Питер был крупным и сильным мальчиком, атлетического сложения,
точь-в-точь как его отец. Анна, держа его на коленях, тихонько мурлыкала:
- Ах, Питер, сколько же слез прольют из-за тебя бедные фройляйн. Будь
с ними поласковей, сыночек.
А Питер только улыбался и ласкался к ней.
И тогда Анна брала на руки Бергитту. Золотоволосая, с нежной кожей,
Бергитта хорошела с каждым днем. В ее наружности, однако, не было ничего
от Анны и Вальтера. Питер унаследовал характер и темперамент отца, и
частенько Анне приходилось легонько шлепать его за непослушание, Бергитта
же была ангелом во плоти. Когда Вальтера не было дома, Анна ставила им
различные пластинки или читала вслух. Больше всего они любили слушать "101
Marchen". Им очень нравились сказки о великанах-людоедах, домовых и
ведьмах, и они готовы были слушать их без конца. Укладывая детей спать,
она часто пела им колыбельную:
Schlaf, Kindlein, schlaf,
Der Vater hut't die Schaf...
Всей душой Анна надеялась, что время изменит отношение Вальтера к
детям, и ночами молилась об этом. И время действительно изменило его
отношение к ним, сделав его еще более злым. Он стал просто ненавидеть
малышей. Вначале Анна убеждала себя, что Вальтер хочет, чтобы она
принадлежала только ему, что он не желает делить ее ни с кем. Но со
временем она поняла, что о любви к ней и речи быть не могло. Скорей дело
было в ненависти к ней. Отец оказался прав. Вальтер женился на ней ради
денег. Но на пути к ним встали дети. Ему необходимо было от них избавиться
во что бы то ни стало. Все чаще и чаще стал он убеждать Анну продать свою
долю акций.
- Сэм не имеет права мешать нам! Возьми деньги и махнем отсюда. Ты и
я, больше нам никто не нужен.
Она молча смотрела на него.
- А дети?
Глаза его лихорадочно блестели.
- При чем здесь дети? Разговор о нас с тобой. Нам необходимо
избавиться от них. Мы должны это сделать ради самих себя.
Вот тогда она в полной мере осознала, что он сумасшедший. И
ужаснулась. Вальтер к этому времени уволил всю домашнюю прислугу за
исключением уборщицы, приходившей к ним прибирать один раз в неделю. Анна
и дети остались одни в доме, полностью в его власти. Его необходимо было
изолировать от семьи. Вылечить его уже, видимо, было невозможно. В
пятнадцатом веке сумасшедших обычно собирали вместе и сажали в
своеобразный плавучий дом, Narrenschiffe, корабль дураков, но в наше время
у современной медицины не могло не быть средств как-нибудь все же помочь
Вальтеру.

И вот в этот сентябрьский день Анна, съежившись, сидела на полу своей
спальни, в которой Вальтер запер ее, и ждала его возвращения. Она знала,
что ей делать. Ради него, ради себя и ради своих детей. Пошатываясь, она
встала и направилась к телефону. Помедлив, решительно подняла трубку и
стала набирать 110, номер экстренного вызова полиции.
В ушах зазвучал незнакомый голос:
- Hallo. Hier ist der Polizei. Kann ich Ihnen helfen?
- Ja, bitte! - голос ее дрожал. - Ich...
Рука, вдруг неожиданно появившаяся из ниоткуда, вырвала у нее трубку
и с силой бросила на рычаг.
Анна в ужасе отпрянула.
- Пожалуйста, - отступая захныкала она, - не бей меня.
Вальтер с горящими, бешеными глазами медленно надвигался на нее и
вкрадчиво тихо, так, что она едва различала слова, говорил:
- Либхен, я и пальцем не трону тебя. Я люблю тебя, ты же знаешь!
Он прикоснулся к ней, и от его прикосновения кожа у нее пошла
мурашками.
- Никакой полиции нам ведь не надо, правда?
Она утвердительно кивнула, не смея от ужаса раскрыть рта.
- Во всем виноваты дети, Анна. Мы избавимся от них. Я...
Внизу зазвенел дверной колокольчик. Вальтер застыл на месте. Звонок
повторился.
- Жди меня здесь, - приказал он. - Пойду узнаю, в чем дело.
Боясь шевельнуться, она молча смотрела, как он вышел из комнаты, как
с силой захлопнул за собой дверь, слышала, как с наружной стороны щелкнул
замок.
В ушах назойливо звучало:
"Жди меня здесь"!
Вальтер Гасснер сбежал вниз, подошел к входной двери и открыл ее. На
пороге стоял человек в серой униформе посыльного. В руках он держал
большой конверт.
- Я обязан передать это лично в руки господину и госпоже Гасснер.
- Давайте, - сказал Вальтер. - Я - Вальтер Гасснер.
Он закрыл дверь, посмотрел на конверт, затем вскрыл его. Медленно
прочитал содержащееся в нем сообщение:
С ГЛУБОКИМ ПРИСКОРБИЕМ СООБЩАЕМ, ЧТО СЭМ РОФФ ПОГИБ ПРИ ВОСХОЖДЕНИИ.
ПРОСИМ ПРИБЫТЬ В ЦЮРИХ В ПЯТНИЦУ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ДНЯ ДЛЯ ЭКСТРЕННОГО
СОВЕЩАНИЯ СОВЕТА ДИРЕКТОРОВ.
Внизу стояла подпись: "Рис Уильямз".

