– Спасибочки, хозяин, ублажил. Зови меня Лексусом. Не из местных я.
– Ты заходи завтра, заходи, – слащаво улыбнулся колобок.

День неплохо стартовал, но скверно закончился. Других хозяйчиков раскатать на монету не удалось. Плутоватые корчмари тряслись над каждой копейкой. От предложения поработать до полуночи на разгрузке мешков с мукой за пять грантов (ровно половина тулера) он решительно отказался – себе дороже. На аллее центрального парка, когда он осматривал диковинные деревья, сплетенные ветвями, его сграбастал патруль: двое бордовых и один полувоенный с треугольной кобурой на поясе. Пришлось предъявить «документ» – справку установленного образца об освобождении, выданную канцелярией Варвира.
– За особые заслуги перед Королевством, – с ухмылочкой прочел полувоенный. – Хороша формулировочка. За особые заслуги ордена дают, а не из тюрем выпроваживают. Грамотеи…
– Мне не дали орден, – вздохнул Верест. – Может, передумают, дадут еще.
– Чего натворил-то? – сурово сдвинул брови бордовый.
– Нечисть четвертого дня поперла из Леса, – отчитался Верест. – Отличился при спасении господина Зауруса. Он и даровал помилование.
– Не говорите мне про Лес, – буркнул второй бордовый. – Терпеть не могу эту пакость.
– Брешет молодчик, – первый подозрительно оглядел задержанного, особенно рубашку, порядком извазюканную. – Услыхал в тюряге про налет, и сочиняет теперь.
– Легко проверить, – сказал полувоенный. – А ну ответь, бродяга, кто по званию господин Заурус?
– Эверс-генерал, – не задумываясь, ответил Верест.
– Генерал – не звание, это – счастье, – хмыкнул второй бордовый.
– Кто сопровождал генерала в инспекционной поездке?
– Дочь Амира, – отчитался Верест. – Они и уцелели. Выжили сержант Фриджо, бригадир Баур, комендант учреждения Варвир и еще, кажется, трое. Человек девяносто погибло – из них половина заключенных.
Полувоенный протянул бумажку. Нехотя козырнул.
– Порядок, можете идти. Постарайтесь поменьше бродяжить.
Ночевал он опять под мостом – усталый, без крошки во рту. Смурнея от вновь нахлынувшего отчаяния, забрался в щель, долго ворочался на мешковине. Твердо решил с утра отмыться и постираться. Внезапно задумался: подозрительно уж легко отпустил его из кутузки Варвир. Понятно – вне себя от счастья, сам едва спасся. Генерала не мог ослушаться. Однако, странно. Дважды битый Верестом, мстительный, коварный, любопытный – и просто так отпускает с богом? Мог убить – состряпать несчастный случай «на производстве», и как с гуся вода. Решил отстать? Сомнительно. Часы и кроссовки заинтриговали Варвира. Не дурак он, понимает, что промышленность данного мира такие штучки не потянет. Остается одно: он продолжает за ним следить, не теряя надежды выудить информацию. Но каким образом? Средства радио– и электронного наблюдения решительно отпадают: до жучков, клопов и прочих насекомых этому миру ползти еще лет девяносто (если Нечисть не будет против). Следить могут банально: глазами. То есть тупо висеть на хвосте. Так и делают, по всей видимости – меняя хвосты и докладывая Варвиру. Он ни разу не оглянулся, чтобы посмотреть, не идут ли следом.
Надо оглянуться. Обязательно.
Не успел он уснуть, как началось нашествие.
– Тухляк! – заорали в ухо. – Наше место занято!
Он почувствовал, как его тянут за ногу. Голова куда-то поползла, меняя угол наклона к горизонту.
– Тащи, тащи, щас мы ему навешаем, этому новоселу!
Определенные нотки в голосе Вересту не понравились. Слишком вульгарно и заносчиво. Когда угол наклона к горизонту принял значение «ноль», а тело практически вытянули на улицу, он вырвал ногу и послал кому-то в грудь.
