Я за минувший год по
осени заговор им развалил, не дал Иоанна отравить. Это раз. Заговор на
бесплодие с царицы снял. Это два. Жалко только, доказательств найти не
удалось, а то б они и сами на дыбу угодили. А они в ответ что? С
Пуповского шляха на Смоленскую дорогу меня своротили, чтобы я крюк по
дороге домой сделал.
- А как они узнали, что ты не домой, а к отцу в усадьбу
отправишься? И когда поедешь?
- Вот черт! - Зверев рывком сел на полке. - Если они знали, когда
я отъеду, знали, что в Москве остаться не захочу, значит… Значит, они
за мной следили! Значит, и про…
В последний момент Андрей успел прикусить язык. Даже его холопам
не стоило слышать о княгине Шаховской и их отношениях. Вот только… Вот
только князь Старицкий, получается - знал. Зверев кашлянул и поменял
тему:
- Это из Москвы дороги разные. А отсюда что к отцу, что в
княжество - все равно через Великие Луки придется ехать. Как ни крути,
крюк в полтораста верст, если не больше, получается. Хоть в мелочи, а
нагадили.
- Я об чем мыслю, княже, - опять заговорил Пахом. - Больно много
хлопот для мелкой подлости. Поперва следить, опосля колдовство
затевать, глаза отводить. Как бы душегубства не затеяли недруга твои.
В Москве оно ведь убийства тихо не сотворишь. Враз все узнают. На кого
во первую руку подумают? На недруга твоего, о коем ты боярину Кошкину
сказывал, государю челом бил. А здесь, в чащобах, сгинет князь
Сакульский тихо, и не заметит никто. Из первопрестольной выехал, ан
никуда не добрался. А где он, что он - неведомо.
- Какой ты кровожадный, Пахом.
- Меня к тебе батюшка аккурат для того навечно и приставил, дабы я
о покое и голове твоей заботился, - не принял шутки дядька. -
Пропадешь - и на том, и на этом свете себе не прощу.
- Я знаю, Пахом. - Андрей снова вытянулся на полке. - Потому и
верю, как себе самому.
- Ты бы, княже, в кольчуге походил, пока до усадьбы отцовской не
доберемся. И саблю завсегда при себе держи. Мало ли чего…
- Ну насчет кольчуги ты, пожалуй, перегнул, - ответил Зверев. -
Кого тут бояться? Баб деревенских да смердов с лопатами? Но про саблю
помнить буду, убедил.
- Иной раз лопатой не хуже, чем мечом, голову снести можно.
- Нечто я саблей против лопаты не управлюсь, Пахом? Перестань,
лето на дворе. Тут не меньше четырех дней по самому зною ехать.
Хочешь, чтобы я по дороге зажарился до полусмерти? Авось, так
обойдется.
После бани разморенных гостей ждало горячее угощение: запеченные
куриные полти, пряная уха из судака с шафраном, несколько лотков с
зайцами. Хозяйка совсем расслабилась, с удовольствием прикладывалась к
меду, а когда юный боярин Храмцов заснул, пристроив голову на
сложенные руки, удостоила своим вниманием и скоромную пищу. Кокошник с
ее головы исчез, сменившись прозрачной жемчужной понизью, куда-то
делась и безрукавка. Впрочем, во время пира Зверева это только
радовало - разве повеселишься спокойно, если ты пиво курятиной
закусываешь, а хозяева рядом воду пьют и рыбные косточки обгладывают?
Однако, когда кувшины опустели, когда Илья с Изей отнесли барчука на
перину, а стряпуха начала невозмутимо убирать со стола, Лукерья
Ферапонтовна поднялась, перекрестилась на икону, что была спрятана в
углу за тонкой сатиновой занавесочкой, взяла с центра стола
трехрожковый подсвечник:
- Холопы твои, княже, пусть на сеновале спят. Ныне не замерзнут. А
тебе я светелку чистую отвела. Пойдем, покажу.
