Это было как-то связано с напором воздушной массы, которая несла человека впереди взрывной волны, образуя вокруг его тела как бы защитную оболочку. Неправдоподобно, но не невозможно. Его тело ударилось обо что-то массивное и было отброшено почти к самой лестничной шахте. Возможно, именно это защитило его от огненной вспышки, сопровождавшей взрыв. Затем, когда Боинг рухнул на землю, еле державшаяся дверь оторвалась, отлетела назад и, как и предполагал Тьюсон, ободрала крыло самолета. А его, лежащего у самого дверного проема, выбросило наружу, и он упал на мягкую луговую землю.
Келлер почувствовал облегчение: облегчение от того, что нашел объяснение своему спасению, облегчение от сознания того, что ни его действия, ни действия капитана Рогана ни в коей мере не были причиной трагедии. Но это было облегчение, не принесшее ему успокоения.
Они выбрались из самолета, удивившись тому, что он не развалился окончательно, а также и тому, что не увидели полицейских, прибывших, чтобы устроить им торжественную встречу. Ведь жуткий грохот от сотрясавшихся обломков самолета, несомненно, должен был привлечь к себе хоть чье-либо внимание. Но тут священник показал в ту сторону, где находилась очевидная причина отсутствия внимания к событиям на месте катастрофы.
Там, на востоке, в районе итонской Хай Стрит ночное небо было озарено красным светом, и в воздух взвивались языки пламени. Было похоже, что в одном из магазинов или зданий па Хай Стрит начался пожар.
И этот пожар разрастался.

Глава 20

Трое подростков, у двоих из них в руках были баночки с краской, прячась в тени колоннады, осторожно крались вдоль каменной стены, на которой скорбно, но не без гордости, были увековечены имена многих итонцев, погибших в войне 1914-1918 года. Один из парней безуспешно пытался подавить распиравший его смех.
– Ради Бога, Грин, угомонись наконец! – зашипел на него предводитель.
Провинившийся зажал рот грязным носовым платком, изо всех сил стараясь заглушить прорывающиеся звуки.
Они подошли к массивной деревянной двери церковного притвора и замерли, прислушиваясь, не раздастся ли внезапный окрик или звук шагов преследователей.
– Послушай, Спеллинг, – прошептал, задыхаясь, один из подростков, – а тебе не кажется, что нам лучше вернуться? То есть, я хочу сказать, что если нас поймают, то нам несдобровать.
Предводитель обернулся к нему и сказал с презрением:
– Послушай, Клеменс! Если ты струсил, так вали отсюда. Между прочим, ведь тебе первому пришла в голову эта идея.
– Да, но это была только шутка, то есть я хочу сказать, это была всего лишь идея. Я пе думал, что вы отнесетесь к ней серьезно. – И он нервно почесал прыщик на шее.
– А мы вот отнеслись х ней серьезно. И ты с нами в одной упряжке. Так что захлопни свою вонючую пасть!
Идея эта пришла в голову Клеменса прошлой ночью, когда они, лежа в кроватях, долго не могли заснуть, возбужденные жуткими, но захватывающими рассказами, ходившими в тот день по всему Колледжу.
Рассказывали о таинственной смерти Тетчера, трагической гибели супружеской четы, выпавшей из окна на Хай Стрит, о трупе, обнаруженном на берегу реки недалеко от города и о других странных происшествиях, среди которых одним из наиболее примечательных было помешательство викария, случившееся в тот же самый день. Эти рассказы стремительно распространялись и обрастали все новыми подробностями; при этом нередко ученики с особым упоением пересказывали собственные, особенно ужасные версии происшедших событий.
Среди них наибольшей популярностью пользовалась история, в которой утверждалось, что викарий был чернокнижником, Черным Магом, а покончившие с собой муж и жена состояли членами его дьявольского прихода. Толстый мальчишка был принесен ими в жертву Князю Тьмы, а человек, найденный мертвым на берегу реки, случайно оказался свидетелем одной из их тайных церемоний и был запуган до смерти! Но дьявол не был удовлетворен принесенной ему жертвой и поэтому лишил викария рассудка. А те двое покончили с собой в приступе раскаяния! Юных фантазеров нисколько не смущало, что такая хронологическая последовательность событий не выдерживает никакой критики, что жители города видели на следующий день преподобного Биддлстоуна, возвратившегося из больницы совершенно здоровым. Отныне за викарием нужно было внимательно следить, не спуская с него глаз, а для защиты от исходящей от него гипнотической злой силы следовало носить золотые крестики, в крайнем случае, медальки с изображением Христа. Ученики старших классов посмеивались над этими выдумками младших, а «Народ» осуждал и тех, и других за распространение таких глупых домыслов.
Однако для троицы пятнадцатилетних подростков, Спеллинга, Грина и Клеменса, живших вместе в одной комнате на частной квартире, все эти россказни были слишком захватывающими, чтобы они могли так просто выбросить их из головы.
