https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/
В ограде харчевни Хорога перепуганный Каймак – благообразный кудрявчик лет шестидесяти, передал деньги в тряпочном мешочке. Не приставая с расспросами, уяснив суть, испарился. Видимо, Хорог популярно объяснил человеку, что дело этого парня побеждает при любом количестве оппонентов.
Голова разрывалась на куски.
– Эй, Хорог! – застучал он в дверь. – Пусти переночевать, не тянет что-то под мост. Я тебе тулер заплачу… Не будь гадиной, Хорог!
– Ну чего ты долбишься, заходи, – приоткрыл дверь трактирщик. – Ночуй уж задаром, бродяга, да помни мою безбрежную доброту.
Он отвел скитальцу комнату-клеть на чердаке, где имелось узенькое окно и кровать. Миллионы лет он не спал в настоящей кровати. С той самой роковой пятницы, когда выпил на сон грядущий три бутылки «Солодова», так и не позволившие ему в должной мере ощутить тепло и умятость собственной постели…
Сквозь сон он различал скрип на лестнице – кто-то крадучись поднимался к нему на чердак. Он не прыгал в боевую позицию ниндзя – слишком устал, пусть поднимаются. Скрипнула дверь, опять шаги, легкие, неслышные, улавливаются не ушами, а мозгом… Шелест одежд, дуновение ветерка от сбрасываемого платья… Что-то мягкое, податливое, с нежной кожей, чистым дыханием и безупречной совестью забралось к нему в кровать, и волей-неволей пришлось просыпаться.
– Лексус, не прогоняй меня, – зашептало разгоряченное создание, жарко дыша ему в ухо и целуя в трехслойную щетину.
– Пуэма? – вяло удивился он. – Деточка, ты зачем сюда пришла? А если мама заругает?
– Не прогоняй меня, Лексус, не прогоняй… – спотыкаясь, твердила разгоряченная «деточка». – Я помню, как ты смотрел на меня тогда, в зале… Ты ведь очень меня хотел, правда?
Отрицать несправедливо. Что правда, то правда. А какими еще глазами изголодавшийся, половозрелый мужик должен смотреть на хорошенькую девушку? Не на рога же оленьи смотреть…
Вертлявая змейка поползла по груди, спустилась ниже. Теплые ручонки взялись за единственный предмет туалета, носимый Верестом на данную минуту. «Прости меня, старина Хорог, я больше не буду… – думал Александр, погружаясь в пучину страсти. – Но и меньше не буду, уж не обессудь…»
Этой ночью он узнал о разврате ВСЁ. Эта скромная девчушка в «гуцульском» облачении творила чудеса. В кругах скучающего бомонда такие штучки называют «французской ванилью» – за ласку, шарм и умение любыми способами поднять мужчине настроение. Многократно за короткую ночь он уплывал в бурю и каждый раз думал, что это предел. Ведь должен быть у мужика предел? Но она продолжала над ним трудиться с упорством ударницы – откуда у скромной девушки этот бешеный темперамент? И по прошествии секунд он уже сам работал генератором, тянул ее к себе, с пылом и рвением, остерегаясь лишь одной опасности из целого сонма: ребеночка бы в запале не забубучить…
Пикантность происходящего состояла еще и в том, что они не могли шуметь. Ни стонать, ни прыгать, ни отрывать от пола ножки кровати. Как отреагируют Тао с Хорогом на его нахальство, Верест не знал, поэтому дышал сдавленно, а восторги выражал неопределенно. Пуэма тоже помалкивала, хотя, вероятно, по иной причине: она прекрасно ЗНАЛА, как отреагируют сородичи.
Предел настал. Он невнятно отложился в памяти – полная дисфункция конечностей, коматозный мрак в голове и утрата способности осязать. Он уснул, возвратясь на грешную землю, и это был не самый худший сон в его жизни.