«Не слишком ли часто я распускаю руки… ноги?» – мелькнула мысль. Человек сдавленно охнул. Второй рассердился:
– Ах ты, гад! Ну, на тебе!
Верест не стал дожидаться воплощения интригующего «на!». Двинул второй ногой. После чего выбрался на свет божий, взял обоих бродяг за шиворот и стал их рассматривать. Ничего живописного или экзотического. Наши бичи ничем не хуже. Те же тряпки, изъеденные гноем лица. Еда в бумажных свертках – незамысловатые «бомж-пакеты». Матерятся, правда, на другом языке, послабее, но какая разница?
Один пытался достать нож. Головорез, тоже мне… Он предотвратил бандитский вариант, легонько стукнув их лбами. Нож выпал. Один заголосил, другой жалобно взмолился:
– Отпусти нас…
Дал обоим пинка для рывка и отпустил с миром.
– И не возвращайтесь! – крикнул вдогонку. – Здесь я ночую!
Ночь прошла беспокойно. То и дело он поднимал голову, вслушивался.
Утром проснулся вконец разбитый. Над головой скрипели телеги.
«Кого бы еще спасти? – подумал вяло. – Чтобы одели, накормили, жить оставили…» Голод тряс, как лихорадка. Натянув сапоги, он ополоснул физиономию и отправился на хлебный заводик, где давеча отказался от предложения заработать пять грантов. Про возможную слежку даже не вспомнил. Световой день таскал мешки с мукой от подъездного пандуса на склад. Вышел, покачиваясь, но имея восемь грантов в кармане – с премией за усердие. Половину проел в ближайшей забегаловке. Под мостом помылся, отстирался, и когда сумерки улеглись на землю, отправился на улицу Глюка-Освободителя.
Хорог выпроваживал последних посетителей. Толстушка Тао, готовясь мыть полы, переворачивала стулья. Улыбнулась приветливо:
– Здравствуйте.
– Держи, – протянул Хорог монету из желтого металла. – Не приходил Рыжий Морт. Тебе накрыть?
– Без пива, – кивнул Верест. – У тебя отменный эль, приятель, но у меня с деньгами временные трудности.
Пока Хорог собирал ужин, из кухни появилась девушка со стопкой чистой посуды. Проскрипела стоптанными башмаками за стойку бара и принялась ее куда-то расталкивать. Симпатичная. Ресницами хлопает – залюбуешься. Немножко кругловата, но не плюшка. Платьице простое, на наряд гуцулочки похоже. «А тут неплохо, – неожиданно дошло до Вереста. – Лучше, чем под мостом».
– Дочурка моя, Пуэма, – пробухтел Хорог, подтаскивая поднос со снедью. – Умница моя, помощница, скромница редкая. Но тебя ведь это не колышет? – хозяин заведения строго посмотрел ему в глаза.
– Абсолютно, – заверил его Верест. – Я на твою дочурку ноль внимания. Там рога висят оригинальные, вот на них и смотрю. Что за зверь такой, приятель? Он, наверное, остался не очень доволен, когда с него эти рога откручивали?
Хозяин хмыкнул.
– Олень-курыч, парень. Водится практически везде, где есть деревья. Ты, Лексус, единственный в этом мире, кто не знает оленя-курыча. Ты кушай, кушай, не слушай меня.
– Я прибыл с северных территорий, – насупился Верест. – Это очень далеко.
– Ну, надо же, – покачал далеко не глупой головой Хорог. – Ты не псих, Лексус. Старого прохиндея не обманешь. Но лицо у тебя не наше. И говоришь ты не по-нашему. Воспитан, спокоен, с достоинством у тебя в порядке. Не побоюсь сказать, что в тебе протекает благородная кровь. Породу не спрячешь. Но ты не с севера, точно. Потому что ни хрена о нем не знаешь. Так бывает?
– Наверное, – улыбнулся Верест. – Длинная история.
