Мы были слишком разными.
Когда мы добрались до дома, то встретили Стейнара, без дела болтавшегося возле него. Он побежал нам навстречу и помог Идуне спешиться, после чего проговорил:
– Олаф, я знаю, что вы не должны утомлять себя, но ваша дама говорила мне, что хотела бы наблюдать заход солнца на холме Одина. Могу ли я просить вашего разрешения взять ее туда?
– Я пока еще не нуждаюсь в разрешении, хотя через несколько дней положение может и измениться, – прервала его Идуна с веселым смехом прежде, чем я успел ответить. – Идемте, конунг Стейнар, и посмотрим оттуда на заход солнца, вы так много о нем рассказывали.
– Да, идите, – вынужденно согласился я. – Только не оставайтесь там слишком долго, так как, по-моему, приближается гроза. Но кто же научил Стейнара любоваться заходом солнца?
Стейнар промолчал, и они ушли. Не прошло и часа после их ухода, когда, как я и предвидел, посыпался град, загремел гром, наступила полная темнота, время от времени прерываемая вспышками молнии.
– Стейнар и Идуна не вернулись, – обратился я к Фрейдисе, – я беспокоюсь о них.
– Тогда почему бы вам не отправиться на их поиски? – спросила она, посмеиваясь.
– Так я и сделаю.
– В таком случае я пойду с вами, Олаф, так как вы еще нуждаетесь в присмотре, хотя я и считаю, что господин Стейнар и госпожа Идуна в состоянии сами защитить себя не хуже других людей. Впрочем, нет. Я ошиблась, я хотела сказать, что госпожа Идуна сможет защитить себя и Стейнара. Ну, не сердитесь. Вот ваш плащ.
Мы отправились, так как меня подтолкнул к этому глупому путешествию какой-то внутренний порыв, воспротивиться которому я был не в состоянии. К холму Одина вели всего две дороги: одна – более короткая – через скалы и лес, вторая – подлиннее – проходила равниной, между многочисленными могильными курганами, в которых были захоронены люди, жившие тысячи лет назад, и мимо большого холма, под которым, как говорили, был похоронен воин, живший много лет назад, по имени Странник. Так как было темно, то мы избрали последний путь и вскоре очутились у огромного холма Странника. Темнота стала тем временем еще плотнее, молнии сверкали реже, град и дождь прекратились, и вскоре гроза ушла дальше.
– Я предлагаю, – сказала Фрейдиса, – подождать здесь до восхода луны, который вот-вот наступит. Когда ветер угонит облака, будет видна наша дорога, а если мы отправимся дальше в этой тьме, то наверняка провалимся в какую-нибудь яму. Сегодня теплый вечер, и вы не пострадаете, если мы постоим здесь.
– Конечно, нет, – согласился я. – Сейчас я чувствую себя таким же крепким, как и прежде.
Так мы и стояли, пока молния, сверкнув в последний раз, не осветила мужчину и женщину, бывших от нас очень близко, хотя из-за ветра мы не слышали их. Это были Стейнар и Идуна, горячо говорившие что-то друг другу, и их лица были очень близко одно от другого. И в тот же момент они тоже заметили нас. Стейнар не вымолвил ни слова, он выглядел смущенным, а Идуна подбежала к нам и заговорила:
– Хвала богам, что они привели вас, Олаф. Эта страшная гроза застала нас в храме Одина, в котором мы и укрылись. Затем, боясь, что вы станете сердиться, мы направились домой, но заблудились.
– Вот как? – удивился я. – Уверен, что Стейнар нашел бы оттуда дорогу, даже в полной темноте. Но к чему это, раз я вас нашел?
– Да, он узнал дорогу, как только мы увидели этот могильный холм. Стейнар рассказывал мне, что здесь появляется некий призрак, и я уговорила его остановиться на некоторое время, так как никогда прежде не испытывала такого сильного желания увидеть привидение, хотя я и мало верю в подобную чепуху. Тогда он остановился и признался, что боится мертвых больше, чем живых. Фрейдиса, мне говорили, что вы очень умная женщина. Не могли бы вы показать мне это привидение?
– Призрак не спрашивает моего разрешения, прежде чем появиться, госпожа, – спокойно ответила Фрейдиса. – Но все же иногда он появляется, и я его видела дважды. Давайте подождем здесь немного, может быть, он и появится.
Затем она сделала несколько шагов вперед и стала бормотать что-то про себя.
Несколькими минутами позже облака разошлись, и совсем низко в чистом небе засверкала огромная луна, осветив могильный холм и равнину, за исключением того места холма, где стояли мы.
– Вы что-нибудь видите? – наконец спросила Фрейдиса. – Если нет, то нам лучше уйти, так как Странник появляется только при восходе луны.
Стейнар и Идуна сказали, что они не видят ничего, но я что-то заметил и предложил им взглянуть туда, где тени:
– Может быть, это волк движется. Нет, это человек… Смотрите, Идуна!
– Я не вижу ничего! – воскликнула она.