Зато пробуждение выбилось из контекста. Расставание с Пуэмой он благополучно проспал. Очнулся от подленького страха – на зыбкой границе ночи и рассвета. Знакомое состояние – не прошло и шести часов со встречи на пустыре, а кошмар повторялся. Охваченный холодом, он провел рукой по кровати – где моя Пуэма? Пригрезилась?
Мутно очерчивался квадрат окна, подернутый дымкой, стропила, бревна, заделанные соломой. Он повернул голову направо и … застыл, погрузившись в лютый мороз. На колченогом стуле сидел черный человек в балахоне. Верхнюю часть фигуры закрывал мешковатый капюшон.
Возможно, это был человек. У него было две руки, две ноги и, очевидно, голова. Но лица у него не было! Во всяком случае, Верест не смог разглядеть этой обязательной составляющей любой человеческой особи. Без рук или ног человек еще с оговорками может считаться таковым. Но вот без лица…
Из-под складок капюшона на Вереста смотрела густая, абсолютно непроницаемая чернота. Не очень приятно, когда на вас смотрит чернота. Не налево, не направо, а именно на вас!
– В чем дело? – прохрипел он, в бессилии скрипя зубами. Он не мог встать, сдернуть капюшон и начистить рыло этой долбаной черноте – руки не отрывались от кровати.
Чернота молчала.
– Приятель, ты начинаешь меня утомлять. Хочешь пообщаться – давай общаться. Но не молчи, как тупая рыбина – раздражает. Познакомиться не решаешься? Ну, давай знакомиться – Лексус…
Фигура шевельнулась. Повеяло сквозняком, но не с улицы, а от темной личности, продолжающей играть в молчанку.
– Ты не Лексус, – раздался вкрадчивый голос.
Странно, он прозвучал глубоко в мозгу.
– А кто я? – удивился Верест.
Тишина. Серое вещество помалкивало.
– Зачем ты за мной ходишь? Есть дело – говори.
Тишина набухала и пузырилась.
– Да кто ты такой, мать твою? – разозлился Верест. – Вот отвернусь, усну и сиди себе, сопи в тряпочку хоть до второго пришествия…
– Оно уже было, второе пришествие, – объемно и многомерно объявил голос. – Но это антипришествие. Сатана руками подручных завоевывает мир. Он отнял Фанжер и Гонзаг. Через неделю падут в прах Сурин, Вергилия, Эрминея. Через месяц – Колокус. Через три – материк. Через полгода падет этот мир, и настанет очередь следующего. Он совсем рядом – следующий мир. Не нужно никуда плыть, лететь, совершать многодневные переходы. Стоит лишь открыть маленькую дверку и войти. А он намного живописнее и обустроеннее нашего – верно, Александр Максимович?
– Да кто ты такой? – рассвирепел Верест. – И если ты такой умный, то угадай с трех раз: виновен ли я в том, что вляпался в этот мир?
– А у нас сегодня викторина? – насмешливо произнес голос. – Не проявляй любопытства, Верест. В вашем мире оно убило кошку, в нашем – девочку Мелину, пожелавшую узнать, почему дракон Чао предпочитает на десерт маленьких девочек.
– Пустой базар, – отрезал Верест. – Выкладывай цель визита или убирайся. А то сидишь тут, людей пугаешь… Пугало огородное.
Визитер не реагировал на грубость.
– Для человека в безвыходном положении ты ведешь себя интересно, – вкрадчиво-придушенно сказал голос. – Но не тарань пустоту, Верест. Не разрушай хрупкую конструкцию своих взаимоотношений с этим миром. Он не так прост, как ты думаешь. К тебе присмотрятся, жди нас…
Он не очень понял, ушел этот черт с бугра или растворился в многообразии миров. Что-то сдвинулось в устоявшемся пространстве, незнакомец пропал. Верест перевел дыхание. Руки оторвались от пропотевшей простыни. А стоит ли вставать? Время раннее. Не поспать ли еще? Зрение расплылось, потекло…
Именно так, без особого принуждения, и заводятся неприятности. Как мыши под половицей.
