Верховная власть
должна призвать себе в помощь представителей народа. Резолюция и здесь, в
этом решающем пункте, не говорит, какого народа. А между тем мы еще не
забыли, что в "Программе русских конституционалистов"*41, которую
"Освобождение"*42 объявило своей программой*, в роли таких представителей
народа фигурируют депутаты от земств и дум, "по существу своему
представляющих нижний этаж будущего конституционного здания"... "По
необходимости, - говорит "Программа", - приходится следовать историческим
прецедентам и отдать эту подготовительную работу в руки представителей
существующих учреждений общественного самоуправления... Такой путь вернее и
лучше, чем тот "скачок в неизвестное", который представляла бы всякая
попытка выборов ad hoc для данного случая, под неизбежным в таких случаях
правительственным давлением и при трудно-определимом настроении непривычных
к политической жизни общественных слоев". ("Освобождение", N 1.)
/* "Освобождение", N 1./
Но допустим далее, что представители этого квалифицированного "народа"
собрались, - и начинается конституционное учредительство. Кому принадлежит
решающий голос в этой работе: Престолу, "живому средоточию власти", или
народным представителям? Этот вопрос решает все.
Резолюция Совещания говорит, что выводить наше отечество на новый путь
будет Верховная Власть при содействии призванных ею представителей народа.
Таким образом, учредительную власть земское Совещание вручает не кому
иному, как короне. Самая идея Всенародного Учредительного Собрания*43, как
верховной инстанции, здесь совершенно устранена. В установлении "начал
права" корона пользуется "содействием" народных представителей, - если же
она вступает с ними в конфликт, она обходится без их содействия, она их
отсылает через те же ворота, через которые она их призвала.
Именно такую, а не иную организацию учредительной власти, именно этот, а не
какой-либо другой путь учредительных работ указывает резолюция земского
Совещания. На этот счет не нужно себе создавать какие бы то ни было
иллюзии. А ведь такое решение вопроса заранее ставит всю судьбу русской
конституции в зависимость от усмотрения короны!
В период учредительных работ, как и во всякий другой период, может быть
только одна "Верховная Власть", - она может принадлежать либо короне, либо
Собранию. Либо корона, работающая при содействии Собрания, либо Собрание,
работающее при противодействии короны. Либо суверенитет народа, либо
суверенитет монарха.
Можно, разумеется, попытаться истолковать одиннадцатый пункт резолюции
земского Совещания в том смысле, что корона и собрание представителей, как
две независимые друг от друга и потому равноправные силы, вступают в
конституционное соглашение. Это будет наиболее благоприятное для земских
резолюций допущение. Но что тогда окажется? Корона и собрание независимы
друг от друга. Каждая из сторон вправе ответить "да" или "нет" на
предложения другой стороны. Но это значит, что две вступающие в переговоры
стороны могут не притти ни к какому соглашению.
Кому же будет принадлежать в таком случае решающий голос? Где взять
третейского судью? Предположение двух равноправных сторон привело нас к
абсурду: нам понадобился на случай конфликта между короной и народом - а
такой конфликт неизбежен - третейский судья. Но жизнь никогда не
останавливается в затруднении пред юридическим тупиком. Она всегда находит
выход.
Таким выходом и явится, в конце концов, революционное провозглашение
народного верховенства. Только народ может явиться третейским судьей в
своей собственной тяжбе с короной. Только Всенародное Учредительное
Собрание, не только независимое от короны, но и обладающее всей полнотой
власти, держащее в своих руках ключи и отмычки всех прав и привилегий,
имеющее право безапелляционного решения по всем вопросам, не исключая из их
круга и судеб русской монархии, только такое суверенное Учредительное
Собрание сможет беспрепятственно творить новое демократическое право.
Вот почему честная и последовательная демократия должна неустанно и
непримиримо апеллировать - не только через преступную голову монархии, но и
через ограниченные головы призванных ею "для содействия" представителей
квалифицированного народа - должна неустанно и непримиримо апеллировать к
самодержавной воле народа, выраженной в Учредительном Собрании путем
всенародного, равного для всех, прямого и тайного голосования.
Нужно ли напоминать, что земская программа ни единым словом не касается
аграрного и рабочего вопросов? Она это делает так просто, как будто в
России этих вопросов совершенно не существует...
