Она была крупнее любого из ядерных ракетоносцев конца века, не говоря уже о скромных «дизелях»: английский эсминец казался рядом с ней невзрачной серой шаландой. Кай полагал, что эта лодка была создана для плавания в менее плотной, чем вода, жидкости. На эту мысль его наводили непропорционально громоздкие плавники рулей, довольно большой объем адаптационных работ – создатели лодки дышали не кислородом – и еще та медлительность, с которой насосы закачивали воду в балластные цистерны. Ему казалось, что в своих родных морях она погружалась куда легче.
Носовая башня британского миноносца угрожающе зашевелилась, но Кай не спешил. Его губы тронула ехидная ухмылка:
– Ах, молодцы… вам так хотелось острых ощущений! Что ж, сейчас у вас их будут полные штаны. Добро пожаловать на тот свет! Обоими моторами назад, – приказал он Локу.
Шестерка решетчатых труб, поднявшаяся из палубы субмарины перед бронированным плавником рубки, качнулась и выплюнула в блеск средиземноморского утра веер алых молний. Залп с ходу накрыл главный калибр эсминца, выворотив приплюснутую башню из палубы и обрушив ее в море с противоположного борта.
Кай двинул манипулятором и короткими очередями прошелся пониже ватерлинии противника на всем ее протяжении. Выглядело это ужасно. Когда яростно шипящие клубы пара снесло ветром, то стало видно, что лазеры вспороли металл борта, словно то была банка американской тушенки: серая сталь, раскалившись добела, завернулась наружу, обнажив перерубленные шпангоуты и разлохмаченные переборки. Эсминец вспыхнул черным от дыма пламенем загоревшейся нефти и, накренясь, начал быстро погружаться в воду.
– Полный назад, Лок! – приказал Кай, любуясь деянием своих рук.
С палуб эсминца горохом сыпались люди в желтых сосисочных жилетах. Нефть, выливавшаяся из распоротых танков корабля, горела на поверхности воды, и многие прыгали прямо в эту полыхающую пленку, стараясь сразу же погрузиться и отплыть подальше от тонущего миноносца под водой. Кто-то судорожно стаскивал с себя жилет, мешавший ему нырнуть, несколько человек, которым посчастливилось отпрыгнуть с борта за пределы горящего пятна, смешно крутились в воде, сдирая с ног ботинки; Кай ухмыльнулся и вернул лазеры в подпалубный порт.
«Вот так, – сказал он себе, – родилась еще одна легенда о мифическом „супероружии фюрера“. А впрочем, кто им поверит?»
С носа почти ушедшего под воду эсминца спрыгнули двое: один был в мундире английского морского офицера, второй – в каком-то пятнистом буром балахоне непонятного происхождения. Прыгая, он крепко вцепился руками в отодранный где-то спасательный круг, и теперь между ним и офицером завязалась яростная борьба не на жизнь, а на смерть. Офицер рвал круг на себя, человек в балахоне изо всех сил отпихивал его под водой ногами. В конце концов офицеру все же удалось завладеть кругом, и он живо поплыл прочь от тонущего эсминца и нависавшего над водой лоснящегося борта субмарины.
– Будем нырять? – спросил снизу Лок.
– Ага, – апатично отозвался Кай, потягиваясь и разминая слегка затекшую спину.
Заработавшие насосы наполнили субмарину гудением и противной, выматывавшей душу вибрацией. Кай не спешил спускаться вниз, погружение лучше было переждать здесь, так как в ходовой рубке вой и тряска казались ему совершенно невыносимыми.
Тем временем человек в смешном балахоне, покрутив башкой, вдруг изо всех сил устремился к медленно уходящей в воду лодке. Он плыл по-собачьи, напрягаясь как только мог; его поведение показалось Каю забавным, и он прибавил разрешение экрана, желая рассмотреть странного пловца получше. Увиденное заставило его вздрогнуть и сумрачно заматериться себе под нос.
– Лок! – истошно заорал он. – Прекрати погружение и продуй нос в форсажном режиме, быстрее!
Покинув свой отсек, Харкаан молнией взлетел по лесенке, постоял, ожидая, пока гидравлика отомкнет тяжеленный верхний люк, и выскочил на воздух. Он тяжело дышал от возбуждения и чуть не сорвался в море, спускаясь по отлитым в броне рубки выемкам на палубу. Человек в буром балахоне был уже близко. Кай, спотыкаясь на мокром металле, пробежал в нос и распластался возле бугра сонара, размахивая рукой.
– Как водичка, дружище Гюнтер?
Услашав его крик, Больт поднял голову и едва не лишился сознания. Теперь он барахтался под самым бортом лодки, то по пояс выныривая из воды, то погружаясь вновь.
– Это… ты?.. Черт возьми, откуда ты здесь взялся?
– Прекрати кувыркаться! – заорал Кай, вытаскивая из брюк прочный кожаный ремень. – Хватайся!
Больт вцепился в ремень, но сил у него уже не было, пальцы скользили, и тогда Кай, зная, что Лок его наверняка видит, спрыгнул в воду сам. Гауптман обхватил его за плечи и вяло засучил ногами, помогая другу удержать его на поверхности.