Когда он проснулся, утро было в разгаре. Правый висок болезненно зудел – натер о подушку? Верест боязливо покосился в известном направлении. Что это было? Классическая декстрофобия – боязнь предметов, находящихся справа?
Остаточные явления страстей – полночных, ночных, предутренних – копошились в теле и тихо попискивали. Он встал, проверил засов на окне – заперто изнутри. Пощипал стены (умнее не придумал), потряс стропила.
«Приснилось!» – осенило больную голову.
И балахон приснился, и Пуэма – с нимфоманией. Хотя нет. Что-то в его теле было не так. Сознание путалось в закоулках, но он понял, ЧТО не так. Резинка от трусов привычно не давит. Ни резинки на нем сегодня нет, ни трусов. Сам стянул в припадке ночных фантазий?
Снаружи заскрипела лесенка, побежали ножки. Он не успел сделать руки крестиком, как ворвалась Пуэма – сияющая, в «гуцулочке», повисла на шее, источая аромат ландыша.
– Ты проснулся, Лексус… Одевайся – я барашка разогрела. Родители не знают, что я сюда пошла, они за луком меня послали…
Он схватил ее за руку, иначе и след бы ее простыл.
– Постой, милая. Скажи, перед рассветом чужие в доме не появлялись?
Она засмеялась – как колокольчик, рассыпающий перезвон.
– Ты шутишь, милый? Откуда чужой? У нас ставни и засовы крепкие. Спускайся, только отцу с матерью ничего не говори. Они так расстроятся. Потом скажем, хорошо?
Она умчалась, сверкая розовыми пятками. Он стоял посреди клетушки – нагой, растерянный. Ай да девочка. Любимица семейная. Похоже, ее в детстве никогда не пичкали ремнем. А надо было.
Итак, ночная карусель с Пуэмой ему не приснилась. Вопрос с балахоном остается открытым. А барашек – это любопытно.
Через кривое, мутное стекло слышался лай-перелай – уличные шавки опять чего-то не поделили. Местные псины ничем не отличались от земных, во всяком случае – бродячие.
Он оделся и спустился вниз – пора и честь знать. Барашек – это, конечно, событие, но стоит ли злоупотреблять гостеприимством? С лица Пуэмы информация о содеянном читалась, как с газеты, стоит трактирщику или супруге повнимательнее в нее всмотреться – и Верест летит из этого дома как фанера, навсегда. Или обратное: скоропостижная женитьба, и он становится послушным, идеальным мужем. И что из этого хрен, а что редька – абсолютно не суть.
Но Хорога терзали более высокие материи. Он вывалился из-за стойки и покатился к Вересту. Зал, по обыкновению, пустовал – лишь в дальнем углу заседали двое опрятно одетых мужчин с пивом, а при них – скучающие мальчуганы, очевидно, отпрыски.
– Они не видели твоего лица? – возбужденно поинтересовался Хорог вместо вежливого «с добрым утром» или, скажем, «как спалось?»
– Нет. Держи, – Верест бросил на плечо хозяину мятую маску-фланельку. – С крючка на кухне спер, извиняй. А что-то случилось?
– А то не случилось… – Хорог еле сдерживал радость. – Ночь не прошла, а весь район уже знал, что кто-то отправил банду Вшиваря на пенсию. Один из разбойников ночью очнулся, дополз до урядника Брумса, – а тот лучший друг лиходеям, разъярился, полицию по струнке выстроил и орал так, что нечисть в Лесу зашевелилась. Отлично ты их отделал, Лексус.
– Я тебя умоляю, давай без рекламы, – взмолился Верест.