Резолюции земского Совещания 7, 8 и 9 декабря - высшее, что дал земский
либерализм. В последовавших затем губернских земских собраниях он делает
несколько шагов назад от ноябрьских решений.
Только вятское губернское земство подписывает программу земского Совещания
целиком.
Ярославское губернское земство "твердо верит", что Николаю "угодно будет
призвать выборных представителей к общей работе" - в целях "сближения Царя
с его народом" - на началах "большей" (!) равноправности и личной
неприкосновенности". "Большая" (чем ныне) равноправность царского народа
вовсе не исключает, разумеется, ни политического, ни даже гражданского
неравноправия.
Полтавское земство повторяет в своем адресе десятый пункт резолюции,
трактующий о "правильном участии народных представителей в осуществлении
законодательной власти", но ни словом не упоминает о "политическом
равноправии" и вообще ничего не говорит о формах "народного
представительства".
Черниговское земство "всеподданнейше просит Его Величество услышать
искреннее и правдивое слово русской земли, для чего призвать свободно
избранных представителей земства и повелеть им (!) независимо и
самостоятельно начертать проект реформ... и проект этот дозволить (!)
непосредственно представить Его Величеству". Здесь "представители земства"
ясно и открыто названы, как представители "русской земли". Черниговское
земство просит о том, чтоб этим представителям был дан только совещательный
голос, только право начертать и представить проект реформ. И еще
черниговское земство "всеподданнейше просит", чтоб представителям русской
земли повелено было быть независимыми и самостоятельными!
Бессарабское земство просит министра внутренних дел о созыве
"представителей губернских земств и важнейших городов Империи для
совместного обсуждения" предполагаемых реформ.
Казанское губернское земство "глубоко верует, что при изыскании способов
проведения в жизнь Самодержавной Воли не будут лишены голоса свободно
выбранные для той цели представители земства".
Пензенское земство повергает "верноподданническую беспредельную
благодарность" за реформы, предначертанные в царском указе, и, с своей
стороны, обещает "ревностное служение... в обширной сфере местного
благоустройства".
Петербургское земство, по инициативе г. Арсеньева, подписавшего, в числе
прочих, резолюции земского Совещания, предполагает возбудить ходатайство о
том, чтобы "представители земских и городских учреждений были допущены к
участию в обсуждении правительственных мероприятий и законопроектов".
Костромское земство ходатайствует о том, чтоб проекты, касающиеся земской
жизни, подвергались предварительно обсуждению земцев.
Другие земства ограничились верноподданническим благодарственным восторгом
по поводу царского указа или просьбой по адресу князя Святополка -
"сохранить в душе драгоценный обет доверия".
На этом пока закончилась оппозиционная земская кампания.

"ДЕМОКРАТИЯ"

Мы коснулись поведения реакции и остановились внимательнее на поведении
буржуазно-дворянской оппозиции. Теперь нужно спросить: где была демократия?
Мы имеем в виду не народные массы, не крестьянство и мещанство, которые -
особенно первое - представляют громадный резервуар потенциальной
революционной энергии, но пока еще слишком мало принимают сознательное
участие в политической жизни страны, - мы говорим о тех широких кругах
интеллигенции, которая видит свое призвание в формулировании и
представительстве политических запросов страны. Мы имеем в виду
представителей либеральных профессий, врачей, адвокатов, профессоров,
журналистов, третий элемент земств и дум, статистиков, врачей, агрономов,
учителей и пр., и пр.
Что делала интеллигентная демократия?
Если оставить в стороне революционное студенчество, которое честно
протестовало против войны и, вопреки постыдному совету г. Струве, кричало
не "да здравствует армия!", а "да здравствует революция!", остальная
демократия изнывала от сознания собственного бессилия.
Она видела пред собой альтернативу: либо сближение с земцами, в
политическую силу которых она верит, ценою полного отказа от
демократических требований, - либо приближение к демократической программе
ценою разрыва с наиболее "влиятельной" земской оппозицией. Либо демократизм
без влияния, либо влияние без демократизма. В своей политической
ограниченности она не видела третьего пути: соединения с революционной
массой. Этот путь дает силу и в то же время не только позволяет, но
обязывает развить демократическую программу.