- А может… я тоже на сеновале, боярыня? - кашлянул Зверев. - К
чему беспокойство?
- Помилуй, княже, что люди скажут? Достойного гостя хозяйка, ровно
челядь, в траву ночевать погнала?
- Я человек привычный. В походе ратном и на земле спать
доводилось.
- Ты не в походе, княже, - с неожиданной холодностью отрезала
Лукерья Ферапонтовна. - Ступай за мной, постель твою покажу.
Андрей поймал краем глаза ухмылку Пахома, поморщился, но поднялся.
Когда тебе не делают прямых предложений - трудно ответить решительным
отказом. Вот и оказываешься в положении глупейшем. Не то чтобы вдова
Храмцова была неприятна, некрасива, не то чтобы он отказался бы в пути
от небольшого сладкого приключения - но вот пока что не испытывал
Зверев никакого интереса к дамам ее возраста. Даже вполне приятным на
вид. И уж, конечно, развлекать ее не нанимался, с какой бы радостью
Лукерья Ферапонтовна князя Сакульского ни привечала.
«Как же от нее отвертеться, чтобы не обидеть?» - лихорадочно думал
он, следуя за женщиной. Чем кончается показ постели гостю, он отлично
знал - не первый год по Руси ездил. Правда, чаще всего с таким
поручением девок дворовых присылают. Помоложе, поядренее. Жене своей
такого поручения ни один боярин не даст. Но если хозяйка вдова - кто
же ей запретит?
Они миновали сени, вошли во второй сруб. Здесь было темно,
явственно припахивало кислятиной. Но не сильно - как от старой вещи,
забытой в дальнем углу.
- Здесь у меня людская, - пояснила Лукерья Ферапонтовна, посветив
в одну из дверей. - Там мужики спят, тут бабы. Ну и холопы, коли кто
из бояр заезжает. А сия светелка аккурат для дорогих гостей…
Зверев наклонился, вслед за женщиной ступая в низкую дверь.
Хозяйка обошла постель, запалила от своего подсвечника две свечи у
изголовья широкой постели, отступила, обвела рукой комнату:
- Скромно, княже, однако в чистоте содержим, не беспокойся. Чем
богаты. Коли на двор пойдешь, затвор за собой прикрывай. Ныне все уж
дома, никого не ждем. Спокойной тебе ночи… - Лукерья Ферапонтовна
низко поклонилась и вышла из светелки.
- Фу-ф, - отер лоб Андрей. - Ай-яй-яй, как я мог подумать так
плохо о приличной женщине? Она всего лишь показала мне светелку. Это у
меня только одно на уме.
Он отступил к стене, чтобы не загораживать свет свечи, огляделся.
Комнатка и вправду была скромная: сундук у стены, лавка, табурет да
подставка небольшая рядом с топчаном. Зато постель - широкая,
застеленная чистым бельем, с двумя высокими подушками и перьевым
одеялом - выглядела роскошной. А что еще для ночлега надобно!
Князь Сакульский сладко потянулся, снял пояс, кинул на лавку,
рядом положил епанчу, сел, собираясь стянуть сапоги, но вовремя
спохватился:
- Чего там хозяйка про двор говорила? Засов закрывать? Значит,
удобства на улице. Лучше сейчас сходить, чтобы ночью не вскакивать…
Зевнув, он выпрямился, притопнул ногой, поправляя сапог на место,
на ощупь побрел через коридор и сени, нашел толстый деревянный засов,
сдвинул его и выбрался на крыльцо. В лицо тут же дохнуло пьянящей
свежестью, аж голова закружилась.
- От конопли, что ли, ветер дует, - усмехнулся Зверев и сбежал по
ступеням вниз.
Полуночная темнота вовсе не была непроглядной. Черное небо
оставило в этот раз землю без звезд, без луны - но слабый свет
откуда-то все же сочился, позволяя различить силуэты двух деревьев за
домом, угол крыши, бревенчатую стену, будку с безмятежно дрыхнущей
собакой.