3. РИМ. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 СЕНТЯБРЯ - 18.00
Иво Палацци стоял посреди спальни с залитым кровью лицом.
- Mamma mia! Mi hai rovinato!
- Губить тебя, паршивый figlio di putana? Да это только маленький
задаток, - кричала ему в лицо Донателла.
Разговор этот происходил в огромной спальне их квартиры на виа
Монтеминайо; они стояли друг против друга нагишом. Более чувственной и
более пьянящей плоти, чем тело Донателлы, Иво Палацци никогда не видел, и
даже сейчас, когда кровь сочилась с его оцарапанного Донателлой лица, он
почувствовал, как у него привычно-сладостно заныло между ногами. Dio, она
воистину была красавицей! Целомудрие и порочность, непостижимо
сочетавшиеся в ней, сводили его с ума. У нее было лицо пантеры,
широкоскуло, с косо посаженными глазами, полные, алые губы, целовавшие
его, сосавшие его и... нет, лучше сейчас об этом не думать. Он схватил со
стула какую-то белую материю, чтобы вытереть кровь с лица, и слишком
поздно сообразил, что это его рубашка. Донателла стояла прямо в центре их
огромной двуспальной кровати и во все горло орала:
- Так тебе и надо, паршивец! Подыхай от потери крови, потаскун
вонючий!
В сотый раз уже Иво Палацци задавал себе вопрос, как он мог оказаться
в таком дурацком положении. Он считал себя самым счастливым человеком на
земле, и все его друзья в один голос соглашались с ним. _Д_р_у_з_ь_я_?
В_с_е_! Потому что у Иво не было врагов. До женитьбы он был бесшабашным
римлянином, беспутным малым, беззаботным прожигателем жизни, доном
Джиованни, которому завидовала половина мужского населения Италии. Вся его
философия укладывалась в одну фразу: "Fast onore con una donna!" - "Стяжай
себе честь женщиной!" Этим он и занимался большую часть времени. Он был
истинным романтиком. Без счета влюблялся, и каждую новую любовь
использовал как таран, чтобы избавиться от прежней. Иво обожал женщин, все
они были прекрасны, от низкопробной putane, занимавшейся древней
профессией на виа Аппиа, до ультрасовременных манекенщиц, горделиво
вышагивающих по виа Кондотти. Единственными, на кого Иво не обращал
внимания, были американки. Его коробила их независимость. Да и что можно
ждать от нации, язык которой был столь неромантичным, что имя Джузеппе
Верди они переводили как Джо Зеленый?
У Иво всегда водилось с дюжину девиц в различной степени готовности.
Стадий готовности было пять. В первой стадии находились девушки, с
которыми он только что познакомился. Он одаривал их ежедневными звонками
по телефону, цветами и тонкими томиками эротической поэзии. Во второй
стадии они получали скромные подношения в виде шарфиков и фарфоровых
коробочек, наполненных шоколадками. В третьей стадии он им дарил
драгоценности и одежду и приглашал на обед в "Эли Тулу" или в "Таверну
Флавиа". В четвертой стадии они попадали к нему в постель и наслаждались
его непревзойденным искусством любовника. К свиданию Иво подходил
творчески. Его изысканно отделанная квартира на виа Маргутта наполнялась
цветами, garofani или papaveri, музыкальное сопровождение: классика, опера
или рок - зависело от вкуса той или иной избранницы. Иво был великолепным
поваром, и щедевром его кулинарного искусства был pollo alla cacciatora,
цыпленок по-охотничьи. После обеда бутылка охлажденного шампанского
подавалась прямо в постель... О, Иво обожал четвертую стадию!
Но самой деликатной была пятая стадия. Она состояла из
душещипательной прощальной речи, дорогого подарка и полного слез и
стенаний arrivederci.