– Присмотритесь внимательнее, – подсказал я. – Он достиг вершины холма и остановился, глядя на юг. О! Теперь он повернулся, и лунный свет отражается .на его лице.
– Это игра вашего воображения, Олаф, – вступил в разговор Стейнар. – А если нет, то опишите нам, как он выглядит?
– Он выглядит так, – начал я. – Это высокий и величественный мужчина, он кажется молодым, несмотря на годы и свою скорбь. У него старинные богатые доспехи со следами ударов и пятнами. На его голове шлем с двумя длинными наушниками, из-под которых видны темные волосы с сединой. Он держит в руке меч красного цвета с золотым крестом на рукоятке и указывает мечом на вас, Стейнар. Похоже, что он на вас сердит или о чем-то предупреждает вас.
Позднее я вспомнил, что, когда Стейнар услышал эти слова, он вздрогнул и застонал. Но в тот момент я не придал этому значения, так как Идуна изумленно обратилась ко мне:
– Взгляните, Олаф, нет ли ожерелья на этом человеке? Я вижу ожерелье, висящее в воздухе над холмом, и больше ничего.
– Да, Идуна, на нем ожерелье, надетое поверх кольчуги. Каким оно вам кажется?
– О, восхитительным, восхитительным! – вскричала она. – Цепь из тусклого золота со свисающими с нее золотыми раковинами, инкрустированными голубым. А между ними зеленые драгоценные камни, каждый из которых содержит в себе луну.
– То же видно и мне, – подтвердил я, так как действительно это видел. – Смотрите, все исчезло!
Фрейдиса повернулась, и по ее темному лицу блуждала загадочная улыбка; она слышала весь наш разговор.
– Кто лежит в этом холме, Фрейдиса? – полюбопытствовала Идуна.
– Что я могу сказать, госпожа, если он лежит здесь более тысячи лет, а может быть, и несколько тысяч? Но я слышала историю о нем, не знаю только, правдива она или нет. О том, что он был конунгом здешней земли, отправившимся за мечтой далеко на юг. Это была мечта об ожерелье, о том лице, которое его тогда носило. Много лет странствовал он и в конце концов вернулся на это место, бывшее его домом, но теперь на нем было ожерелье. Едва он увидел с моря этот берег, как тут же упал, и жизнь покинула его. Что приключилось с ним во время его странствий, никто не знает, его история утеряна. Единственное, что еще рассказывают, так это то, что люди похоронили его под этим холмом, одетого в доспехи и с ожерельем, которое он носил, – там, где Олаф видел его только что… или думал, что видел. Странник иногда стоит в лунном сиянии при восходе ночного светила, его лицо носит печать тревог, пережитых им на жизненном пути, и он смотрит на юг… Всегда только на юг.
– А ожерелье все еще находится в могиле? – с нетерпением спросила Идуна.
– Без сомнения, госпожа. Кто осмелится тронуть святую вещь, рискуя навлечь на себя проклятие Странника и его богов, то есть собственную смерть? Ни один мужчина, даже из-за дальних морей, я думаю, не способен на такое.
– Не совсем так, Фрейдиса. Я знаю по крайней мере одного, кто осмелится это сделать ради меня. Олаф, если вы любите меня, преподнесите мне это ожерелье в качестве свадебного подарка! Должна вам сказать, что, увидев его один раз, я желаю завладеть этим ожерельем больше всего на свете!
– Вы слышали слова Фрейдисы? – напомнил ей я. – Тот, кто совершит это кощунство, навлечет на себя несчастье и смерть.
– Да, я слышала, но все это глупости! Кого могут напугать мертвые кости? Что же касается призрака, которого мы видели, то он бессилен делать добро и зло. Это всего-навсего видение, созданное волшебным светом луны, или же колдовство Фрейдисы. Олаф, Олаф, добудьте мне это ожерелье, или я больше никогда не поцелую вас!
– Это означает, что вы не хотите выйти за меня замуж, Идуна?
– Это означает, что я выйду замуж только за человека, который вручит мне это ожерелье. Если вы боитесь сделать это, то, может быть, тут найдутся другие, которые попытаются достать его.
Когда я услышал эти слова, меня внезапно охватил сильнейший приступ гнева. Разве мог я допустить, чтобы прекрасная женщина, которую я любил, насмехалась надо мной?
– Боитесь – не то слово, которое вам следовало бы употреблять по отношению ко мне, – произнес я сурово. – Знайте, Идуна, что после произнесенного вами я не побоюсь ничего, ни жизни, ни смерти. У вас будет ожерелье, если только его вообще возможно найти в этой земле и если мне повезет. Не надо больше ничего мне говорить. Стейнар отведет вас домой, я должен обсудить это дело с Фрейдисой.