- Бездельник лохматый, - покачал головой Андрей. - Хозяева на
боковую, и он тоже. Кто дом сторожить будет?
Псина не ответила. Только кузнечики застрекотали еще громче и
старательнее, да соловьями залились лягушки на неведомом приезжему
водоеме. Зверев прошел несколько шагов в одну сторону, в другую и
понял, что отхожего места найти не сможет. Темно слишком, чтобы в
незнакомом месте бродить. Пришлось обойтись кустами бузины, что они
миновали, подъезжая к дому.
- Ой, хорошо-то как! - возвращаясь, глубоко вдохнул Андрей теплый
летний воздух. - Всегда бы такая погода стояла. Не душно, не холодно.
И поля не сушит.
Краем глаза он заметил какое-то шевеление возле дерева за домом,
повернулся, рука привычно скользнула к поясу… оставленному в светелке
вместе с кистенем и саблей.
- Кто там?! - грозно прикрикнул Зверев. - А ну, выходи!
В плотных сумерках повторилось неясное темное шевеление, после
чего от дерева отделилась тень с человеческими очертаниями, скользнула
ближе.
- Кто крадется?! Отзовись! - Глаза Андрея заметались по сторонам,
пытаясь найти хоть что-то, способное заменить оружие, но земля в ночи
казалась однообразно черной, без травы, тропинок и каких-либо
предметов. - Кто идет?!
- То я, боярин, Цветава, - почему-то шепотом ответила незнакомка.
- В дом хозяйский иду.
- Цветава? - Зверев усмехнулся своим страхам. - Красивое имя.
Интересно, сама ты какова?
- Гляди, боярин, коли любопытно… - Незнакомка приблизилась метра
на три, и сумерки позволили различить полуразмытые черты лица,
обернутую поверх головы толстую косу, высокую лебединую шею, узкие
плечи, свободно ниспадающее тонкое платье. Или это исподняя рубаха?
Тут не к месту протяжно, по-волчьи взвыла в будке сонная псина, и
девушка резко остановилась.
- Ты и вправду Цветава, - тихо сказал Андрей. - Словно цветок
полевой, тонка и красива.
- А ты, боярин, сказывают, князь? - чуть склонила она набок
голову.
- Есть немного, - подтвердил Зверев под аккомпанемент собачьего
воя.
- А вправду сказывают, боярин, что князья русские так горды, что к
барышням безродным не прикасаются совсем, как бы любовью сердечко
девичье ни томилось?
- Ты хочешь это проверить, Цветава? - сделал шаг навстречу Андрей,
и тонкие, словно выточенные из слоновой кости черты женского лица
наконец проступили из сумрака.
- Хочу, боярин, - протянула руки навстречу девушка и…
- Кто здесь?! - Хлопнула входная дверь. - Что за шум? Ты чего
разошелся, пустобрех?
- Это я, Лукерья Ферапонтовна, - отозвался Зверев. - Вышел перед
сном немного проветриться.
- Прости, княже. - Женщина опустила топор и запахнула полы тулупа.
- Слухи у нас тут дурные ходят. Да и пес… развылся. - Я уже
возвращаюсь… - Андрей повернулся к Цветаве, но девушка исчезла, словно
ее и не было. Видать, хозяйки испугалась. Князь Сакульский
разочарованно махнул рукой: - Ну вот… Иду, Лукерья Ферапонтовна, иду.
