Командир группы,
очарованный не больше, чем каменная баба, выдавил сквозь
стиснутые зубы, что "гнездо" чаще всего устраивают в
живом, а не в трупном "материале", поэтому, кто не любит
выяснять отношения и меряться силой, скорее всего останется
таким же красивым. "Каменный гость" уже движется к
выходу, а я еще посылаю вдогонку:
- А кто платит за ущерб, и кто напал? Мы же граждане
цивилизованной страны. Каков класс, отряд, вид животного? Где
можно про него прочитать? Или это не животные?
- Животные, животные, не хуже нас, - успокаивает
"собеседник", не оборачивая кумпола. И хлопает дверью.
А потом я елозил тряпкой по полу, все лишнее отшкрябывал. Только
ее квартирка заблестела, Нина сразу повеселела. В самом деле,
чего печалиться, как спивали гарны хлопцы, уся жизнь упереди.
Кто-то кого-то зачем-то угрохал, а ей приборочку сделали и даже
трехоконный телек целехонек стоит. Нинка, наверное, прикидывала,
что я поторчу у нее недельку, с пустотой в башке, с наганом в
руке. Потом страх у нее улетучится, она мне под зад коленкой,
как примитиву, а на мое место перспективный аспирант въедет.
Распахнул я окна, из дома дамочку вывел, показал на ближайшую
киношку, дескать, иди развлекайся.
- Искандер, ты чего задумал? - скрывая
заинтересованность, прощупала она.
- Задумывать - это мне не свойственно, излишек мыслей в
моей голове не задерживается. Я домой, отдыхать пора.
- Со мной отдохнешь, Шуренок.
- Теперь хочу сам с собой. Кстати, вспоминаешь ли ты иногда
тех, кто уже бесполезен? Что у Файнберга не все в порядке, тебе
вполне известно, в отличие от его родных и близких. Могла и
весточку дать, или, например, "кадиш" поминальный
заказать.
При слове "кадиш" она, не забыв, как держать фасон,
фыркнула, словно лошадь, и я увидел спину. А также ножки,
которые у нее ничего. С ними хочется дружить. Плюс надо учесть
глаза-черносливы, рот-компот, попку-булочку, уши-оладушки, живот
для плохой еды поворот, и так далее, как описал бы мой знакомый
повар. Но все равно, некоторые параметры подкачали, и вообще, до
Нины ли сейчас.
В ночной дозор мне завтра; домой, на пепелище возвращаться
неохота - сегодня моя уборочная энергия иссякла. Раз так,
явлюсь-ка я в свое охранное бюро, к шефу Пузыреву. Ведь,
кажется, дозрел, мнения меня распирают, еще немного и начну
орать на улице.
- Ну, головная боль, какие неприятности на этот раз привез?
- поприветствовал шеф.
- Кто станет возражать, что я ходячая проблема, товарищ
кормилица. А теперь все сделаю, чтоб моя неприятность и вашей
стала. Рад бы, но не могу помалкивать. Я ИХ знаю, насквозь вижу,
и мальков, и взрослых. Это они ученых убили...
Я говорил час, не умолкая; убедительный, как индеец, исполняющий
боевой танец. Я описал все в живописных подробностях, смачно,
как Рубенс, однако, обобщая и выходя на ужасающие перспективы.
- Ладно, ты собрался в каждой заднице затычкой быть, а чего
ты от меня-то хочешь? - наконец перебил Пузырев. Во время
расцвета моего ораторского искусства он или звонил по телефону,
или изучал газеты, или зевал. - Ты бы лучше сходил,
подстригся, вон какая кутерьма на голове.
- Я ничего не хочу. Я просто озвучиваю своим ртом ваш
внутренний голос. Для Моисея этим занимался Аарон. Я уверен, то,
что было с нами, только разминка, десерт, буфет. Пока попортили
добро лишь там, где много щелей и двери хиленькие. Но у
неприятеля способности день ото дня увеличиваются, в отличие от
нас. Гады развиваются не как-то душевно и психически, а вполне
физически. Нам ведь никто не поможет, государственные мужи и
пальцем не шевельнут. Вернее, заботу они все-таки проявят,
прикажут аккуратненько совать нас в мешки. Может, в виде
поощрения за хорошее поведение, спрячут в холодильник. Легко
будет с нами общаться, когда мы скопытимся.
- Это все бездоказательно, одни вопли. Если все наоборот, то
тогда я еще поверю, - скучным голосом стал усмирять Пузырев.
- Ну, закончил страстную речь номер один?
- Вещдоки сгребаются подчистую и сдаются в контрразведку
людьми из СЭС. Можно сказать, органы идут в органы. Но чтобы
СЭСовцы ничего не положили в карман, с ними ездит надзирающий. Я
видел его физиономию, на ней все написано. Собирательство -
вот чем нынче увлекаются спецслужбы и секретные лаборатории.
- Ну, допустим. Если так, значит, умные люди, столь
непохожие на нас, накопят сведения, покумекают и выложат народу
необходимую правду. А пока не торопятся, чтоб пресса не
бесилась, не нагнетала, - вид у Пузырева был по прежнему
откровенно незаинтересованный.