– Конечно, конечно, могила… – плутовато забегав глазками, зачастил хозяин. – В чем вопрос? Ты последние новости слышал? В Вергилии опять прорыв. Нечисть прет, как тесто из банки. Обложила Альбион, не вырваться. Король Фрискар отдал приказ под ружье всех – и калечных, и блатных. Ой, что творится… А вчерась из колодца в Бинбао – это пригород Чуги – как полезла мерзость… То ли крысы, то ли барсуки какие-то, не поймешь. Рожи жирные, зубья – как сабли… Хорошо, ихняя служба очистки мышей не ловила – окатили заразу из огнеметов, а потом колодец химией залили по горлышко. Но многие-то расползлись – по подвалам, по котельным, где их ловить? Чует мое сердце, Лексус, недолго нам осталось. Я не военнообязанный, соберу вещички, домашних под мышку – и рвану на восток, в Касперо. Пока-а туда нечисть доберется – жизнь пройдет. Вот только Пуэму до глубины души жалко. Пропадет девка без хорошей жизни…
Верест непроизвольно скосил глаза. Из кухни аппетитно шкворчало. В голубом дыму, благозвучно напевая, кружилась скромница-прелестница.
– У меня к тебе предложение, Лексус, – не давал отвлечься трактирщик. – Поработай у меня? Ну, полы помыть, дров нарубить, пьяную компашку развести. Даю комнату, кормежку и две монеты в день. По рукам?
Неожиданное предложение. Верест задумался. Жаловаться на жалование? Маловато, по широкому счету, но ладно. Клиентов у Хорога все равно шиш – не уработаешься. Двадцать тулеров – под подушкой, пять Хорог еще должен за старину Морта, а два ежедневно, не считая кормежки – твердое пиво. Опять же Пуэма под боком – не даст забыть, для чего Создатель смастерил мужчину. Всё неплохо. Но вот с какого бока приткнуть предрассветного визитера? Так и будет являться, пока до белого каления не доведет?
Впрочем, являться он будет везде, даже под мостом.
– По рукам, – согласился Верест.
– Дядь, научи драться, – потянул за рукав пацан.
Верест от неожиданности вздрогнул.
– И меня научи, – потянул другой. Малолеткам надоело дышать отцовскими парами, решили прогуляться. Но какого черта?
Он недобро глянул на Хорога.
– А чего сразу я? – икнув, засуетился Хорог. – Я и ляпнул-то мужикам, что ты дерешься нормально. Думаешь, они решат, что это ты разукрасил Вшиваря с его молодчиками?
– Думаю, – процедил Верест, делая самурайское лицо.
Хорог смущенно поводил носом.
– Научи, а? – сверкая глазенками, канючила мелюзга.
Дрались в этом мире отвратительно. Ни школ, ни техник грамотного мордобития. Смешно лупились кулаками, с отмахом и мимо, а ногами умели только пинаться.
– А ну брысь, мальки, – шутливо шуганул пацанов подошедший папашка – неглупого и неагрессивного вида мужик в камзоле. Пацанва разбежалась. Мужик протянул жилистую руку.
– Ларио. Инженер с ткацкой фабрики.
Подошел второй, потолще.
– Френс, ремонтник. Оттуда же.
Технарей в этом мире уважали, но не особенно жаловали. Как, впрочем, и в параллельном.
– Лексус, временно неработающий, – бесхитростно представился Верест.
Мужики шутку поняли, но не особенно оценили.
– Ты, говорят, какие-то затейливые приемчики знаешь? – поинтересовался Френс.
– Кто говорит? Он? – подивился Верест, ткнув пальцем в Хорога. Колобок сразу сделался каким-то прозрачным, словно нет его тут.
– Не бойся, Лексус, – инженер понизил голос. – Мы знаем, кто отделал шайку Вшиваря, но никому об этом не скажем. Туда и дорога ублюдкам. А если выйдет Брумс на твой след – тоже не волнуйся. Мой свояк – зам шефа полиции Восточного округа, выкрутимся.
