Они звали летчика к себе. Под снегом на озере было столько воды, что подойти к машине оказалось невозможным. Вода проступила на следах от широких лыж самолета темными полосами.
Это озеро-ловушка. Сядь на него - и сразу увязнешь. Вода выступит из-под снега, быстро обледенеет на морозе, коснувшись металлических ободков лыж, - и готово. Так приморозишься, что трактором не вытащат.
Все эти мысли промелькнули у Летучего, когда он вел свою машину вслед за Топаллером.
Ни одного выстрела по-прежнему не раздавалось с земли. Фашистские солдаты решили, что в ледяную ловушку сейчас попадет и второй самолет. Да это увидели и все остальные летчики эскадрильи: командир их пошел на посадку,. Что это значит? Зачем же гибнуть еще одному, если нельзя спасти другого?
Вначале и Летучий так подумал, когда от горя закрыл глаза, а затем опомнился и бросился на выручку. С ним уже было такое - однажды он чуть-чуть не попал вот в такую же ледяную ловушку. Хорошо, что при посадке не выключил мотора и, когда увидел, что из-под снега так и брызжет вода, дал газ и успел оторваться.
Если рулить по озеру, не останавливая пробежки, вода будет проступать позади на следах, а лыжи подмочить не успеет. Вот так он сделал и, коснувшись пышного снега, покрывшего, словно пуховое одеяло, все озеро, подрулил самолет прямо к подбитой машине Топаллера. И, когда поравнялся, высунулся из кабины и, махая правой рукой, закричал что есть сил:
- Анатолий! Садись, поехали!
Топаллер не стал дожидаться повторного приглашения. Он хоть и не расслышал этих слов, но все понял. Ведь пересесть на самолет Летучего это была единственная возможность спастись.
Но, выскочив из самолета, Топаллер и его штурман Близнюк тут же провалились в рыхлый снег и достали унтами воду. Что делать?
На счастье, мороз был крепок и сразу прихватывал воду, лишь только она проступала из-под снега. На следах самолета сразу образовалась плотная корка: умятый снег превращался в лед.
Выбравшись на следы от лыж, они стали скользить по ним, как по ледяным дорожкам. А Летучий, сделав полукруг, поравнялся с ними и замедлил пробежку так, что самолет почти полз по снегу.
Тут уж Топаллер и Близнюк напрягли все силы и, схватившись за расчалки, поднялись на нижние плоскости пробегавшей мимо них машины. Почуяв на крыльях пассажиров, Летучий крикнул:
- Держись, поехали!
И пошел на взлет...
Как же прозевали их фашисты, почему не расстреляли из автоматов и пулеметов?
Вначале они действительно прозевали, когда подумали, что к ним в лагерь валится не один самолет с ветчиной, колбасой и консервами, а целых два...
А потом наши летчики, оставшиеся в воздухе, раньше их спохватились, что нужно делать, когда увидели бесстрашный маневр своего командира.
Первым заложил машину в крутой вираж лейтенант Брагинец, за ним остальные и пошли кружиться над озером. А штурманы припали к турельным пулеметам и давай поливать фашистов свинцом.
Кто рот разинул - пулю получил; кто за камень, за дерево спрятался тот жив остался.
А самолет-то в это время и улетел.
Но самое страшное было еще впереди. Летучий, поглядывая на своих пассажиров, вдруг заметил, что Топаллер начинает сползать с крыла. Чтобы ухватиться с расчалки самолета, он сбросил там, на озере, меховые перчатки и теперь на морозе не мог голыми руками держаться за металл.
- Анатолий! Потерпи... еще немного! - выглядывая из кабины, кричал другу Летучий и старался вести машину потише, чтобы встречные потоки воздуха не сбросили Топаллера с крыла.
Близнюку удалось захватить расчалки сгибами локтей, и он держался надежнее.
Вот уже близок аэродром. Вот видны знакомые палатки, автомашины. Не делая круга, Летучий посадил самолет, и от толчка Топаллер свалился с крыла.
Но в мягком комбинезоне он даже не ушибся. Подбежавшие санитары занялись его руками.
В госпиталь попал и Летучий. Он так обморозил себе щеки, что они опухли, как две подушки, и совсем закрыли глаза.
Так и лежали они рядом: один с забинтованной головой, другой с забинтованными руками. И разговаривали. О чем же? Наверно, Топаллер благодарил Летучего за свое спасение, а Летучий принимал его благодарность.
Нет, об этом не было сказано ни слова. Когда друг спасает на войне друга, это само собой понятно. Так же поступил бы и Топаллер, случись беда с Летучим.
- Добрый был самолет! Если бы не шальной осколок в мотор, всю бы войну пролетал, - сказал Топаллер.
- Да, машину жалко.
- А мне и колбасу жалко, и ветчину жалко... Я же не успел всего нашим сбросить, над финнами облегчился, весь груз им свалил..
- Да что ты говоришь? То-то я смотрю, фашисты в тебя не стреляют, а пляшут вокруг озера от радости. Значит, они тебя за святочного деда приняли. С мешком подарков. Дело-то было под Новый год!
И оба засмеялись.