– Да уж не короткая, – Хорог почесал затылок. – Тебе ночевать есть где?
– Есть, – кивнул Верест. – Под мостом.
– М-да… Крепко тебя жизнь скрутила… Расскажи старому пройдохе свою историю?
– Когда-нибудь. Она невероятна, приятель. Но ты прав, я не бандит.
Женщины внимательно прислушивались к разговору. Девочка-гуцулочка растолкала наконец посуду, одарила Вереста блеском газельих глазок и ушла на кухню. Интерес к оленьим рогам заметно приутих.
– Тут Каймак недавно забредал, – как бы между прочим заметил Хорог. – Приятель мой. У него кабачок на соседней улице. Пришел и чуть не плачет. Тоже дела кувырком. Налоги подняли, зарплаты на королевских заводах урезали, мужиков, понятное дело, в армию стригут. Навара нет, а тут еще Вшиварь со своими громилами завалился. Плати, говорит, триста монет, и баста. Будем твою территорию стеречь. А не то жену твою, красавицу Юну, снасилуем, харчевню спалим, а самого к дубу в чаще привяжем и бросим – пусть волчатки потешатся. А у Каймака баба молодая, не чета самому, знаешь, как он трясется за нее?
– И что? – насторожился Верест. Хотя ясный пень, куда клонит прощелыга.
– Обещали зайти после полуночи. За деньгами. Ихняя банда в заброшенной швейной мастерской на Груаля обретается. Пойдут через пустырь за фарфоровым заводиком, другой дороги нет. Да ты не волнуйся – их всего трое. Или четверо. Но не больше пяти, – Хорог как бы смущенно кашлянул. – Работа по тебе.
– Я не убийца, – хмуро пробормотал Верест.
– Да Эрмас упаси, – испугался Хорог. – Покалечить, не надо убивать. Но чтобы не встали. Никогда. Пусть по кроваткам валяются, отдыхают. А то уж уработались, подонки… Доброе дело, Лексус – ты избавишь общество от грязи, оно тебе спасибо скажет.
– За спасибо не работаем, – отрезал Верест.
– Да ты не дослушал! Каймак даст десять монет! Понимаешь, ему нет резона обращаться к властям. Местный урядник Брумс нечист на руку – он покроет банду Вшиваря, да сам получит с тех трехсот…
Знакомо до тошноты.
– Двадцать монет, – перебил Верест. – И не меньше. Плюс подробные инструкции – что да как. Плюс минимум посвященных. Последнее слово.
– Хорошо, – не стал торговаться харчевник. – Мое-то какое дело? Ты посиди, а я сбегаю к Каймаку, пошепчусь с ним…
Глупо улыбаясь, он попятился к выходу, пяткой открыл дверь и растворился в параллельном мире.

В данной ситуации работало только «грязное у-шу» – пресечь бой любыми мерами, не давая противнику проснуться. Долой благородство и милосердие. Темные личности пересекали пустырь, минуя живописную свалку, когда он вырос из ниоткуда. Работал в маске – плотной фланели, замотанной ниже глаз. Рубанул палкой, сверху вниз – такой удар невозможно перехватить. «Идущие вместе» распались. Центральный завизжал, схватился за голову, рухнул на колени. Ублюдки, однозначно. Одеты неплохо, но рожи! Еще два удара – по бокам, наугад. Достать нужно, разозлить. Если кинутся наутек, ему одному за тремя не угнаться.
– Жиряк, дави его! – заверещал задохлик в залихватской «тирольской» шляпке. Жиряк, вестимо, самый жирный, бегемот в сапогах, попер в лобовую, растопырив клешни. Рано палку бросать. Энергию – в живот: тяжелый свинцовый шар, выбрасываемый в удар. Энергия сильнее палки: прочертив дугу, «бита» с хрустом переломила ключицу и сломалась. Толстяк охнул. Классический цуки – кулаком по спирали, и от носа жалкое месиво… Третий выхватил нож – прыжок, удар ноги, тонкая сталь запела, уходя в полет. Рубанул по почкам, натянув рукав, и головой – в лицо.
