-- вцепился Василий,
характерным инквизиторским образом приподнимая одну бровь.
-- Ну, есть еще одно обстоятельство.-- раскололся бодик.-- Я перешел на
вашу сторону, основываясь на том объеме мотивационной памяти, которую
имею сейчас. Однако неизвестно, какие еще данные я могу восстановить. Да, на
данный момент во мне победили здравый смысл и мораль библейского толка,
но не исключено, что я впоследствии паду в объятия какой-нибудь
экстремистской концепции.
-- Как же так? Ты, искусственный интеллект, мечешься, словно какой-
нибудь пэтэушник с поллитровкой в кармане... Но, если ты до недавнего
времени аккуратно определял координаты и счислял курс, то, наверное,
догадываешься, где мы, где твоя база и где "скорлупа"?
-- В мою память никогда не вносились координаты базы и, кроме того,
изначально была установлена заглушка на спутниковое ориентирование при
расстоянии менее пятьсот километров до нее. Только я попробуй --
и мигом сгорит "мама" [* основной компьютерный чип]. Но что
касается "скорлупы", то можно попытаться... она находится
где-то на Кетско-Тымской равнине, в квадрате тридцать на
тридцать кэмэ.
-- А поточнее нельзя? Названия каких-нибудь населенных пунктов, озер,
рек, лежащих в этом самом квадратике.
-- Пожалуйста, Василий Самуилович. Лосиная протока, озеро Някса,
озеро Горькое.
Озеро Горькое. Знакомое, вроде, место. Ну да, на полпути между
Верхнекамышинским и Камышинским. Кажется, именно там он подхватил эту
драконью заразу, ставшую затем дружественным симбиотом.
-- Сдается мне, друг железный, что я там был и штаны обмочил. Но в
прошлый раз я в тех местах оказался совсем случайно, а нынче ты
мне уже выдаешь приглашение с виньеточкой.-- поразмыслил Василий
вслух, с тоской понимая, что опять встает проблема выбора:
геройствовать или жить по-человечески.-- Небось, скажешь, что
можешь меня туда довести.
-- Пожалуй, могу.-- не стал отпираться бодик.-- Маршрут мне в общем-
то ясен.
-- Спасибо. Это всего пятьсот километров?
-- Четыреста семьдесят шесть.
-- Ну что там четыреста семьдесят шесть для пешего человека без
штанов.-- Василию вдруг стало ясно, что он уже выбрал. Он выбрал хотя бы
несколько дней путёвой жизни без всяких борений за будущее человечества.--
Давай все-таки отправимся в ближайшее селение, где есть промтоварный
магазин, теплый сортир и столовка с горячим супом из ведра.
Беседа, которая велась на лесной пролысине, уже стихала, когда Василий
увидел, что на него во весь опор несутся два снегохода. Снега было мало, и
они страшно дребезжали на камешках, но все равно скорость казалась
приличной.
Василий думал открыть огонь, но потом раздумал -- ведь у
водителей, может, тоже имеется оружие. И здесь, на открытом
пространстве, он -- хорошая мишень. Рвануть же в лес как будто
поздно.
Тогда Василий решил остаться на месте и стоически ждать своего часа.
Может, дело ограничиться извечным российским вопросом: "Папаша, закурить
не найдется?".
Снегоходы донеслись до него секунд через
двадцать и, заложив крутые виражи, остановились. У одного из них
имелись на буксире закрытые сани, которые, как и водится, перевернулись. Со
снегоходов спрыгнули мужики в одинаковых куртках, они, невзирая на
наведенный ствол Василия, пару минут ругались между собой, видно из-за
перекантованного имущества. Наконец один из них спросил полуголого
пешехода:
-- Эй, чувак, не знаешь ли, как добраться до Кетского?
Василий вспомнил, что это недалеко от Верхнекамышинского, большой
такой поселок охотников, рыбаков и тех, кто ширяется модельными
наркотиками -- туда милиция старается носа не показывать. В
принципе, с бодиком можно туда дорогу найти -- если снегоход
является по совместительству вездеходом и катером.
-- Буду знать, если возьмете на борт.
-- Куда же мы тебя возьмем? Ты какой-то не такой. Похоже, что тебя
медведь поимел. Где штаны-то?-- поинтересовался один из мужиков.
-- Штаны девушке отдал,-- сказал правду Василий.
-- А пушка тебе зачем?-- спросил другой мужик.
-- В едУ стрелять. Тут же нет ресторанов и магазинов.
Еще минуты три мужики между собой совещались непонятно о чем -
возможно, они думали, как прикончить Василия и присвоить его штурмгевер.
Но в конце обсуждения все-таки представились: "Сева и Сеня."
Сева молвил, указывая длинным грязным пальцем на винтовку.
-- Продашь по нормальной цене, тогда возьмем.
-- Я продам, а вы мне тут же продуплите башку и заберете назад свою
нормальную цену. Давайте лучше в конце маршрута торговать,
аукцион устроим.
