Конечно, для Лорены Бамбакиас это выглядело бы слабовато, однако приятно было видеть, что команда не потеряла навыки, а дом утратил свой нищенский вид.Оскар забрался в кровать и проспал целых пять часов, что для него было очень много. Он пробудился свежий, радостный, полный неизрасходованных сил. На рассвете он съел яблоко из крошечного холодильника и вышел прогуляться вдоль берега.Дул порывистый холодный ветер, солнце поднималось над серо-стальными водами Мексиканского залива, внося в мир зимнюю ясность. Местный берег мало чем мог привлечь. Из-за того, что океан поднялся за последние пятьдесят лет на два фута, слегка волнистая коричневая береговая линия имела промоины, придававшие ей жалкий вид. Место, где раньше стоял поселок Холли-Бич, находилось теперь под водой. Те здания, что удавалось перенести, втаскивали вверх по склону на бывшее пастбище, оставляя позади сеть старого взломанного тротуара, жалостливо ныряющего в прибой.Само собой разумеется, что многим другим строениям на оконечности континента повезло меньше. Было обычным делом наткнуться на дощатые настилы, большие куски простенков и даже на целые дома, стоящие в воде у американских берегов.Оскар прогуливался вдоль мелководья, блестящего, как осколки алюминия. Изобилие дрейфующих обломков настраивало на приятный меланхолический лад. Каждый пляж, который он когда-либо знал, хвастался своим уловом ржавеющих велосипедов, затопленных кушеток, живописными, обкатанными песком медицинскими инструментами. По его мнению, фанатики вроде голландцев уж слишком жаловались на неудобства от повышения уровня моря. Подобно всем европейцам, голландцы увязли в прошлом, были неспособны перейти к прагматичному, работающему осмыслению новых глобальных фактов.К сожалению, многие из тех же самых обвинений могли быть предъявлены и к его собственным Соединенным Штатам. Оскар пытался разобраться в своих неоднозначных чувствах. Обутый в полированные ботинки, он аккуратно выбирал путь по самой кромке пенистого прибоя. Оскар искренне считал себя американским патриотом. В самых глубинных безмолвных и холодных тайниках души он был предан американскому государству настолько, насколько позволяла его профессия и его коллеги. Оскар искренне уважал дух архаичной дворцовой любезности, присущий Сенату Соединенных Штатов. Его сильно привлекала сенатская атмосфера, напоминавшая чем-то старинный джентльменский клуб. Неторопливые дебаты, раздевалки, правила порядка, в которых воплощался еще доиндустриальный смысл солидной респектабельности… Ему казалось, что совершенный мир должен быть сделан во многом наподобие американского Сената. Прочное царство древних флагов и темной деревянной обшивки, где ответственные интеллектуальные дебаты могли вестись с опорой на укрепленные форты разделяемых ценностей. Для Оскара Сенат Соединенных Штатов олицетворял сильную и изящную структуру, построенную на века политическими архитекторами, преданными своей работе. Это была система, которой он при лучших обстоятельствах с восхищением бы воспользовался.Но Оскар был дитя своего времени и знал, что эта роскошь ему заказана. Он понимал, что должен сопоставить факты и создать новую политическую действительность. Для политической действительности современной Америки абсолютной реальностью был факт, что электронные сети съели до потрохов старый порядок, не имея при этом никакого собственного, изначально присущего порядка. Ужасающая скорость цифровой связи, согласованное сглаживание иерархических отношений, подъем основанного на сетевых связях гражданского общества и упадок индустриальной базы — всего этого просто оказалось слишком много для американского правительства, чтобы оно могло справиться с этим валом и встроить его в правовые рамки.На нынешний день в Америке имелось шестнадцать главных политических партий, разделенных на враждующие блоки, занятые междоусобной войной, сопровождавшейся бесконечными чистками, отступничеством и новыми чистками. Процветали частные города с миллионами «клиентов», где общепринятая законность полностью игнорировалась. Существовала мафия, устанавливающая свои цены, поддерживающая заведения, где отмывались деньги, контролировавшая черный рынок ценных бумаг. Имелись черные, серые и зеленые сети супербартера. Появлялись и исчезали организации по охране здоровья населения, укомплектованные сумасшедшими кликами, где продвинутые медицинские методы оказывались в пользовании любого шарлатана, способного скачать программу операционной хирургии. Процветал сетевой шпионаж, свободный от привязки к физическому месту действия. На американском Западе в отколовшихся округах целые города продавались племенам кочевников или просто исчезали с географических карт.