Обоим было нелегко. Наконец Устинька заговорила.
– Пантюшка, – сказала она решительно, – что с того, что я княжна? Брат неведомо где, в терем я не вернусь. Силой заставят – сбегу, поймают – снова сбегу или брошусь в речку. Давай лучше пойдём по дорогам, как раньше ходили. Станем Петрушку показывать.
– В том нужды нет. Я теперь живописец и тебя с Медоедкой сумею прокормить. Собственную избу поставлю, если ты будешь со мной.
– Буду. Никогда тебя не покину. Ни за что.
При этих словах в палату вошёл Василий Дмитриевич.
– Что, живописец, – спросил он, довольный, что всё так ладно устроил, – обрадован встречей? Тот ли это медведь, та ли Устинька, которых ты разыскивал?
– Спасибо, государь, великий князь. – Пантюшка земно поклонился. – Наградил ты меня сверх меры, как я и мечтать не смел. Сделай ещё одну милость.
– Проси. Отказа тебе не будет.
– Выпусти из застенка Фаддея Курьеножку. Василий Дмитриевич нахмурился.
– Знаешь ли, за кого вздумал просить?
– Знаю, великий князь. Слабый он человек, жалкий. Нечестно поступал не от чего-нибудь, а от страха и голода. Устинька, кланяйся вместе со мной, проси великого князя.
Устинька опустила глаза и отвернулась. Просить за Фаддея не стала.
– Ладно, – сказал Василий Дмитриевич, попеременно глядя то на Устиньку, то на Пантюшку. – За государственную вину Фаддея выдрали, можно и выпустить, коли так просишь. Только по дорогам ему не гулять, на свободе не хаживать. Припишу его к Андроньеву монастырю: пусть в работниках гнёт спину да по гроб живота грехи замаливает. А уж святые отцы Курьеножке без дела прыгать не разрешат.
– Спасибо и на том, великий князь.
Покинув княжьи хоромы, Пантюшка и Устинька вышли на Соборную площадь. Из Пытошной башни выскочил человек в разодранном зипуне и бросился им навстречу.

– И-эх, и-эх, для вас – хоть в снег! – Человек запрыгал по снегу, жалко кривляясь и скоморошничая.
– Не подходи! – крикнула Устинька. – Натравлю на тебя Медоедку, как на ордынца в лесу натравила. – Она положила руку на медвежий загривок, готовая засвистать. Пантюшка быстро прикрыл её руку своей.
– Ступай, Фаддей, – проговорил он твёрдо. – Из Пытошной башни я тебя вызволил, однако на нашем пути не попадайся. Разные у нас оказались дороги. Ты выбрал одну, мы отправимся по другой. Пойдём, Устинька.
Они ушли, а Фаддей остался на месте. К нему приблизился стражник, рванул за плечо.
– Двинулись, что ли? До Андроньева путь не малый.
– Повремени чуток, дай со свободой проститься.
Стоя посередине Соборной площади, Фаддей смотрел вслед уходящим Пантюшке и Устиньке. Мальчонка и девочка шли, глядя прямо перед собой. Назад не обернулись ни разу. Их руки лежали на холке медведя. Ладонь Пантюшки лежала поверх Устинькиной. Медоед двигался вперевалку.
Они оставили Фаддея, как плохо прожитый день, о котором не хочется вспоминать. Ушли и забыли о нём. Их путь был вместе с Москвой – обновлявшейся, строившейся, выходившей в первые города мира, чтобы в скором времени стать столицей Русского государства.
ОТ АВТОРА
Трудной была дорога, по которой шла Русь. Редко тропа лежала вдоль золотистых полей с васильковым узорочьем. За двести лет, предшествовавших княжению Дмитрия Донского, Руси пришлось выдержать более ста сражений. И только битва на Куликовом поле показала, на что способен народ, поднявшийся против поработителей.
Орда была сломлена, прежних сил у нее не стало, но еще не раз полыхали пожарища и текла по улицам кровь.
Там, где князья держались дружно и шли один другому на помощь, Русь побеждала, где начиналась междоусобица – одолевал враг. Единение было необходимо, как хлеб, как воздух. И тогда Андрей Рублёв написал свою «Троицу»…
… В Древней Греции города, находившиеся в состоянии войны, заключали мир во время Олимпиады, на Руси – в день праздника Троицы. Троица была знаком согласия, её изображали в виде трёх ангелов, связанных дружбой и братской любовью.
Многие живописцы обращались к этой теме, излюбленной на Руси, но то, что сделал Андрей Рублёв, не удалось никому. Словно сама природа с её задушевностью и тишиной творила вместе с художником. Словно у колосков ржи, у васильков и ромашек взял Рублёв охру, зелень и голубец, чтобы написать трёх златокрылых юношей, с тихой грустью склонивших головы. Склонённое дерево и скалистая горка на заднем плане откликнулись беззвучным эхом.
* * *
В Третьяковской галерее всегда много народу. В прославленный музей приезжают люди со всех концов света. И нет среди посетителей ни одного, кто не остановился бы перед «Троицей» Андрея Рублёва, заворожённый проникновенной мелодией плавных линий и светлых красок. В Третьяковской галерее хранится и «Богоматерь Донская», созданная Феофаном Греком в честь великой победы Руси, и «Богоматерь Владимирская», из-за которой спорили Владимир с Москвой. А копию «Владимирской», написанную, согласно преданию, за одну ночь, со времён Василия Дмитриевича хранит город Владимир.
Росписи Рублёва и Чёрного восстановлены в Успенском соборе Владимирского кремля. Торжественное шествие поднимается на своды, бегут по стенам орнаменты из цветов. В центре одной из арок вместе с пантерой, драконом и львом идёт по кругу бурый медведь. Он написан так живо и выразительно, как не писали ранее на Руси.
В Новгородской церкви на улице Ильиной, превращенной теперь в музей, посетителей обступают мощные фигуры, созданные сильной рукой Феофана Грека. Суровые лица, как молниями, озарены быстрыми белыми бликами.
Музеем имени Андрея Рублёва сделался Андроньев монастырь.
Шедевр древнерусской живописи – иконостас работы трёх великих художников древности – находится в Благовещенском соборе на Соборной площади в Москве. Древнейшая площадь нашей столицы представляет огромный музей.
Всё это – художественная летопись надежд и мыслей народа, сбережённая в годины бед и суровых военных испытаний. Это наше бессмертное «вчера», без которого не приходит «сегодня» и не наступает «завтра».
Всё это ты можешь увидеть.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18