Верест пробормотал что-то маловразумительное.
– А он скромняга, – оценил темперамент пришельца ремонтник. – Послушай, парень. Как насчет дать нам несколько уроков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Голова разрывалась на куски.
– Эй, Хорог! – застучал он в дверь. – Пусти переночевать, не тянет что-то под мост. Я тебе тулер заплачу… Не будь гадиной, Хорог!
– Ну чего ты долбишься, заходи, – приоткрыл дверь трактирщик. – Ночуй уж задаром, бродяга, да помни мою безбрежную доброту.
Он отвел скитальцу комнату-клеть на чердаке, где имелось узенькое окно и кровать. Миллионы лет он не спал в настоящей кровати. С той самой роковой пятницы, когда выпил на сон грядущий три бутылки «Солодова», так и не позволившие ему в должной мере ощутить тепло и умятость собственной постели…
Сквозь сон он различал скрип на лестнице – кто-то крадучись поднимался к нему на чердак. Он не прыгал в боевую позицию ниндзя – слишком устал, пусть поднимаются. Скрипнула дверь, опять шаги, легкие, неслышные, улавливаются не ушами, а мозгом… Шелест одежд, дуновение ветерка от сбрасываемого платья… Что-то мягкое, податливое, с нежной кожей, чистым дыханием и безупречной совестью забралось к нему в кровать, и волей-неволей пришлось просыпаться.
– Лексус, не прогоняй меня, – зашептало разгоряченное создание, жарко дыша ему в ухо и целуя в трехслойную щетину.
– Пуэма? – вяло удивился он. – Деточка, ты зачем сюда пришла? А если мама заругает?
– Не прогоняй меня, Лексус, не прогоняй… – спотыкаясь, твердила разгоряченная «деточка». – Я помню, как ты смотрел на меня тогда, в зале… Ты ведь очень меня хотел, правда?
Отрицать несправедливо. Что правда, то правда. А какими еще глазами изголодавшийся, половозрелый мужик должен смотреть на хорошенькую девушку? Не на рога же оленьи смотреть…
Вертлявая змейка поползла по груди, спустилась ниже. Теплые ручонки взялись за единственный предмет туалета, носимый Верестом на данную минуту. «Прости меня, старина Хорог, я больше не буду… – думал Александр, погружаясь в пучину страсти. – Но и меньше не буду, уж не обессудь…»
Этой ночью он узнал о разврате ВСЁ. Эта скромная девчушка в «гуцульском» облачении творила чудеса. В кругах скучающего бомонда такие штучки называют «французской ванилью» – за ласку, шарм и умение любыми способами поднять мужчине настроение. Многократно за короткую ночь он уплывал в бурю и каждый раз думал, что это предел. Ведь должен быть у мужика предел? Но она продолжала над ним трудиться с упорством ударницы – откуда у скромной девушки этот бешеный темперамент? И по прошествии секунд он уже сам работал генератором, тянул ее к себе, с пылом и рвением, остерегаясь лишь одной опасности из целого сонма: ребеночка бы в запале не забубучить…
Пикантность происходящего состояла еще и в том, что они не могли шуметь. Ни стонать, ни прыгать, ни отрывать от пола ножки кровати. Как отреагируют Тао с Хорогом на его нахальство, Верест не знал, поэтому дышал сдавленно, а восторги выражал неопределенно. Пуэма тоже помалкивала, хотя, вероятно, по иной причине: она прекрасно ЗНАЛА, как отреагируют сородичи.
Предел настал. Он невнятно отложился в памяти – полная дисфункция конечностей, коматозный мрак в голове и утрата способности осязать. Он уснул, возвратясь на грешную землю, и это был не самый худший сон в его жизни.
Зато пробуждение выбилось из контекста. Расставание с Пуэмой он благополучно проспал. Очнулся от подленького страха – на зыбкой границе ночи и рассвета. Знакомое состояние – не прошло и шести часов со встречи на пустыре, а кошмар повторялся. Охваченный холодом, он провел рукой по кровати – где моя Пуэма? Пригрезилась?