Не беспокойся, боярыня, я дверь закрою. После улицы и темных сеней
светелка показалась залитой ярким светом. Однако делать при свете тут
все равно было нечего. Андрей стянул сапоги, рубаху, развязал пояс
портов и влез под одеяло, на чистые прохладные простыни. Сладко
потянулся, дунул на свечи и закрыл глаза. Но едва он начал
проваливаться в сладкую дрему, как скрипнула на подпятниках дверь,
послышались осторожные шаги. - Кто здесь? - рывком сел на постели
Зверев, пытаясь разглядеть в полной мгле, где лежит его оружие. - То
я, княже, не беспокойся, - отозвался Пахом. - Чего ты тут делаешь? - Я
помысли… От, проклятье! - В темноте послышался грохот. - Я так
помыслил, лучше с тобою… Ой, язви его холерой! - Зажги свет,
переломаешь тут все впотьмах! - Сейчас, княже… Холоп запыхтел,
зашуршал, послышался стук кресала, в свете искр проступили непослушные
Пахомовы лохмы, торчащие в разные стороны что из бороды, что на
макушке. Дядька подул на мох, подсунул тонкую полоску бересты. - Свечи
здесь, у меня. - Вижу, княже… - Пахом запалил фитили и торопливо
бросил на пол бересту, придавил сапогом. - Так чего ты задумал? - Рази
забыл ты, княже, об чем мы в бане перемолвились? Странно сие. Боярин
Кошкин странный, боярин Храмцов, царствие ему небесное. Я с тобой
рядом переночую, княже, от греха. Мало ли чего? Вон, промеж постелью
твоей и стеной аккурат для меня места хватит. - На лавку ложись, чего
на холодном полу мучиться? - Лавка узкая, свалюсь, не дай Бог. А на
полу я овчину расстелю, завернусь, ты меня и не заметишь, княже, не
побеспокою. И тепло мне будет, и мягко… А чего это пояс твой в стороне
лежит? - повысил на господина голос холоп. - Мы об чем речи вели?!
Настороже быть надобно! А ты саблю от себя за версту кидаешь.
Понадобится - и не найдешь. - Что же мне ее - под подушку класть? -
вяло огрызнулся Зверев. - А хоть и под подушку, - подобрал оружие
Пахом и принес Андрею, - али рядом пристрой. Князь покрутился,
пристроил пояс с одной стороны, с другой. Получалось неудобно:
повернешься во сне, все бока о пряжки и ножны исцарапаешь. Тогда он
опустил руку и положил саблю вниз, на пол, рукоятью как раз на уровне
плеча. В таком месте ее даже в полной темноте за секунду нащупать
можно. - Это дело, - похвалил холоп, развернул в ногах, на полу, серую
потертую шкуру, аккуратно разложил поясной набор, развернув к себе
рукоятями и ножи, и саблю, после чего привычно закатался в овчину.
Прямо сосиска в тесте. - Ну все? - поинтересовался Зверев. - Все,
княже. - Голос из «скатки» звучал приглушенно, как из-за стены. -
Спокойной ночи, Андрей Васильевич. Молодой человек опять забрался под
одеяло, потянулся, наклонился к свечам, чтобы задуть огонь, и тут
дверь скрипнула снова. Из-за створки выглянуло бледное лицо. -
Цветава? - неуверенно приподнялся он на локте. - Я, княже. - На тонких
губах появилась улыбка. Девушка бесшумно скользнула в светелку и
притворила за собой дощатую створку. Склонила набок голову. - Неужели
ты и вправду снизойдешь своей милостью до простой деревенской девицы?
На свету она оказалась даже красивее, чем он думал на улице. Острый
носик, большие зеленые глаза, слегка изогнутые тонкие брови, высокий
лоб, чуть втянутые щеки, тонкий, чуть выдвинутый вперед подбородок.
Непривычная красота для русских просторов, где девки сплошь румяные и
упитанные, как праздничные пирожки. И откуда такая взялась в этой
храмцовской глуши? - Можешь проверить… - Он слегка откинул одеяло. Про
Людмилу в эти секунды князь забыл начисто. Да и можно разве назвать
это изменой? Так, небольшое приключение. В душе он по-прежнему
принадлежал только княгине Шаховской.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6