-- А где гарантия, что в конце ты нас не пристрелишь?-- спросил Сева.
-- Вопрос отчасти справедливый. Ладно, отдам вам все боезаряды, но не
пробуйте свистнуть у меня оружие, когда я закемарю -- казенник будет
закодирован.
Сеня сказал тогда, что они согласны и возьмут его на тот снегоход, где
нет буксира -- там можно устроиться на облучке. А Сева кинул Василию какие-
то штаны, упомянув при этом, что пару раз протирал ими двигатель.
После этого Василий швырнул мужикам обойму от штурмгевера, ну и
заодно разрядил его. Упавший боезаряд Сева поднял и сунул в карман, за что
подарил новому попутчику драный свитер. После этого кавалькада двинулась в
путь.
Часа три ехали легко и весело, разве что трясло немилосердно, да еще на
водных переправах было неуютно. Василий наводил попутчиков на курс, время
от времени советуясь с бодиком. Заодно удалось выведать, что Севе семнадцать
лет, а Сене пятьдесят семь, оба они неработающие граждане и отправились в
тайгу подкормиться. На вопрос, откуда у неработающих граждан
первоклассные снегоходы, Сеня подмигнул, и Василий уловил, что парочка
друзей просто угнала эти замечательные транспортные средства.
Потом он еще
догадался, что Сеня -- алкаш, судя по тому, как тот дерганно вел
машину, и по причине давешнего спора: бутылкам, разбитым в
перевернувшихся санях. А Сева явно бегает от участкового
милиционера -- судя по ссадинам на костяшках, фингалами под
правым и левым глазом, татуировке молодежной группировки в виде
радужного стереоскопического ежика.
Итак, нарисовалась обычная
картина -- пара бичей, летающих от дела и пытающихся скрыться в
таежной "черной дыре".
Спустя три часа кореша устроили перерыв и проспали богатырским сном
следующие три часа, но Василий и не думал предаться этому благородному
занятию из-за опасения, что его застанут врасплох.
Но спустя восемь часов, в пути, началась отчаянная борьба со сном.
Василий, хоть и закодировал казенник штурмгевера, все ожидал какого-то
идиотского выпада. Вдруг бичи захотят присвоить его жилет или, чего
доброго, решат, что смогут раскодировать оружие? А кроме того, спать на ходу
было делом опасным. От сотрясения могли повредиться шейные позвонки, да и
вообще немудрено вывалиться и свернуть шею. Или же утопнуть, если
придется крепкий сон на водную переправу.
Спустя двенадцать часов упорная борьба с Морфеем закончилась
поражением, Василий спал сидя, то и дело слегка пробуждаясь во имя
удержания своего тела или, чтобы пропустить мимо ушей невнятное
бормотание бодика.
Кончилось это тем, что он все-таки выпал. Произошло это спустя часов
пятнадцать в местности, которая была уже плоской и болотистой, типичной для
Кетско-Тымской равнины.
Василий вывалился и продолжал дрыхнуть. В свою очередь попутчики
не стали его будить. Полагая, что спящий проводник им уже больше не нужен,
они забрали его штурмгевер, антикварную тарелку и умчались прочь. Вдобавок
при падении вырубился речевой блок у бодика, с помощью которого могла
быть произнесена парочка веских фраз.
Спустя семнадцать часов Василий проснулся от дикого холода. Один в
темном лесу, без оружия, без нормальной одежды, без бимонов, с одним только
поглупевшим полуслепым боди-компом.
-- Я же вам давал установку "не спать".-- оправдывался тот, когда ему
снова включили речь.
-- Я же не кибер, в отличие от тебя,-- в свою очередь оправдывался
Василий.-- Вот в следующей жизни станешь мужиком или бабой, тогда все
поймешь.
Сам же Василий впервые загоревал, что драконья структура ушла из его
тела. Уж она не дала бы ему пропасть.
Единственное, что ему сейчас оставалось -- это встать и идти. Он встал и
пошел, как Роберт Скотт в последний период своей героической жизни, как
товарищ Сусанин, который вдруг понял, что отстал от отряда польских
оккупантов. Спотыкаясь и натыкаясь на ветки, выражаясь по матери и кляня
судьбу, ожидая в любой момент попасть в трясину. Акая тоже не было видно --
похоже, он желал помогать лишь мощному укротителю дракона, а не
хилому облажавшемуся человечку.
Василий, конечно же, знал, какой нужен курс, но не представлял,
коим образом придерживаться его в густом темном лесу.
Однако в некий отчаянный момент ночной странник заприметил как
будто световую дорожку, проходящую между деревьев. Что-то
призрачное, несущественное. Однако он решил следовать вдоль этой
нити, посчитав ее за ариаднину. И он держался ее, пока не стало
светать. А когда это произошло, то узрел воочию фантастический
пейзаж. Обычный лес превратился во что-то кошмарное,
инопланетное.
Деревья как будто реализовали свое право на более подвижную и
безопасную жизнь.