Мутно очерчивался квадрат окна, подернутый дымкой, стропила, бревна, заделанные соломой. Он повернул голову направо и … застыл, погрузившись в лютый мороз. На колченогом стуле сидел черный человек в балахоне. Верхнюю часть фигуры закрывал мешковатый капюшон.
Возможно, это был человек. У него было две руки, две ноги и, очевидно, голова. Но лица у него не было! Во всяком случае, Верест не смог разглядеть этой обязательной составляющей любой человеческой особи. Без рук или ног человек еще с оговорками может считаться таковым. Но вот без лица…
Из-под складок капюшона на Вереста смотрела густая, абсолютно непроницаемая чернота. Не очень приятно, когда на вас смотрит чернота. Не налево, не направо, а именно на вас!
– В чем дело? – прохрипел он, в бессилии скрипя зубами. Он не мог встать, сдернуть капюшон и начистить рыло этой долбаной черноте – руки не отрывались от кровати.
Чернота молчала.
– Приятель, ты начинаешь меня утомлять. Хочешь пообщаться – давай общаться. Но не молчи, как тупая рыбина – раздражает. Познакомиться не решаешься? Ну, давай знакомиться – Лексус…
Фигура шевельнулась. Повеяло сквозняком, но не с улицы, а от темной личности, продолжающей играть в молчанку.
– Ты не Лексус, – раздался вкрадчивый голос.
Странно, он прозвучал глубоко в мозгу.
– А кто я? – удивился Верест.
Тишина. Серое вещество помалкивало.
– Зачем ты за мной ходишь? Есть дело – говори.
Тишина набухала и пузырилась.
– Да кто ты такой, мать твою? – разозлился Верест. – Вот отвернусь, усну и сиди себе, сопи в тряпочку хоть до второго пришествия…
– Оно уже было, второе пришествие, – объемно и многомерно объявил голос. – Но это антипришествие. Сатана руками подручных завоевывает мир. Он отнял Фанжер и Гонзаг. Через неделю падут в прах Сурин, Вергилия, Эрминея. Через месяц – Колокус. Через три – материк. Через полгода падет этот мир, и настанет очередь следующего. Он совсем рядом – следующий мир. Не нужно никуда плыть, лететь, совершать многодневные переходы. Стоит лишь открыть маленькую дверку и войти. А он намного живописнее и обустроеннее нашего – верно, Александр Максимович?
– Да кто ты такой? – рассвирепел Верест. – И если ты такой умный, то угадай с трех раз: виновен ли я в том, что вляпался в этот мир?
– А у нас сегодня викторина? – насмешливо произнес голос. – Не проявляй любопытства, Верест. В вашем мире оно убило кошку, в нашем – девочку Мелину, пожелавшую узнать, почему дракон Чао предпочитает на десерт маленьких девочек.
– Пустой базар, – отрезал Верест. – Выкладывай цель визита или убирайся. А то сидишь тут, людей пугаешь… Пугало огородное.
Визитер не реагировал на грубость.
– Для человека в безвыходном положении ты ведешь себя интересно, – вкрадчиво-придушенно сказал голос. – Но не тарань пустоту, Верест. Не разрушай хрупкую конструкцию своих взаимоотношений с этим миром. Он не так прост, как ты думаешь. К тебе присмотрятся, жди нас…
Он не очень понял, ушел этот черт с бугра или растворился в многообразии миров. Что-то сдвинулось в устоявшемся пространстве, незнакомец пропал. Верест перевел дыхание. Руки оторвались от пропотевшей простыни. А стоит ли вставать? Время раннее. Не поспать ли еще? Зрение расплылось, потекло…
Именно так, без особого принуждения, и заводятся неприятности. Как мыши под половицей.