Все это теперь уже позади. А в настоящем Иво Палацци бросил быстрый
взгляд на свое кровоточащее, сплошь расцарапанное лицо в зеркале над
кроватью и ужаснулся. Такое впечатление, будто на него набросилась
взбесившаяся сенокосилка.
- Смотри, что ты наделала! - завопил он. - Сага, я знаю, ты этого не
хотела.
Он придвинулся ближе к кровати и попытался обнять Донателлу. Ее
мягкие руки обвились вокруг него, и, когда он стал прижимать ее к себе,
она, как дикая кошка, яростно вонзила ему в спину свои длинные ногти. Иво
заорал от боли.
- Ори! - крикнула Донателла. - Будь у меня нож, я бы отрезала твой
cazzo и воткнула бы его тебе в глотку!
- Ради бога, тише, - умолял ее Иво. - Дети же рядом!
- Ну и пусть! - не унималась она. - Пора им знать, каков подонок их
любимый папочка...
Он шагнул к ней.
- Carissima...
- Не прикасайся ко мне! Я скорее отдамся первому встречному пьяному
сифилитику, чем позволю тебе прикасаться к себе.
Иво выпрямился, задетый за живое.
- И это говорит мать моих детей!
- А что ты хочешь, чтобы я тебе говорила? Как еще мне говорить с
таким подонком, как ты? - голос Донателлы перешел на визг. - Хочешь иначе,
д_а_й _м_н_е _т_о_, _ч_т_о _я _х_о_ч_у_!
Иво с опаской посмотрел на дверь.
- Carissima - не могу. У меня его нет!
- Так достань его! - крикнула она. - Ты же клялся, что достанешь!
С ней опять началась истерика, и Иво решил, что самое лучшее - это
поскорей убраться отсюда, пока соседи снова не вызвали карабинеров.
- Чтобы достать миллион долларов, нужно время, - мягко сказал он. - Я
постараюсь. Я достану тебе миллион.
Он быстро стал натягивать трусы, брюки, носки и ботинки, а Донателла
в это время как фурифы носилась по комнате, и в воздухе реяли ее
прекрасные упругие груди. "Боже мой, что за женщина! Я же с ума схожу по
ней!" - подумал про себя Иво. Он схватил свою окровавленную рубашку.
Придется надевать как есть. Натягивая рубаху, он чувствовал спиной и
грудью ее липкую прохладу. Последний раз взглянул на себя в зеркало. Из
царапин, оставленных ногтями Донателлы на его лице, кое-где еще сочилась
кровь.
- Carissima, - взмолился Иво, - как я теперь смогу все это объяснить
жене?

Женой Иво Палацци была Симонетта Рофф, наследница итальянской ветви
семьи Роффов. Он познакомился с ней, когда архитектор был послан своей
фирмой руководить работами по перестройке части виллы Роффов в Порто
Эрколе. С того самого момента, когда взгляд Симонетты упал на Иво, дни его
холостяцкого существования были сочтены. С ней Иво добрался до четвертой
стадии в первую же ночь, а немного времени спустя оказался уже ее мужем.
Симонетте нельзя было отказать ни в красоте, ни в решимости. Она знала,
чего хотела: а хотела она Иво Палацци. И не успел Иво и глазом моргнуть,
как из беспечного холостяка он превратился в мужа молодой и красивой
наследницы. Он забросил свои архитектурные устремления и стал работать на
"Роффа и сыновей", получив великолепный офис в Эуре, той части Рима,
строительство которой с помпой началось при бесславно почившем в бозе
злосчастном дуче.
В фирме Иво с самого начала сопутствовал успех. Он был умен,
талантлив, схватывал все на лету, и все души в нем не чаяли. Иво нельзя
было не любить. Всегда улыбчив, вежлив, обаятелен. Друзья завидовали его
веселому нраву и удивлялись, как это ему удавалось. Ответ был до простого
банален. Ифо умел скрывать темные стороны своей души. В действительности
же он был чрезмерно эмоционален, подвержен быстро подходящим вспышкам
лютой ненависти, способным в этот миг убить человека.
Совместная жизнь с Симонетой оказалась необременительной. Сначала он
боялся, что женитьба свяжет его по рукам и ногам, но страхи оказались
напрасными. Он просто стал осторожен в выборе подружек, несколько сократив
их количество, и все вернулось на круги своя.
Отец Симонетты купил им в двадцати пяти километрах к северу от Рима в
предместье Олгиата прекрасный дом в частное владение, охраняемый
огромными, вечно закрытыми воротами и стражами в униформах.
Симонетта была прекрасной женой. Она любила Иво и обращалась с ним,
как с королем, что он считал вполне нормальным. Если, однако, Симонетта
ревновала, то превращалась в фурию. Однажды она заподозрила Иво в том, что
он поехал в Бразилию с одной из клиенток фирмы. Он в праведном гневе
отрицал это. По завершении ссоры в доме не осталось ни одной целой вещи,
причем большинство из них было поломано о голову Иво. Вконец осатаневшая
Симонетта бросилась на Иво с кухонным ножом, и, чтобы отобрать его, Иво
пришлось применить силу. В пылу схватки они упали на пол, и, когда Иво
наконец удалось сорвать с нее одежду, он постарался сделать все возможное,
чтобы она забыла свой гнев. Но после этого случая Иво стал более
осторожным. Он сообщил клиентке, что не сможет теперь сопровождать ее в
поездках, и постарался, чтобы этот эпизод был окончательно забыт. Он знал,
что в жизни ему ужасно повезло. Симонетта была молода, красива, умна и
богата. Им нравились одни и те же вещи и одни и те же люди. Их брак был
образцовым, и Иво часто задавал себе вопрос, переводя одну подружку из
второй стадии в третью, а другую из четвертой стадии в пятую, что
заставляет его изменять жене? И неизменно, философски пожимал плечами, сам
себе отвечал: "Кто-то же должен делать этих женщин счастливыми!"

На третьем году женитьбы во время командировки на Сицилию Иво
познакомился с Донателлой Сполини.
1 2 3 4 5 6 7