Некоторые городские собрания в Новой Англии использовали более мощную вычислительную технику, чем та, что когда-то была в распоряжении американского правительства. Администрация конгресса разделилась на независимые феодальные владения. Исполнительные органы погрязли в бесконечных войнах конкурирующих агентств, каждое из которых искусно добывало информацию, не вылезало из Сети и, следовательно, было неспособно заниматься реальной деятельностью. Нация помешалась на опросах, которые сопровождались циничными манипуляциями, — при этом вокруг какой-либо ерунды вырастала скрежещущая зубами коалиция по этому единственному вопросу и град автоматизированных судебных процессов. Запутанный сетевой налоговый кодекс, потерявший всякую связь с реальной финансовой действительностью, как правило, легко обходили через электронную торговлю, его с трудом переносило население.При отсутствии внутреннего консенсуса проигранная экономическая война с Китаем дала возможность чрезвычайным комиссиям конгресса посеять смуту еще более высокого порядка. Официально объявив Чрезвычайное положение, конгресс передал свое неотъемлемое право суперструктурам, как предполагалось, реагирующих быстрее исполнительных комитетов. Этот отчаянный акт просто поставил новую операционную систему поверх старой. Страна теперь имела два национальных правительства: законное правительство, деятельность которого была приостановлена, но «никогда-до-конца-не-заменима», и спазматические, все более и более вызывающие дрожь клики чрезвычайных комитетов.У Оскара были некоторые претензии к политике федерал-демократов, но он чувствовал, что программа его партии в основном именно то, что нужно. Сначала надо обуздать и распустить чрезвычайные комитеты. По сути, они были неконституционны, не имели прямого мандата от избирателей, они нарушали основные принципы разделения властей и практически ни перед кем не отчитывались. И самое плохое, они были насквозь пронизаны коррупцией. Чрезвычайные комитеты просто были не в состоянии успешно управлять. Они иногда пользовались популярностью благодаря поддержке групп, озабоченных какой-либо единственной проблемой, но чем дольше длилось Чрезвычайное положение, тем более все это походило на замедленный переворот и прямую узурпацию.Разобравшись с комитетами и аннулировав Чрезвычайное положение, можно было бы вплотную приступить к преобразованию отношений штатов и федерации. Децентрализация полномочий зашла слишком далеко. Политика, которая должна быть гибкой и ответственной, превратилась в слепую, беспорядочную и бестолковую. Надо прийти к конституционному соглашению и отменить устаревший территориальный принцип гражданского представительства. Надо создать новую, четвертую ветвь власти, составленную из негеографических сетей.После осуществления этих основных этапов реформы, сцена была бы, наконец, расчищена достаточно, чтобы взяться за решение главных проблем нации. Это должно быть сделано без злобы, без истерики и без вызывающей отвращение театральной аффектации. Оскар чувствовал, что это можно осуществить. Конечно, все выглядело плохо, очень плохо, для внешнего наблюдателя почти безнадежно. И все же американское государство все еще располагало бы большим творческим потенциалом, если его сплотить и вести в правильном направлении. Да, это правда, что нация проиграла, но и другие страны имели дело с уничтожением валюты и с неприспособленностью главных отраслей промышленности. Это состояние было оскорбительно, но это было временно, это можно было пережить. Если копнуть глубже, то поражение Америки в экономической войне было относительно мягким, в сравнении, скажем, с бомбежками или вооруженными вторжениями двадцатого века.Американцам следует только принять тот факт, что программное обеспечение больше не имеет никакой экономической ценности. Это было несправедливо и нечестно, но это было свершившимся фактом. Оскар во многом отдавал должное уму китайцев, их проду манным действиям, в результате которых через их сети весь мир получил бесплатный доступ к интеллектуальной англоязычной собственности. Китайцам даже не потребовалось пересекать границы их страны, для того чтобы обрушить главный ствол американской экономики.