Война застала демократию в состоянии полного бессилия. Она не осмелилась
выступить против "патриотической" вакханалии. Устами г. Струве она кричала:
"да здравствует армия!" и выражала убеждение, что "армия исполнит свой
долг". Она благословляла земцев на поддержку самодержавной авантюры. Она
свела свою оппозицию к возгласу: "долой фон-Плеве!". Она затаила про себя
свой демократизм, свое политическое достоинство, свою честь и свою совесть.
Она шла в хвосте либералов, которые плелись за реакцией.
Война продолжалась. Самодержавие терпело удар за ударом. Над страной черной
тучей висел ужас. В низах накоплялись элементы стихийного взрыва. Земства
не делали ни шагу вперед. И демократия как бы начала приходить к
самосознанию. В "Освобождении" раздаются настойчивые голоса о необходимости
самостоятельной организации на почве "демократической платформы". Раздаются
отдельные голоса против войны. Этот естественный процесс был прерван
убийством Плеве, переменой правительственного курса, вызвавшей необычайно
быстрое повышение политических акций земской оппозиции. Счастье стало
казаться так возможно, так близко...
Земцы выдвинули рассмотренную выше программу, - и демократия с единодушием
и восторгом подняла их на щит.
Она нашла в их резолюциях выражение своих демократических требований и
объявила их решения своими решениями.
"Освобождение" заявляет, что "хотя земский съезд состоял исключительно из
землевладельцев, притом главным образом привилегированного дворянского
сословия, однако же постановления его не только не носят какого-либо
классового или сословного отпечатка*, но, наоборот, проникнуты чисто
демократическим духом" (N 61, стр. 187)*44.
/* Очевидно для того, чтобы особенно ясно показать отсутствие "классового
или сословного отпечатка", земцы, как мы отметили выше, ни единым словом не
упоминают об аграрном и рабочем вопросах. - Какая простота" со стороны
земцев и какой цинизм со стороны "Освобождения"!/
Столь же торжественно возвестило о демократическом духе земств левое крыло
всей нашей либеральной печати.
"Наша Жизнь" на основании ноябрьских резолюций возвещает полное слияние
земско-либерального и демократического течений.
"...давняя и ужасная язва русской жизни, - говорит эта газета, - духовное и
культурное разъединение народа и интеллигенции... может быть выжжена только
героическим средством демократического государственного строительства"...
Земцы поняли это и решительно стали "на общую платформу с демократической
интеллигенцией. Это - историческое событие. Им положено начало
общественно-политическому сотрудничеству, могущее иметь огромное значение в
судьбах нашей страны".
Возникший при министре доверия и им же зарезанный "Сын Отечества"*45,
который начал свою недолгую жизнь с заявления, что "знаменательной
особенностью переживаемого нами исторического момента является радикализм
существующих в стране политических направлений", целиком принимает
программу земского съезда. Газета рекомендует представителям городов
"выступить на тот же славный и верный путь, на который с таким успехом
раньше их выступили уже земские люди, и слово в слово, пункт за пунктом
повторить все то, что так ясно, внятно и вразумительно, что с таким
достоинством и силой уже сказано и говорится представителями земской
России".
Словом, демократия зовет всех и вся сомкнуться вокруг земского знамени. Она
не видит на этом знамени ни одного пятна и ни одной прорехи. И мы
спрашиваем: может ли народ доверять такой демократии?
На том только основании, что в минуту подъема, когда снизу давили, а сверху
слегка "позволили", земцы неотчетливо написали на листе бумаги свою
неотчетливую конституционную программу, на этом только одном основании мы
должны вотировать им доверие, смотреть на их недомолвки, как на
случайности, истолковывать их обиняки в демократическом духе, кричать, что
"сегодня уж нет споров и разномыслий, которые были еще вчера"*? Неужели же
это тактика демократии?
/* "Сын Отечества", N 1, ст. Н. Карышева*46./
Милостивые государи! Это - тактика предателей дела демократии.
После 7 ноября 1904 года*47 много еще будет впереди решающих моментов в
освободительной борьбе, - и не всегда задача земской оппозиции будет
состоять в одном лишь начертании конституционных резолюций под
неофициальной охраной Святополка-Мирского.
Можем ли мы питать какую-либо уверенность, что земства окажутся в такие
минуты на высоте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199