Когда он проснулся, утро было в разгаре. Правый висок болезненно зудел – натер о подушку? Верест боязливо покосился в известном направлении. Что это было? Классическая декстрофобия – боязнь предметов, находящихся справа?
Остаточные явления страстей – полночных, ночных, предутренних – копошились в теле и тихо попискивали. Он встал, проверил засов на окне – заперто изнутри. Пощипал стены (умнее не придумал), потряс стропила.
«Приснилось!» – осенило больную голову.
И балахон приснился, и Пуэма – с нимфоманией. Хотя нет. Что-то в его теле было не так. Сознание путалось в закоулках, но он понял, ЧТО не так. Резинка от трусов привычно не давит. Ни резинки на нем сегодня нет, ни трусов. Сам стянул в припадке ночных фантазий?
Снаружи заскрипела лесенка, побежали ножки. Он не успел сделать руки крестиком, как ворвалась Пуэма – сияющая, в «гуцулочке», повисла на шее, источая аромат ландыша.
– Ты проснулся, Лексус… Одевайся – я барашка разогрела. Родители не знают, что я сюда пошла, они за луком меня послали…
Он схватил ее за руку, иначе и след бы ее простыл.
– Постой, милая. Скажи, перед рассветом чужие в доме не появлялись?
Она засмеялась – как колокольчик, рассыпающий перезвон.
– Ты шутишь, милый? Откуда чужой? У нас ставни и засовы крепкие. Спускайся, только отцу с матерью ничего не говори. Они так расстроятся. Потом скажем, хорошо?
Она умчалась, сверкая розовыми пятками. Он стоял посреди клетушки – нагой, растерянный. Ай да девочка. Любимица семейная. Похоже, ее в детстве никогда не пичкали ремнем. А надо было.
Итак, ночная карусель с Пуэмой ему не приснилась. Вопрос с балахоном остается открытым. А барашек – это любопытно.
Через кривое, мутное стекло слышался лай-перелай – уличные шавки опять чего-то не поделили. Местные псины ничем не отличались от земных, во всяком случае – бродячие.
Он оделся и спустился вниз – пора и честь знать. Барашек – это, конечно, событие, но стоит ли злоупотреблять гостеприимством? С лица Пуэмы информация о содеянном читалась, как с газеты, стоит трактирщику или супруге повнимательнее в нее всмотреться – и Верест летит из этого дома как фанера, навсегда. Или обратное: скоропостижная женитьба, и он становится послушным, идеальным мужем. И что из этого хрен, а что редька – абсолютно не суть.
Но Хорога терзали более высокие материи. Он вывалился из-за стойки и покатился к Вересту. Зал, по обыкновению, пустовал – лишь в дальнем углу заседали двое опрятно одетых мужчин с пивом, а при них – скучающие мальчуганы, очевидно, отпрыски.
– Они не видели твоего лица? – возбужденно поинтересовался Хорог вместо вежливого «с добрым утром» или, скажем, «как спалось?»
– Нет. Держи, – Верест бросил на плечо хозяину мятую маску-фланельку. – С крючка на кухне спер, извиняй. А что-то случилось?
– А то не случилось… – Хорог еле сдерживал радость. – Ночь не прошла, а весь район уже знал, что кто-то отправил банду Вшиваря на пенсию. Один из разбойников ночью очнулся, дополз до урядника Брумса, – а тот лучший друг лиходеям, разъярился, полицию по струнке выстроил и орал так, что нечисть в Лесу зашевелилась. Отлично ты их отделал, Лексус.
– Я тебя умоляю, давай без рекламы, – взмолился Верест.