Вот какие были случаи с летчиками на Северном фронте!
Правительство наградило храбрецов высокими званиями Героев Советского Союза. Золотые звездочки вручал им Михаил Иванович Калинин в Кремле. Он знал всю эту историю и, пожимая руку Летучему, спросил:
- А откуда у вас фамилия такая авиационная?
- Ребята выдумали, - ответил тот. - Я был сиротой, беспризорником, не помнил ни отца, ни матери. В детском доме воспитывался и все мечтал летать... Вот меня и прозвали Летучим.
- Хорошая у вас фамилия! - сказал Михаил Иванович. - Дети и внуки будут ею гордиться... - Сколько у вас ребят?
- Двое.
- Воспитывайте из них хорошую смену.
- Есть! - по-военному коротко ответил Герой.
ПОЕДИНОК С ПРИВИДЕНИЕМ
Много загадок задавал нам враг, а такого еще не бывало: среди лесов и скал Карельского фронта появился бронепоезд-невидимка. Всегда неожиданно, ночью или в метель, подкрадывался он поближе к нашим позициям, открывал ураганный огонь из всех орудий и скрывался.
Не удавалось его накрыть ни артиллерии, ни авиации, никто его даже не видел, а потери наносил большие.
Спрашивали пленных. Те отвечали, что действительно есть у них такой бронепоезд, который называется "белый призрак". И один загадочно сказал, будто он "ничего не боится, кроме собственной тени".
И вот эту загадку разгадал один наш скромный разведчик, сибиряк Григорий Суровикин. Ничем он особенным не отличался и считался главным образом специалистом по ловле "языков".
Тут у него был свой охотничий способ: ловил он их, как сусликов, силками.
Действовал всегда один. Надев белый халат и став на лыжи, незаметно прокрадывался он во вражеский тыл, отыскивал лыжную тропу, по которой ходят фашисты от позиций к штабу с приказами и донесениями, и настраивал на ней, обязательно под горкой, петли из тонкой стальной проволоки.
А сам затаивался рядом, припорошив себя снежком.
Разогнавшись с горы, фашистский солдат или офицер попадал лыжей в силок и с разбегу летел носом в снег. И, не успев опомниться, фашист оказывался в железных объятиях охотника. Дав ему хорошего тумака, Суровикин затыкал пойманному рот, связывал руки и, спеленав простыней, укладывал на его же лыжи и тащил через линию фронта.
А чтобы не замерз, по дороге давал глотнуть водки да оттирал нос снегом. И испуганный фашист лежал тихо, как кукла с открывающимися глазами.
Так случалось Суровикину доставлять в штаб "языков" в большом офицерском чине.
А тут попался охотнику не солдат и не офицер, а целый бронепоезд, да еще какой!
Однажды забрался Суровикин далеко во вражеский тыл, вышел на гору, посмотрел в долину - и замер. Видит чудо не чудо, диво не диво, а необыкновенную крепость, словно вылепленную из снега.
Орудийные башни белые. Пушки белые. Бронированные платформы белые. Тепловоз, закованный в белую броню, не дымит. И вся эта белая крепость катится по рельсам на белых колесах.
- Ишь ты какой, настоящее привидение! - прошептал Григорий, много слышавший про разбойничьи налеты бронепоезда-невидимки. - Вот бы подловить такого!..
Сердце охотника сильно забилось. Хороша добыча, да как взять ее, когда в руках у него лишь тонкие силки из стальной проволоки да автомат на груди. И почувствовал себя Суровикин так же, как при встрече с тигром в уссурийской тайге, когда у него в руках оказалось ружье, заряженное мелкой дробью на рябчиков.
Неужели же упустить такого зверя?
- Врешь, не уйдешь! - сказал он и пошел следом, обдумывая на ходу, что же ему предпринять.
Бронепоезд делал петли, а он шел напрямик, горой, а сверху разглядел, что на крышах бронированных платформ и тепловоза нарисованы черные полосы, как рельсы. Затаится бронепоезд на железнодорожном полотне, полосы сольются с рельсами, и сверху он станет невидим.
"Вот почему его так трудно обнаружить авиации". Неожиданно подул ветер, облака разорвались и показалось солнце. Чистые снега вокруг заблестели нестерпимым блеском.
Скалы и сосны бросили от себя фиолетовые тени. На вершинах и на ветвях деревьев заиграли морозные алмазы.
Среди ветвей затенькали синицы. В природе сразу все ожило и стало красивым. Не обрадовался солнцу только "белый призрак". Его громадная тень отпечаталась на насыпи железной дороги так четко, что Григорий мог пересчитать все его башни и пушки.
Словно испугавшись своей тени, бронепоезд ускорил ход и уполз в первый попавшийся туннель, как гады уползают в норы при виде солнца, которое помогает зорким орлам.
"Так вот почему ты боишься своей тени!" Суровикин, скрываясь в тени деревьев, подобрался к скале, в которой строители дороги проделали проход для поездов, и стал наблюдать.
У входа в туннель стояла охрана. Виднелись воронки от бомб. Одна неразорвавшаяся двухсотка лежала на склоне холма, рядом с небольшим стожком сена.