– Ты что, ранен? – спросил Кай, чувствуя, что он висит почти мешком.
– А как ты думаешь? – просипел Больт. – Я не только ранен, меня еще и избили час назад. Они дубасили меня так, будто я утопил Британские острова… Кажется, у меня сломаны ребра. Не знаю сколько, но два так точно.
Лок снова включил насосы, заставляя лодку немного опуститься. Наконец трясущаяся палуба оказалась целиком покрыта тонким слоем воды, и Кай смог вытащить на нее своего приятеля. Бурый балахон оказался на самом деле парусиновым полетным комбинезоном, заляпанным в нескольких местах подсохшей кровью. Стоя в воде на четвереньках, Больт тяжело, прерывисто дышал и, похоже, не имел сил подняться.
– Как же они меня били… – всхлипнул он. – Я расстрелял по этому эсминцу половину боезапаса, а потом меня свалили «эрликоны». Эти сволочи выловили меня специальной сеткой и мучили прямо на палубе.
– Какого ж дьявола ты подставился под зенитчиков? – спросил Кай, помогая ему встать. – Ты забыл, чему я тебя учил? Где было твое хладнокровие?
Больт заплакал – молча, лишь крупные слезы текли по синюшно-бледному лицу.
– Моя мать, брат и невеста… все, – простонал он, содрогаясь, – они все были в Гамбурге и погибли при бомбежке. Мне казалось, что я сошел с ума! Нам тогда было очень туго, и Торн не смог дать мне отпуск. Дирк, я так и не поехал на похороны!
Кай протащил гауптмана по палубе и всунул в уже открытую Локом дверь с правого борта рубки, которая вела в шлюзовой отсек, предназначенный для водолазов. Минуту спустя они прошли через трясущийся от работы насосов коридор, миновали ходовой пост, и Кай уложил Больта на свою койку в командирской каюте.
– Куда тебя зацепило? – спросил он, торопливо распаковывая свою личную аптечку.
– В правое бедро, – ответил Больт, приходя потихоньку в себя. – Осколком.
– Давай я сниму твой комбез, и мы посмотрим, что там с твоим бедром… Потом я накачаю тебя виски, и ты уснешь. Для тебя война уже кончилась.
* * *
Вечером, когда лодка уже далеко отошла от африканских берегов и риск нарваться на военные корабли стал невелик, Кай приказал всплыть и отправился будить Больта.
Гауптман спал как младенец, распространяя вокруг себя могучий спиртной дух. Ругаясь, Кай раздавил в каюте оксилитовый патрон регенерации воздуха (этого добра он накупил на итальянской базе в Таранто целый контейнер. С регенерацией на лодке было не очень-то – продавцы, готовившие ее к эсплуатации человеческим экипажем, не сильно озадачили себя этой проблемой, смонтировав не регенераторы, а какую-то непонятную чертовщину, – и Кай после коротких переговоров заключил в Таранто сделку с одним из доковых инженеров) и принялся толкать своего приятеля в бок.
Больт завозился, обильно пустил слюни и раскрыл глаза.
– Где я? – тревожно подскочил он, щурясь на голубой свет плафонов. – Дирк, где мы?
– У меня на лодке, – подсказал Кай. – Ну давай, вспоминай: утром тебя сбили англичане. Потом я утопил их эсминец и поднял тебя на борт… А ты в это время принимал морские ванны… забыл? Ты ж не так уж много и выпил, парень!
Больт сел на койке и с силой потер бледное лицо.
– Странно, – сказал он. – Ничего не болит. Я что, все еще под наркозом?
– Ну, бедро еще пару дней побеспокоит, – пообещал Кай, вытаскивая из узкого шкафчика свой сменный комбинезон с погонами полковника императорских ВКС и эмблемой Саргона на груди, – осколок тебя хорошо порвал. Ну, а что касается ребер – так тебе их и не ломали. Это тебе почудилось. На, одень пока вот это. Ботинки твои высохли, вон они под кроватью. Одевайся, и пошли воздуха глотнем.
– Что это такое? – вытаращил глаза Больт, рассматривая комбез. – Дирк, это – твое?!
– Мое, – вздохнул Кай. – И, пожалуйста, запомни: меня зовут не Дирк, а Кай. Полковник Кай Харкаан, императорские Военно-Космические Силы, ударный легион Седьмая Звезда Саргона.
– Я хочу закурить, – заявил Больт, хватая воздух судорожно распахнутым ртом.
– Ну, не здесь же! У нас и так дышать нечем. Одевайся, и пошли наверх – там и покуришь.
Больт влез в комбинезон и застыл посреди каюты, не понимая, как его застегнуть. Ухмыляясь, Кай провел рукой по его груди и кивнул на ботинки:
– Пошли.
Под прозрачным козырьком брызговика на вершине рубки их уже ждала корзина с фруктами, шоколадом и бутылкой французского коньяка. Кай присел на высокий транец люка, разодрал кожуру спелого банана и зачавкал, любуясь, как далеко на западе оранжевый диск солнца целуется с морем.