«Тиролец», недолго думая, дал жару. Одиночное бегство Верест предусмотрел: под горой отходов заприметил идеальный для метания бочонок. Заморыш не блистал ни в драке, ни в беге: семенил какими-то кривыми шажками, выбрасывая колено. «Спецсредство» идеально вписалось в затылок, швырнув бандюгана в сохлые помои. Нормально. Не помрет, но дураком останется.
Всё, точка. Добивать не буду, решил Верест, не фашист. «Тиролец» лежал без движений. Получивший палкой по голове страдальчески постанывал. Толстяк пускал носом. Четвертый, обронивший «перышко», пытался приподняться – кровь заливала лицо, не давая видеть, рука прижалась к отбитой почке. Верест легонько толкнул его носком сапога: несостоявшийся рэкетир послушно завалился на бок и затих…
Опасность он, конечно, проворонил. Толстяк оказался живучим. Жирная лапа распрямилась в локте, схватила его за щиколотку. Он отшатнулся – и напрасно. Потерял равновесие, упал, впаявшись затылком в какой-то перевернутый тазик. Загудело громко – в голове ли, в тазике. Но тело уже летело на полусогнутые – не спи, проспишь всё на свете. Схватил злополучный таз, вырвал ногу – ручищи уже тянулись к его штанам – и огрел жирного по макушке. Хватило одного «огрева» – Жиряк уронил голову. Притих.
И вдруг он ощутил холод в верхней части позвоночника. Плечи онемели. Гул в голове прекратился, и наступила полная тишина – отвратительная до тошноты. Холод не задержался, пополз вниз – по дискам, по будущим грыжам. Откуда-то вылез животный ужас, волосы зашевелились на голове, дыхание перехватило. Что за пошлятина? Такого еще не было в этом мире. Очень медленно, словно не решаясь спугнуть подлетающую к затылку пулю, он обернулся.
В узком переулке на задах гончарни шевельнулась тень. Темень не была кромешной: день финишировал не пасмурно, луна висела матовой лампочкой. Подмигивали звезды – желтые светлячки на абсолютно черной простыне…
Он прищурился, всмотрелся. Незнакомец не прятался, спокойно стоял в переулке и наблюдал за неблаговидными делами Вереста.
Но почему такой страх? Он не проходил, забирался в позвоночник вместе с холодом и начинал его яростно трясти. На человеке был длинный балахон, голова прикрыта островерхим капюшоном. Рост – обычный. Не человек, мутный абрис, размытый мраком переулка. Кто такой? Представитель придонной публики? Клеврет Варвира? Каймак? Хорог, издерганный любопытством? Да ни в жизнь – энергетика данных господ не заставит его испытать звериный ужас.
А человек ли там?
Они стояли и сверлили друг друга глазами. Очертания фигуры внезапно потекли, размылись – словно некий живописец взял кисть и принялся замазывать наблюдателя цветом фона. «А ведь он совсем близко! – осенило Вереста. – Метров сорок-пятьдесят. Неужели не достану?»
Он сделал попытку разомкнуть губы, окликнуть, но губы оказались сухими, как горячий песок. Звуки не шли. Он сделал несколько шагов – фигура стушевалась, стала пропадать: то ли человек отступал в тень, то ли… растворялся в воздухе. Он ускорил шаг, почти побежал» сжимая кулак, готовый бить без базара – за испуг надо платить. Но чем ближе приближался к переулку, тем меньше там оставалось незнакомца. Скрипя зубами, он вбежал в узкий проход, остановился. Принялся растерянно озираться. Никого. Полное наличие отсутствия.
Но страх остался.

Фонари, как и в любом недоразвитом обществе, имелись, но не горели. Прижимаясь к стеночкам, он на цыпочках прокрался на улицу Глюка-Освободителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34