К тому же, они давали им прекрасный случай воспользоваться ключами от церкви. Конечно, это были не настоящие ключи, а их дубликаты, искусно выпиленные Грином в мастерской для занятий ручным трудом. Оригиналы же были «позаимствованы» у Сондерса, сторожа, который присматривал за церковью и следил за тем, чтобы прихожане не вырезали свои инициалы на скамьях и других деревянных изделиях старинного церковного убранства. Ключи были возвращены прежде, чем сторож смог бы их хватиться, но перед этим, разумеется, с них были сняты отпечатки на пластилине. Вопрос был лишь в том, как их использовать.
И вот, когда истории о привидениях и черной магии начали распространяться по Колледжу, все стало на свои места. Их первоначальным и довольно безобидным замыслом было пробраться в церковь и вырезать свои инициалы не там, где это делали сотни итонцев, многие из которых стали впоследствии известными историческими личностями, а в каком-либо ином, более потаенном месте, где никто не смог бы их обнаружить. Это было бы только им одним известное место, и они могли бы сидеть и исподтишка поглядывать друг на друга во время службы, гордясь сознанием того, что их имена запечатлены здесь вместе с именами бессмертных! Разумеется, вырезать инициалы запрещалось, но это делало затею еще более привлекательной. Для ее осуществления они, по общему согласию, выбрали расположенную слева от алтаря богато украшенную гробницу настоятеля Томаса Мюррея; где-нибудь в нижней части, под барельефом покойного. Никто и никогда не обнаружит здесь их инициалов, если они вырежут их так, чтобы не бросались в глаза. Можно представить, с каким удовольствием спустя многие годы можно будет вернуться в Колледж и показать свое увековеченное здесь имя жене, детям или возлюбленной.
Таким было их первоначальное намерение, по у Клеменса родился лучший план.
Что, если в один прекрасный день, когда весь класс придет на утреннюю службу, собравшиеся вокруг увидят, что вся церковь расписана символами черной магии, колдовскими знаками и оккультными эмблемами! Что тут будет! Ну и суматоха поднимется! В Колледже этого никогда не забудут! И обстановка сейчас как раз самая подходящая. Конечно, все рисунки потом сотрут, а это значит, что они не причинят никому никакого вреда. Но зато это будет нечто такое, что будет вызывать смех еще долгие годы!
В то самое утро Спеллинг купил в одном из букинистических магазинов на Хай Стрит книгу по черной магии, и там было полно потрясающих изображений различных дьявольских символов, которые можно было запросто перерисовать. Разумеется, они должны будут избавиться от книги сразу же после осуществления своей затеи; если поиски исполнителей этой проделки наведут на их след, то последствия будут просто ужасными! Ключи они тоже должны будут уничтожить. Но главная прелесть этой затеи состояла в том, что, осуществив задуманное, они запрут за собой дверь, и поэтому все будет выглядеть так, будто действительно в осквернении церкви замешаны некие сверхъестественные силы!
По мере того, как день приближался к вечеру, восторги Клеменса относительно их затеи все больше и больше угасали. Это глупая идея! И, кроме того, ночью в церкви довольно-таки жутко. Спеллинг пригрозил врезать ему, если он не перестанет ныть. Он считал, что это наилучшая шутка из всех, что были придуманы за все годы существования Колледжа, может, даже за столетия! А какая возможность проучить старого Григс-Мида, директора Колледжа, этого самовлюбленного ублюдка! Ему придется сменить нудные нравоучения насчет того, что зло таится внутри нас. Мы дадим ему возможность убедиться, что зло – это реальная, физическая, живая сила! Так сказал Деннис Уитли!
Грин снова хихикнул.
– Ну-ка, пошевеливайтесь, болваны! – прикрикнул он вполголоса. – Давайте за дело.
Спеллинг еще раз воровато оглянулся вокруг, затем вынул из кармана брюк длинный блестящий ключ. Он аккуратно вставил его в замочную скважину, и все трое, затаив дыхание, напряженно замерли. Спеллинг начал было поворачивать ключ и вдруг шепотом воскликнул:
– Дверь не заперта!
Все также осторожно он слегка приоткрыл дверь, мысленно благодаря Бога за то, что Сондерс не забывает смазывать петли.
– Пойдем отсюда, Спеллинг. То есть, я хочу сказать, раз дверь не заперта, значит там уже кто-то есть, – сказал Клеменс, нервно озираясь вокруг.
– Да нет же, посмотри! Вокруг совсем темно. Просто этот старый дурень Сондерс, должно быть, забыл запереть дверь. – Спеллинг сунул голову в щель, затем проскользнул внутрь. – Идите сюда, – услышали они из темноты его голос.