Вероятно, наши летчики не раз загоняли бронепоезд в эту пещеру.
"Но разве такую гору пробьешь? - подумал Суровикин. - Тут надо применить какой-нибудь другой способ".
И стал соображать, как бы ему уничтожить этого бронированного зверя. Экое чудовище! Упустишь - многих ребят сиротами сделает.
Но в силки его не поймаешь и из автомата не подобьешь. Пошарил Суровикин в карманах и перебрал запальные шнурки, хранившиеся у него в жестяной коробке. Случалось ему подрывать рельсы, небольшие мосты; для этого хватало небольшой порции тола или динамита, вынутого из трофейной мины, но для бронепоезда слишком много надо взрывчатки. А где ее возьмешь?
Еще раз огляделся Суровикин вокруг и заметил внизу одинокую будку путевого обходчика.
"Вот у кого гаечный ключ достать можно, - подумал он. - Наверно, этот стожок сена ему и принадлежит. Что ж, дождусь ночи да и развинчу рельсы на повороте. Тут высоко. Так и загремит вся крепость под откос, в речку, вместе со всеми башнями и пушками".
С таким решением забрался Суровикин в стог сена, спрятался в самой середке, пригрелся да и заснул. Спит и видит во сне свой дом и козленка Ваську. И козленок, играя, больно бодает его в бок.
- Пошел прочь, не балуй! - оттолкнул его Суровикин и проснулся.
Смотрит, а в шинель ему впились не рога, а железные вилы.
В один миг вывалился разведчик из стога и очутился лицом к лицу с финским ополченцем.
Суеверному финну показалось, что он поддел на вилы самого лешего. Хотел крикнуть, но с испугу только лязгнул зубами, сел в снег, выронив из рук вилы.
- Вот я тебе покажу, как баловаться!- закричал Суровикин, схватив его за грудь.
- Рус, рус, у меня матка, у меня детки! - залепетал старый финн, знавший по-русски. - Я не сам, меня командир послал. Герман сена хочет...
- Что ты глупости болтаешь, разве фашисты сено едят?
Но тут Суровикин заметил лошадь, запряженную в сани, и смягчился:
- А все-таки для чего же это немцам сено понадобилось?
- Для матрацев. Немцы мягко спать любят, - ответил финн.
- Это какие же немцы?
- А вон там, в бронепоезде, - указал финн.
Суровикин посмотрел вниз. Стояла белесая северная ночь. Не зажигая фар, к туннелю подходили грузовики, груженные ящиками со снарядами. По-видимому, "белый призрак" собирался в очередной разбойничий набег.
- Если не привезу им сена через час, мне капут, - сказал ополченец, расстреляют.
Суровикин окончательно пришел в себя и усмехнулся. У него мелькнула отчаянно смелая мысль.
- Ладно, - сказал он финну, - приказ есть приказ. Надо его выполнять. Давай наваливай сено!
Вначале ополченец ничего не понял. А потом, когда разведчик попросил помочь ему втащить в сани неразорвавшуюся бомбу, он задрожал так, что у него снова застучали зубы.
- Да ты не трусь, - сказал ему Суровикин, - все будет хорошо, доставим им гостинчик, запрятанный в сенцо, в лучшем виде!
Когда бомба была погружена в сани, он приладил шнур и взрыватель, сверху набросал сена, потом свернул две цигарки - одну дал финну, другую закурил сам.
- Ты беги в лес, к тем финнам, которые в партизанах. Тогда твоя мамка тебе спасибо скажет, и детки тоже. А я сам немцам сено доставлю!
Он хлестнул лошадь и, схватив в руки вожжи, побежал рядом с возом, бойко тронувшимся с горы. И, обернувшись, еще успел улыбнуться финну. Автомат у него висел на груди, а лыжи он воткнул в сено, из которого торчал наружу запальный шнур, похожий на поросячий хвост.
Финн не мог тронуться с места и стоял как столб, не в силах отвести взгляд от солдата, затеявшего смертельное дело.
Воз разгонялся с горы все быстрее. Суровикин бежал с ним рядом. А когда лошадь стала упираться и тормозить, он нахлестал ее как следует и пустил вскачь. Сам же ловко вскочил на запятки саней, пригнулся, прижег запальный шнур цигаркой и, не доезжая до туннеля метров сто, спрыгнул и покатился кубарем в глубокую долинку, прорезанную здесь ручьем: А направленный им воз с разгона въехал в туннель.
Лошадь проскочила мимо солдат охраны и застряла среди грузовиков с порохом и снарядами.
Увидев сено, немецкий офицер, ведавший хозяйством, взглянул на часы и сказал:
- О, этот финн стал понимать немецкий порядок...
И это были его последние слова. Огонек, бежавший по шнуру, добрался до взрывателя.
Взрыв авиабомбы был такой силы, что один вагон с пушками и башнями даже выбросило из туннеля. А потом начали рваться сложенные в ящиках снаряды. Казалось, весь туннель превратился в громадное дуло пушки, из которого вместе с дымом и пламенем летят обломки рельсов, ящики, люди, колеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25