом.— Я сейчас.Константин скрылся в крайней комнате. Виктор мельком увидел неубранную кровать и вдруг понял смысл слова «наши». Наши апартаменты.... Догадка о том, что здесь живут люди, живут по-настоящему, как дома, сменилась уверенностью: одна из комнат предназначена для него.Как на это реагировать, он пока не знал, но особого восторга не испытывал. Бункер — то ли замурованный этаж, то ли подвал — давил на него со всех сторон, и идея остаться в этой норе Виктора не вдохновляла.Потоптавшись в прихожей, он отер ладони о пиджак и направился на кухню.Кухня была большой и освоенной: электроплита, двустворчатый холодильник и обеденный стол с придвинутыми стульями. Не хватало лишь окна — простой деревянной рамы с желтенькой занавеской и каким-нибудь видом, хоть бы и на помойку. Вместо вида была гладкая стена. В цветочек.— Окно я решил не делать, — отозвался на его мысли человек у холодильника. — Можно было поставить слайд-монитор или в реальном времени что-нибудь транслировать, но обманывать себя нельзя. Рассветов-закатов под землей не бывает. Здравствуй, Виктор.— Доброе утро, — удивленно сказал Мухин. Перед ним стоял... старик, которого он довез до улицы Возрождения. Только это был вовсе не старик, а вполне еще в силе мужчина лет шестидесяти или около того, в футболке и светлых полотняных брюках. Однако лицо было тем самым: с седыми ресницами, сверлящим взглядом и жесткими вертикальными складками на щеках. Лицо белого офицера, играющего в «русскую рулетку».— Что же вы мне сразу не сказали, э-э... Александр Александрович?— Сан Санычем зови, — отмахнулся тот. — А что не сказал-то?— Ну... — Мухин развел руками. — Я там приехал, а Дома и нет...— Какого дома? Где «там»? — Немаляев локтем закрыл холодильник и, положив на стол несколько свертков, взялся за спинку стула.— Вы что, не помните меня? Вчера!.. Я вас подвез на улицу Возрождения. То есть Луначарского. Вы еще рассказывали про то, как ее строили, как переименовали... Не помните?!— Ах, вот в чем дело! — кивнул Немаляев и, выдвинув стул, присел. — Это был не я... не совсем я. Тебя ведь не удивляет, что ты одновременно существуешь в разных слоях?— Да как сказать... — Мухин вовсе не был уверен, что его это не удивляет. Он еще не успел этого осмыслить.— И все остальные тоже существуют параллельно и везде. Ну, за редким исключением.— За исключением тех слоев, где они отравились грибами или попали под «КамАЗ», — уточнил Виктор, чтоб не выглядеть пробкой.— Верно. Так что подвозил ты не меня. Кто же он там?— Я не разобрался, мне не до вас было... в смысле, не до него. Что-то вроде старого гэбэшного шофера...— Да, Сан Саныч, сельским механизатором вас еще не видели, — проговорил из коридора Константин. — Везде примажетесь!Он переоделся в майку, шорты и пляжные тапки, и Мухин почувствовал, что его собственный пиджак здесь совершенно некстати.— Займись-ка чаем, Костя, — велел Немаляев. — Есть хочешь? — обратился он к Виктору. — Хо-очешь. Сейчас будем. Ты пока рассказывай.— А что рассказывать-то?— Как до жизни такой докатился.— А какая у меня жизнь?.. — недоуменно произнес Мухин. Пожалуй, чересчур недоуменно.— Работка твоя меня беспокоит, — молвил Немаляев, неторопливо раскладывая на тарелке нарезанную колбасу.— Ну-у, это... актером хотел быть. Пока не получилось — оператором,.. Не пойму, в чем ваши претензии, Сан Саныч.— Не поймет он!.. Каким оператором, Витя? Каким, дорогой ты мой?! На студии «Дубль 69»? Порнуху снимаешь!В первую секунду Мухин принял это за юмор. Такая встреча, почти теплая, и вдруг на тебе... жизни учат. Срамят. Виктору не очень нравилось его занятие, возможно, сюда он пришел еще и поэтому, но обсуждать свою жизнь с посторонними он не собирался.— Я сам имею право! И выбирать, и все такое...— Имеешь, имеешь... Вот ты и выбрал... Грязный порнограф, почти алкоголик, почти наркоман. На все имеешь право, а как же! От триппера сколько раз лечился? Наверно, и сам не помнишь? Восемнадцать раз! — Немаляев воздел к потолку палец. — Презервативы для кого выпускают? Для меня, что ли?!— Так... — проронил Виктор. — До свидания. Сан Саныч.— Стой. Обратный путь всегда длиннее, не забывай об этом.— Боюсь, шпана тачку разует.— О твоем «Мерседесе» уже позаботились, — сказал Константин. — Да и что с него взять? Семьдесят четвертый год выпуска, бился несчетно, трижды угнан и перепродан, на кузове номера вообще нет.— Та-ак... — Мухину даже стало интересно. — Что еще ковырнули?— Уж поковырялись, — заверил Немаляев. — Нас здесь слишком мало, как же не поковыряться-то?— Кого мало? — не понял Мухин. — Кого «вас»?— Перекинутых, — коротко ответил Константин. — Тех, кто помнит, кем он был до смерти. Или хотя бы помнит, что он вообще был.— Значит, вы вдвоем плюс тот, который меня на улице встретил...— Нет-нет, он просто охранник.— Из братков?— Его Шибанов прислал. Не одного, естественно, а Целую группу. Их тут двенадцать человек сшивается.— А Шибанов — он кто?Константин налил чай и внимательно посмотрел на Мухина.— Проснись, ты уже не ботаник. Ты уже здесь. Или у тебя провалы?Никаких провалов у Виктора не было. Ему пришлось лишь немного сосредоточиться, чтобы отделить опыт нынешней жизни от опыта прошлых. Разумеется, он знал, кто такой Шибанов. Не знать фамилию Председателя Госбеза было бы в высшей степени странно.— Тот самый? И он... перекинутый? Во подфартило человеку!— Да уж, не как тебе.— А Петра вы посчитали?— Какого Петра? — насупился Немаляев.— Еремина, какого еще! — ответил за Мухина Константин. — И он до тебя добрался...— Фамилию он не называл. Так Петр не с вами? Ну и ладно. Это же он меня... вчера, прямо в лицо.— Что «в лицо»?— Выстрелил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9