– Давай, Клеменс, ты – первый. – Грин грубо втолкнул Клеменса в дверь, за которой тот получил еще один хороший толчок, налетев в темноте на Спеллинга.
– Осторожней, ты, идиот! – прошипел Спеллинг. – Давай, Грин, входи и закрой эту проклятую дверь. Тогда мы сможем включить фонарик.
Третий заговорщик прошмыгнул в щель, прикрыв за собой дверь, и очутился в тамбуре церковного притвора.
Темноту прорезал тонкий луч света – это Спеллинг включил свой миниатюрный фонарик.
– А вы уверены, что здесь больше никого нет? – спросил встревоженный Клеменс.
– Ну, вряд ли кто-нибудь смог в темноте подняться наверх по ступенькам, – ответил Спеллинг. – А теперь заткнитесь и вперед! Давайте за мной.
Он стал осторожно подниматься вверх по широким деревянным ступеням, и двое других торопливо последовали за ним, чутко прислушиваясь к каждому скрипу и потрескиванию старой лестницы.
Добравшись до двери, ведущей в притвор, они к своему удивлению обнаружили, что и та тоже была незаперта.
– Будь я проклят, если старый Сондерс не набрался как следует, – воскликнул Грин. Он хмыкнул. – Знаете что, когда будем уходить, мы все запрем за собой вместо него.
Остальные одобрительно, но как-то нервно захихикали. Спеллинг снова просунул голову в дверь и посветил тоненьким лучиком фонарика по стенам притвора, довольно просторного помещения, по размерам вполне соответствующего небольшой общинной церкви. Заговорщики внимательно прислушались и, убедившись, что кругом все тихо, вошли в украшенный геральдическими атрибутами притвор, а затем, осторожно ступая по вымощенному каменному плитами полу, направились ко входу в главное помещение церкви. Клеменса не оставляло предчувствие, что сейчас вдруг вспыхнет свет и грозный голос спросит, что им здесь нужно. Но все было спокойно.
Внутри самой церкви было гораздо светлее благодаря высоким витражам, пропускавшим свет снаружи в виде бледных пятен. Однако Клеменсу все казалось мрачным и зловещим, и если бы Грин не шел за ним буквально по пятам, он тут же повернул бы назад и дал деру. Трое мальчишек пристально вглядывались в глубину церковного зала с уходящим вверх куполом, веерообразными сводами и рядами расположенных друг против друга и разделенных широким проходом скамей из темного дерева, украшенных великолепной резьбой; на самых дальних были нанесены имена бывших выпускников Итона, ставших впоследствии богатыми и знатными. Величественный мраморный алтарь с находящимися позади него роскошными гобеленами был едва виден отсюда, а настенные изображения, занимавшие переднюю часть церкви, казались бесформенными темными пятнами.
Никто из троицы не заметил фигуры в белом облачении, сидящей в темноте в одном из задних рядов. Но все трое почувствовали внезапный пронизывающий холод, пробирающий до самых костей.
– Господи, тут чертовски холодно, – пробормотал Спеллинг.
Клеменса даже покоробило от такого богохульства в этом святом месте, но он лишь посмотрел в сторону Спеллинга, лицо которого едва выделялось смутным белым пятном.
– Давайте-ка начнем рисовать, – нетерпеливо предложил Грин и зашагал вдоль прохода, беззаботно помахивая банкой с краской и мурлыча себе под нос одну из своих любимых песенок. Казалось, его нисколько не беспокоил холод, который все сильнее чувствовался вокруг.
– Только после тебя, прыщавый, – со злостью сказал Клеменсу Спеллинг, уверенный, что тот немедленно улизнет, если представится случай. Клеменс пожал плечами и поплелся следом за Грином к алтарю. Спеллинг оглянулся в последний раз и последовал за ним. Ему показалось, что он увидел какое-то белесое пятно у стены слева и повел лучом фонарика в ту сторону, но в этот момент его отвлек возмущенный голос Грина.
– Воняет так, будто здесь сдох какой-нибудь паршивый кот, – проворчал Грин, морща нос от отвращения. – Послушай, Спеллинг, а где мы будем малевать наши картинки? Над алтарем?
– Нет, – ответил тот. – Я думаю, на стенах и, наверное, на полу перед алтарем.
– Ладно. Давай займись стенами, а я разрисую пол.
– У нас же только один фонарик, болван. Придется рисовать по очереди.
– Ну, тогда начнем с пола. – Грин стал отковыривать крышку со своей трехсотграммовой банки с краской. – Эй, Клеменс, держи фонарик, пока мы со Спеллингом будем рисовать.
Спеллинг сунул фонарик в дрожащую руку Клеменса и принялся открывать банку.
– Какая там у тебя, Грин? Красная? – шепотом обратился он к приятелю, который осторожно, чтобы не испачкаться, держал крышку двумя пальцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35