– Конечно, конечно, могила… – плутовато забегав глазками, зачастил хозяин. – В чем вопрос? Ты последние новости слышал? В Вергилии опять прорыв. Нечисть прет, как тесто из банки. Обложила Альбион, не вырваться. Король Фрискар отдал приказ под ружье всех – и калечных, и блатных. Ой, что творится… А вчерась из колодца в Бинбао – это пригород Чуги – как полезла мерзость… То ли крысы, то ли барсуки какие-то, не поймешь. Рожи жирные, зубья – как сабли… Хорошо, ихняя служба очистки мышей не ловила – окатили заразу из огнеметов, а потом колодец химией залили по горлышко. Но многие-то расползлись – по подвалам, по котельным, где их ловить? Чует мое сердце, Лексус, недолго нам осталось. Я не военнообязанный, соберу вещички, домашних под мышку – и рвану на восток, в Касперо. Пока-а туда нечисть доберется – жизнь пройдет. Вот только Пуэму до глубины души жалко. Пропадет девка без хорошей жизни…
Верест непроизвольно скосил глаза. Из кухни аппетитно шкворчало. В голубом дыму, благозвучно напевая, кружилась скромница-прелестница.
– У меня к тебе предложение, Лексус, – не давал отвлечься трактирщик. – Поработай у меня? Ну, полы помыть, дров нарубить, пьяную компашку развести. Даю комнату, кормежку и две монеты в день. По рукам?
Неожиданное предложение. Верест задумался. Жаловаться на жалование? Маловато, по широкому счету, но ладно. Клиентов у Хорога все равно шиш – не уработаешься. Двадцать тулеров – под подушкой, пять Хорог еще должен за старину Морта, а два ежедневно, не считая кормежки – твердое пиво. Опять же Пуэма под боком – не даст забыть, для чего Создатель смастерил мужчину. Всё неплохо. Но вот с какого бока приткнуть предрассветного визитера? Так и будет являться, пока до белого каления не доведет?
Впрочем, являться он будет везде, даже под мостом.
– По рукам, – согласился Верест.
– Дядь, научи драться, – потянул за рукав пацан.
Верест от неожиданности вздрогнул.
– И меня научи, – потянул другой. Малолеткам надоело дышать отцовскими парами, решили прогуляться. Но какого черта?
Он недобро глянул на Хорога.
– А чего сразу я? – икнув, засуетился Хорог. – Я и ляпнул-то мужикам, что ты дерешься нормально. Думаешь, они решат, что это ты разукрасил Вшиваря с его молодчиками?
– Думаю, – процедил Верест, делая самурайское лицо.
Хорог смущенно поводил носом.
– Научи, а? – сверкая глазенками, канючила мелюзга.
Дрались в этом мире отвратительно. Ни школ, ни техник грамотного мордобития. Смешно лупились кулаками, с отмахом и мимо, а ногами умели только пинаться.
– А ну брысь, мальки, – шутливо шуганул пацанов подошедший папашка – неглупого и неагрессивного вида мужик в камзоле. Пацанва разбежалась. Мужик протянул жилистую руку.
– Ларио. Инженер с ткацкой фабрики.
Подошел второй, потолще.
– Френс, ремонтник. Оттуда же.
Технарей в этом мире уважали, но не особенно жаловали. Как, впрочем, и в параллельном.
– Лексус, временно неработающий, – бесхитростно представился Верест.
Мужики шутку поняли, но не особенно оценили.
– Ты, говорят, какие-то затейливые приемчики знаешь? – поинтересовался Френс.
– Кто говорит? Он? – подивился Верест, ткнув пальцем в Хорога. Колобок сразу сделался каким-то прозрачным, словно нет его тут.
– Не бойся, Лексус, – инженер понизил голос. – Мы знаем, кто отделал шайку Вшиваря, но никому об этом не скажем. Туда и дорога ублюдкам. А если выйдет Брумс на твой след – тоже не волнуйся. Мой свояк – зам шефа полиции Восточного округа, выкрутимся.
Верест пробормотал что-то маловразумительное.
– А он скромняга, – оценил темперамент пришельца ремонтник. – Послушай, парень. Как насчет дать нам несколько уроков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34