- Но почему правда опаздывает, а с "трупным
материалом", с разбоем все зашибись? Может, кое-кому слишком
надоели приличные самостоятельные люди?
Пузырев по-прежнему реагировал вяло:
- Не расстраивайся, мы с тобой, братец, неприличные люди. Я
- делец на час, но хоть завтра чепчик с кокардой натяну. А
ты вообще, сторож у крыльца. Ты мне предлагаешь вопить:
"Пусть сильнее грянет буря" и выпускать страшный дым из
порток. Зря, мы ведь не любимцы народа, не мозг и сила класса.
Мы делаем, что велят, а потом становимся в очередь к кассе, где
дают деньги. Пока что велят не пускать в этот теремок преступный
элемент; про мышку-норушку, лягушку-квакушку и прочих гадов в
контракте ни слова. Понимаешь, мы контракт читаем, а не сказки.
- Понимаю. Разрешите пожелать вам хорошего контракта на
охрану общественных уборных от преступного элемента.
- Ты меня не уязвил, Санька. Если хороший, то станем
сторожить от осквернения и один отдельно взятый толчок.
Вообще-то содержательный получился разговор. Кстати, о чем мы
говорили?
Не дождавшись отклика, я закрыл дверь кабинета с другой стороны
и сел на трамвай, везущий домой. Жалко, что приличные люди
думают только о себе и никогда не сбиваются в кодлы и мафии.
Несколько часов после такой беседы был даже не против, чтоб
кто-нибудь меня скушал. Пусть хоть кому-то будет прок.
Мой ночной сон разрубил пополам бодрый, похожий на меч, голос
Пузырева. Уж такого наглого звонка долго не забуду. Я натянул
рубаху на тридцать процентов, носки на пятьдесят, штаны на
десять - это рефлексы сработали - лишь потом схватил
трубку.
- Где ты был, я тебя искал все время? Сейчас, товарищ Саша,
облегчи голову, поруководи. Давай указания по проведению
комплекса защитных мероприятий. Я договорился с правлением
технопарка и гениальным директором, то есть генеральным. Ну,
смелее начинай: углубить и укрепить то-то и то-то...
- В темное время суток только блатные паханы указания дают,
- не сумел избавиться от недоброжелательства я.
- Если будешь кривляться, уволю. Не когда-нибудь, а завтра
пойдешь сторожить сортиры, - изуверским тоном предупредил
Пузырев.
- О, это совсем другой разговор. Охотно поруковожу. Лет сто
никем не командовал, вернее, меня давно никто не слушается,
кроме солнца на небе. Итак... самый лучший вариант защиты -
это обмазаться ядом и дать себя скушать...
А потом я поведал то, что всплыло на поверхность разжиженного
храпом ума-разума в моей разгромленной, похожей на Шевардинский
редут, квартирке. О бронированных дверях и замках на люках
мусоропроводов. О мощных решетках на отверстиях вентиляционных
шахт. О зацементированных трещинах в подвалах и вычерпанной там
воде. О вышвырнутом шматье и другой параше. О двух сплошных
периметрах датчиков, по прилежащей территории и нижним
помещениям. Ну и все такое.
- А ты знаешь, певец, - вызверился Пузырев, в котором,
видимо, покой бился с волей, - какой золотой дождик всосет
твое "все такое"?
- Во-первых, деньги не ваши, скупиться не стоит. Во-вторых,
мне кажется, я-таки дрыхну и втюхиваю что-то персонажу сна.
Утром обязательно буду искать толкование по соннику. Конечно,
это сон, причем плохой. Наяву бы собеседник ухватил идею с
полуслова и сказал бы: "Классно. Коррида. Кайф".
6.
Один я в целом доме, как мумия фараона в пирамиде. Уж две недели
как с моей подачи сделали укрепрайон, а то и линию Маннергейма
из технопарка. Двери утяжелили и кругом замков понавешали.
Погуляешь немного, и былая жизнь сахаром покажется. Положено
теперь носить бронежилет и шлем - такого подлого результата
я не ожидал. Всякая фигня, вроде жрачки или сортирных процессов,
становится творческим делом, как у рыцаря в доспехе. А вот
вооружение хилым осталось, подростковым. Тот же наган сбоку
болтается. А раздобудь автомат, и считай, десятку схлопотал;
лагерные-то беспредельщики переплюнут любого зверя, живого или
сказочного. Однако, есть и у нас хитринка в усах, способ перейти
вброд уголовный кодекс. Вот лежит под стулом машинка, похожая на
магнитофон. Это газорезка из лаборатории металлообработки. Поди
докажи, прокурор медведь, что она не опытный агрегат, не
сверхнаучный прибор, снесенный для пущей сохранности в рубку
сторожевого бойца. А еще три гранаты от Самоделкина к жилету
прицеплены. По внешности это банки пива, пролил из них жидкость
- тут же она и испарилась. В мое лицо с пуза смотрит
терминал от компьютера, который сигналы датчиков собирает и
обсусоливает. Когда он понимает, в чем причина возмущений, то
сообщает мне вежливым голосом и красными буквами.