Была полночь, не знаю уже, какого дня, хотя все это вспоминается мне в очень отчетливых картинах, подобно тому как вспышки молнии освещают пейзаж, но все видимое при этом отделено промежутками полной темноты. Фрейдиса и я стояли у могилы Странника, у наших ног лежали лопаты и другие инструменты, две лампы, трут для добывания огня. Мы решили приняться за нашу зловещую работу глухой ночью, так как опасались, что жрецы могут застать нас за нею. Мне также не хотелось, чтобы люди узнали о моем участии в таком деле.
– Да здесь работы на месяц, – с сомнением сказал я, глядя на громаду холма.
– Нет, – возразила Фрейдиса, – так как я могу показать вам вход в могилу. К тому же возможно, что внутри еще сохранились проходы. Но вы все-таки действительно войдете туда?
– А почему бы и нет, Фрейдиса? Что мне еще остается? Выносить насмешки женщины, с которой я обручен? Лучше уж в таком случае умереть, и делу конец. Пусть этот дух уничтожит меня, если пожелает. По крайней мере, я буду избавлен от хлопот и беспокойства.
– Это не слова жениха, – промолвила Фрейдиса, – хотя все может случиться и так. Все же, юный Олаф, вы намерены действовать по влечению сердца, и я полагаю, что призрак не захочет вашей крови. Я кое-что знаю и умею, Олаф, ко мне приходит многое из прошлого, меньше из будущего, и я думаю, что между вами и этим Странником гораздо больше общего, чем мы можем догадываться. Может быть, ваше решение предопределено свыше. Может быть, все происходящие случайности незаметно ведут от начала к концу. Во всяком случае, испытайте вашу судьбу. И если вы погибнете… Что ж! Я, бывшая вашей нянькой и любящая вас, найду в себе достаточно сил, чтобы умереть вместе с вами. Мы вместе спустимся внутрь этого холма, поищем Странника и узнаем его историю.
Потом, обняв за шею, она притянула меня к себе и поцеловала в бровь.
– Я не была вашей матерью, Олаф, – продолжала она. – Но если говорить по правде, то никогда я не чувствовала ничего подобного по отношению к Рагнару. Но к чему эти разговоры? Идите сюда, и я покажу вам вход в могилу, именно сюда падают первые лучи восходящего солнца.
Затем она повела меня к восточной стороне холма, туда, где в десяти футах от его основания росла группа кустов. Посередине ее виднелась небольшая впадина, будто в этом месте земля слегка провалилась. Здесь по ее указанию я принялся копать, и мы молча работали вместе полчаса или чуть больше, пока наконец моя лопата не ударилась о камень.
– Этот камень прикрывает вход, – пояснила Фрейдиса, – копайте вокруг него.
Я копал до тех пор, пока сбоку от камня не образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы в него мог пролезть человек. Передохнув немного, мы подождали, пока воздух в могиле освежится.
– А теперь, – продолжала Фрейдиса, – если вы не боитесь, то мы туда полезем.
– Я боюсь, – признался я. Действительно, испытанный мной тогда ужас возвращается ко мне даже сейчас, когда я описываю происшедшее, вместе со страхом перед мертвецом, который лежал и, насколько мне известно, все еще лежит в этой могиле. – Но все равно, – добавил я. – Я никогда больше не взгляну на Идуну без ожерелья, если его можно еще разыскать.
Мы высекли искру и зажгли обе лампы. Затем я пролез в дыру, и Фрейдиса последовала за мной. Мы очутились в узком проходе, выложенном неотесанными камнями и сверху покрытом плоскими плитами из отшлифованной водой горной породы. Туннель этот, если не считать насыпавшейся в него через щели между камнями сухой земли, был чист и сух. Без труда мы продвигались вдоль него, пока не добрались до могильного склепа, находившегося в центре холма на более высоком уровне, чем вход. То, что туннель шел наверх, было, несомненно, сделано для дренажа. Огромные камни, которыми были выложены потолок и стены склепа, имели высоту не менее десяти футов и плотно прилегали друг к другу. Один из таких вертикальных камней должен был, по-видимому, служить дверью, и если бы он находился на своем месте, то мы не смогли бы пробраться в склеп без неимоверных усилий и помощи многих людей. Но, к счастью, или он был так установлен во время похорон, или ставился в крайней спешке, только он упал.
– Нам везет, – изрекла Фрейдиса, заметив это. – Нет, нет, я войду первой, так как знаю о духах намного больше вас, Олаф. Если Странник нанесет удар, пусть лучше он падет на меня. – И она полезла в отверстие через упавшую глыбу.
Затем она позвала меня:
– Входите, Олаф, – и заверила: – здесь все спокойно, как и должно быть в подобном месте.
Я последовал за нею, скользнув вниз с края камня, который, помнится, до крови расцарапал мне локоть, и очутился в небольшом помещении площадью примерно двенадцать квадратных футов. Не было видно ничего, кроме одного предмета, который оказался гробом, изготовленным из ствола превосходного дуба, длиной почти в девять футов. Рядом с ним, по обе стороны, стояли две бронзовые фигурки, каждая в фут высотой.
– Это гроб, в котором лежит Странник, а это – боги, которым он поклонялся, – объявила Фрейдиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38