– Жри, – предложил он Больту. – Этого добра у меня навалом.
Больт покосился на сверкающий золотом погон, украшавший его правое плечо, потом внимательно осмотрел левый и робко протянул руку к бутылке, торчавшей из корзины.
– Какому императору ты служишь… Кай?
Харкаан задумчиво сплюнул по ветру и вытащил из корзины складные стаканчики.
– Салазару Бесконечному, чтоб он лопнул. Слушай меня внимательно…
…Когда мы вернулись в Берлин, Валерия сообщила мне нечто такое, во что я не сразу поверил. Мой бывший наставник, сенатор Новарра, страстно желал иметь со мной беседу. Та техника, которую Валерия сумела раздобыть при помощи торговцев-мингов, вполне позволяла это сделать. Разумеется, я не стал возражать. Новарра рассказал, что в последнее время несколько его друзей влезли в закрытые галактические архивы и нашли там ответ на тайну природы этого чертова, будь он неладен, лойта. Полностью подтвердилось давнее предположение, что матка и ростки-воплощения – обыкновенные симбионты. Ростки, эти полевые твари, представляют собой нечто вроде коллективного разума, водящегося в постоянном контакте с маткой. Росток не может долго жить вне матки без тела-носителя. Если тело-носитель по тем или иным причинам погибает, росток либо спешно ищет, куда ему влезть, либо, но чаще всего, возвращается домой, в мамашу, для поправки здоровья. В тот самый момент, когда в матку входят сразу несколько ее «деток», она становится видимой и уязвимой. Так что шансы у нас есть… Пока, впрочем, они выглядят довольно бледно, но Лизмор – парень крепкий, и я уверен, что он найдет выход из сложившегося положения. Сам понимаешь, за неполных два месяца много не успеешь. Мы по сей день не имеем внятной информации о связи немецкого и британского ядерных проектов. Ясно, что после Гесса и того, что мы видели, болтаясь на шведском пароходике, они идут параллельно. Но что, как, на какой стадии они находятся – этого мы не знаем. Ничего, узнаем. Главное, что Лери сдержала свое слово и теперь у меня есть чем завалить зверя.
Больт, который битых два часа жевал с обреченным молчанием, вдруг поднял на Кая удивленные глаза.
– Не понял. О чем ты говоришь?
– Да о том, что она доставила сюда мой истребитель. Причем не просто «Дельту», а мой, тот самый! Все эти годы он пылился в толстом брюхе нашего носителя. По приказу Новарры его расконсервировали, приволокли сюда, и сейчас моя красная птичка спит себе в ангаре на Адриатическом побережье, куда мы и возвращаемся.
Больт швырнул в волны банановую кожуру и протянул руку к наполовину опустошенной бутылке.
– Я даже не знаю, что тебе сказать, Кай, – сокрушенно произнес он. – Наверное, ты прав, и война для меня закончилась. Хотя, если честно, мне только сейчас по-настоящему захотелось воевать.
– Это грустно, коллега. Я, например, пришел к выводу, что вся эта мясорубка была мне совершенно безразлична, и вообще – зря я сюда прилетел. Тот самый страх, о котором я тебе рассказывал, он не отпускает меня и поныне, разве что спрятался чуть глубже чем раньше. У меня есть одно оправдание, Гюнтер: я ее действительно любил…
– Она красивая?
Кай погрозил Больту пальцем и горестно рассмеялся.
– Она очень опасная, Гюнтер. Скоро ты с ней познакомишься, и поэтому я говорю тебе сразу: доверять ей нельзя. Если ей это будет выгодно, она сто раз продаст всю нашу славную компанию. Правда, я все-таки надеюсь, что мы с тобой окажемся проворнее, чем эта сволочь в генеральских погонах. Ну, – улыбнулся он, поднимая стаканчик с коньяком, – что вы загрустили, герр гауптман? Вас ждет прекрасная жизнь, полная веселых приключений: Италия, солнце, куча прелестных девушек – и никакой войны.
– Солнце сидит у меня в кишках, – ответил Больт. – Я не отказался бы послужить где-нибудь в Норвегии.
– Ну, это ты крепко загнул, брат-студент. Никакой Норвегии! Вот слетать на Луну – это сколько угодно. А в Норвегию не надо. Если честно, я очень рад, что нашел тебя. С моей развеселой публикой можно подохнуть от тоски. Поговорить, в сущности, не с кем. Я занимаюсь всякой чертовщиной: пью, плаваю в Египет и в Грецию за свеженькими покойничками, которых нам очень охотно продают местные жители, шатаюсь вдоль итальянского побережья и все такое.
Больт поднялся на ноги и опрокинул в глотку свой коньяк, любуясь тянущимся за лодкой светящимся следом. Он давно – наверное, интуитивно – понимал, что его друг Дирк Винкельхок на самом деле совсем не тот, за кого он себя выдает, и поэтому в его душе не было особого смятения. Да, действительность оказалась намного фантастичнее, чем он мог вообразить, но зато теперь гауптман наконец получил ответ на свои вопросы.
– Честно говоря, у меня адски трещит башка, – признался он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50