Так вот, последние две недели ни одна тварь даже не дристанула
нигде. Только непонятно, две недели сидели гады по норам,
чувствуя на себя управу, или же издевательски слонялись где
попало, а компьютеру было не ухватить суть. Я, впрочем, не ждал,
разинув рот, компьютерных откровений, а, наоборот, хватался за
каждое отклонение сигнала от обычного вида. Шуровал рельсовыми
видеокамерами, сновал между сомнительными участками и рубкой
- физзарядка есть, а толку нет. Поскольку я по большому
счету, неуч, то подозревал даже, что основная часть возмущений
- это радиопомехи, устраиваемые нашими гусеницами для
сокрытия своих вылазок.
Сегодня датчики "разорались" по-страшному. Я посуетился,
вспотел, нашел лишь в одном месте дребезжащую на ветру форточку,
наконец, успокоился, пил кофе и ковырял в носу. Делать нечего,
на тысячу маленьких сторожат не разорвешься, поэтому если вдруг
приползут каверзники со всех сторон, то ядом навряд ли
обмазаться успею, но подпустить поближе и взорваться большой
компанией - это пожалуйста. Итак, сижу я в полном раздрае,
стал даже язвить в свой собственный адрес. Поменьше шали я
головой, побольше повергайся в прах перед
профессорско-преподавательским составом, блестел бы сейчас
образованием и воспитанием; и разве сошлись бы тогда тропки мои
и каких-то уродов, у которых ничего на уме, кроме расползания,
жрачки, размножения и прочих гадостей. От обиды личный гном
раскачался, как на качелях, и улетел, будто перышко, кувыркнулся
раз пятьсот и влип. Несколько секунд я (то есть он) во что-то
погружался, растекался, и вот освоился в чужом организме.
Выдох продавливает волну вдоль тела, ей сопутствуют два ручейка
по бокам, жаркий и студеный. Пенисто смешавшись, они заполняют
мир вокруг, заставляют все разбухать, разворачиваться и
показывать нутро. Просматриваю потроха каких-то стен и шкафов,
бумаги вообще похожи на хлебную плесень. Втяжка приносит биение
"теплого-влажного", от какого-то предвкушения становится
кисло во рту, вскоре пузырьки моего зрения выворачивают, как
авоську, крысу. Резким сжатием в глотке сшибаю свои ручейки,
вырывается на этот раз жгучая пена. И вот какой от нее толк
- она впитывает крысу, и та меняется в лучшую сторону,
становится горячей и рыхлой, в общем, хорошей, как пожарская
котлета. Я, кажется, узнаю местность - подвал с архивным
хламом. Какова задача и сверхзадача? Найти
"теплого-влажного", только большого, засевшего на
перекрестье путей. Раскусить его, что тоже будет вкусно, и
узелок развяжется. Откроется много ходов в кристалл владычества.
К той прекрасной светлой грани, что придает могущество плоти,
несокрушимость волне. К чудесной ярко-черной грани, несущей
бессмертие, неистребимость во тьме потомства. К ароматной алой
грани, в которой таится радость вкушения побежденного врага. К
той благоухающей синей грани, что изливает счастье превосходства
нашего единства над сборищами чужих.
Пора тикать, мой гном-Штирлиц вылезает из тела наглого урода,
как из липкого кала, и напряжение среды, постепенно уменьшаясь,
вкручивает его по спирали обратно. Все на месте, гном и я, мы
снова в рубке, выделенной буфетными стойками площадочке посреди
холла в стиле неоготика. Хочется в таком месте не
отстреливаться, а продавать компот. Но друзья торопятся ко мне,
прутся со стороны архивного подвала - мне ли не знать.
Скорее всего, они придут по коридору левого крыла и попросят
любить да жаловать. Как же любить? Железяка-дверь их только
насмешит. Я бросил рубку и залег, выглядывая из-за стойки, как в
артобстрел, сморщившимися от напряжения щеками. Жуя рукой такой
маленький наган, готовлюсь к встрече морально-психологически,
как боксер. Накручиваю себя, внушаю, что соперник - обычная
вонючка, которую я скоро посажу в клетку и буду пускать дым от
сигареты ей в нос. И вот подготовленный гном опять сигает с
"качелей", технология этого дела вроде отработана.
И снова я - гад ползучий. Ползу, но вся обстановка не
проплывает мимо тебя спереди назад, как принято у приличных
животных. Вещи появляются слева, мелкие, слегка сплюснутые,
размытые; в центре они уже четкие, всерьез расплющенные,
среднего размера, а справа большие, совсем размазанные. Потом
очертания вообще теряются, тени тают. Вот дверь выскочила из
точки и пошла в хороводе, недаром же она женского рода.
Сталкиваются прибежавшие с боков потоки пронизывающей силы. От
пенистого выдоха, почти что плевка, начинается крутое кино,
дверь комкается и добирается до меня уже в виде развернутого
жеваного журнала. Хорошо проглядываются жилки и раковинки
металла - из какого дерьма нынче штампуют ответственные
предметы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15