На стволах и ветвях распускались необычайно крупные белесые
почки. А потом они раскрывались и роняли на землю
полупрозрачных личинок. Ну примерно так же неподвижные полипы
отпочковывают движущихся туда-сюда медузок.
Ошарашенный Рютин вспомнил, что на той фене, которой ботают
биологи, это называется "метагенезом".
Личинки деревьев катились по земле и даже подпрыгивали:
используя для этого какие-то внутренние колебания и сокращения.
Этакие живые мячики.
Самые свежие из них были водянистые, слизистые и брызгались
ядовитой дрянью, от которой околевали жуки и появлялись зудящие
красные пятна на коже Василия.
Да уж, личинки с малолетства не давали никому спуска.
Те, что постарше, обзавелись длинным метамерным телом,
покрытым кутикулой и щетинкой. На глазах у
Василия такая тварь царапнула своей щетиной белку и та
незамедлительно скончалась -- не будет теперь воровать орешки.
А самые старые личинки внедрялись в почву и застывали как
саженцы, не забывая однако угрожать ядовитой жесткой волосней.
Да, уже не побродишь с томиком Пушкина по этакому лесу.
Деревья стали нетерпимыми, настоящими шовинистами.
Деревья сделались такими, какими ХОТЕЛИ БЫТЬ.
И кто им в этом удружил? Кто у нас такой отзывчивый?
Василий не сомневался, что лярводраконы проникли
в доселе апатичные елочки и сосенки и заставили их жить по
новому. Хлынула буйная драконья силушка через жизненные нити и
по законам всесильного холизма перестроила зеленых братьев на
агрессивно-скандальный лад.
А что? Попользовались их незлобивостью и хватит.
А потом Василий наткнулся на какое-то отвратительное животное.
Только по обрывкам одежды он понял, что это вороватый старикан
Сеня.
Животное все было какое-то влажное, по бороздкам морщинистой
кожи стекали капли, и от них явно несло алкоголем. Впрочем,
казалось оно довольно смирным -- налипло на какое-то дерево в
виде паразита и сосало из него соки, превращая их в спирт за
счет своего метаболизма. Почему дерево не возражало, догадаться
было нетрудно -- морщинистый паразит возвращал должок готовым
товаром.
Василий замер, обливаясь от волнения потом, невзирая на морозец. Лес
не просто так одраконился. Увиденное давало знать и понимать,
что Яйцо-то полностью реинтегрировалось и выпускает в свет
полноценных лярв.
Преданный товарищ Ким довез пробирку с
клетками дракона до какой-то очень сильной хорошо оборудованной
лаборатории.
Вот
драконья структура одарила и Сеню именно тем, что он больше
всего жаждал. А жаждал он не просыхать никогда. Раньше что-то
похожее случилось с бичом Антоном -- растворился весь сердечный,
слился с природой. Так было и с самим Василием, когда он из
худосочного мужчины превратился в могучего монстра. Сейчас
Василий Самуилович не сомневался, что все одарения и
осчастливливания происходили и происходят примерно в одном и том
же месте -- поблизости от озера Горькое. Должно быть, и сама
база "интернационалистов" располагается неподалеку.
Но прежде "интернационалистов" встретился Сева. В виде
длиннорукой полуобезьяны-йети он пронесся по деревьям. А потом
замер на какой-то ели и стал совершенно незаметен, просто
засохшая ветка. Никакой участковый его теперь не достанет.
Лярва через свои каналы перепрограммировала
симпатичного юнца в монстра с клочковатым бурым мехом, с руками
непомерной длины, с короткими вечно согнутыми задними
конечностями, что были оснащены длинными цепкими пальцами.
Севу удалось различить по штурмгеверу, который играл в мохнатых
руках роль дубинки. Василий осторожно подкрался к ели, обезьяночеловек тут
же попробовал врезать ему своей дубиной и смыться. Однако зацепился
винтовкой за сук и выронил ее. Последовала драка за оружие. Йети-Сева пару
раз оцарапал Василия и укусил за жилет, но потом получил прикладом по
голове и затих. По счастью обойма была на месте, через мгновение Василий
раскодировал замок и мог уже стрелять. Что он и сделал -- пальнул в
приблизившийся мини-вездеход. Впрочем, не попал. Из кабины вылезла живая
и здоровая Зина в красивом аквамариновом комбинезоне.
-- Это только дураки стреляют прежде, чем подумают.-- сказала она.
-- А маразматики после того, как обо всем подумают. И как же ты
меня нашла?
-- Не зря ведь я сейчас говорила тебе про дураков. Небось, помнишь мой
прощальный поцелуй, который случился в четырехстах семидесяти километрах
отсюда. Тогда ты и стал носителем жучка-маячка -- моего собственного,
общающегося только со мной. Впрочем, никак не ожидала увидеть тебя здесь,
рядом с базой, так быстро. Ты балбес, но удачливый. Не зря ты, конечно, стал
корзинкой для драконьего Яйца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56