В некотором смысле жестокое столкновение с китайской аналоговой действительностью можно было считать благословением. Насколько Оскар это себе представлял, Америка не подходила для той роли, которую ей пришлось играть в течение долгого времени. Роль «последней сверхдержавы» и «всемирного полицейского» была для нее утомительна. Как патриот, Оскар был бы вполне удовлетворен тем, чтобы военные других стран, а не Америки прибывали домой в гробах. Американский национальный характер действительно не подходил к выполнению обязанностей мировых полицейских. Опрятные и дотошные люди типа швейцарцев и шведов гораздо больше походили на хороших полицейских. Америке скорее подошла бы роль «всемирной кинозвезды». Или члена всемирной лиги пустоголовых, пьющих текилу игроков в крикет. Всемирный ехидный эксцентричный комедиант. Да что угодно, только не мрачная, утомительная роль ответственного перед обществом центуриона.Оскар развернулся на коричневом прибрежном песке и двинулся обратно, ступая по своим собственным следам. Он наслаждался выпавшей ему возможностью быть вне пределов досягаемости: он оставил свой лэптоп в автобусе, он даже выложил все телефоны из рукавов и карманов. Он чувствовал, что должен делать так почаще. Для того, кто занимается активной политической деятельностью, важно время от времени отстраняться от дел, устраивать себе передышку, приводить мысли и ощущения в должный порядок. Оскар редко позволял себе такие небольшие передышки — иногда ему приходило в голову, что, если бы он когда-нибудь оказался за решеткой, то имел бы массу времени, чтобы развить собственную философию. Но здесь сейчас в этом забытом уголке, среди песка, ветра, морских волн и неяркого солнечного света, он себе это позволил и чувствовал, что нынешние раздумья принесли ему большую пользу.Накопленное внутри следовало упорядочить. За прошедшие тридцать дней он узнал очень много, пожирая огромное количество данных, чтобы быстрее разобраться во всем, но так и не сумел для себя выстроить. Данные в его голове все еще валялись беспорядочной кучей разрозненных блоков. Он стал, напряжен, рассеян, легко раздражался.Возможно, причина просто в том, что у него давно не было женщины.Они ожидали, что Грета приедет утром. Ниджи приготовила к ее приезду прекрасный завтрак из даров моря. Но Грета опаздывала. Команда с аппетитом ела в автобусе, шутила, стараясь не терять лицо. Но когда Оскар вышел из автобуса, его настроение стало еще более мрачным.Он вошел в дом, чтобы там подождать Грету, но комнаты, которые перед тем казались очаровательными, теперь были ему просто противны. И зачем он дурачил себя, зачем столько головной боли, чтобы обустроить уютное любовное гнездышко. Ведь это должно быть место, полное реального значения для влюбленных, с какими-то вещами, исполненными особого смысла. Мелочи, глупые сувениры, возможно перо, морская ракушка, подвязка, фотографии в рамках, кольцо. Не эти взятые напрокат занавески и покрывала и не набор убийственно новых антисептических зубных щеток.Он сидел на скрипящей медной кровати, пристально рассматривал интерьер. Все вокруг было не так. Он готовился быть очаровательным и остроумным, он так ждал ее, а она не приехала. Она была мудра. Она слишком умна, и не приехала. А теперь он сидит один в этой маленькой убогой халупе и маринуется в собственном соку.Он ждал целый час, очень длинный час. И вдруг порадовался про себя. Нет, он был доволен, что она не приехала. Он был рад за себя, потому что глупо затевать связь с этой женщиной, но он был рад также и за нее.Нет, он не сокрушен ее отказом, он просто видит себя в более реалистическом свете. Он хищник, соблазнительный и холодный, как ящер, с блестящей чешуйчатой кожей, сверкающей и переливающейся в солнечных ярких лучах. А она, что она? Мошка, моль, мудрая серая моль, которая благоразумно решила не вылетать из своего укромного уголка.Ему надо решить, что делать дальше. Завтра надо вернуться в Вашингтон, составить сообщение для Комитета и остаться там работать. Никто ведь и не ожидал многого от его первого сенатского назначения. Он имел больше, чем достаточно, материалов для убийственного доклада о махинациях в Коллаборатории. А если карты лягут по-другому, то он может, к примеру, разрекламировать положительные аспекты Коллаборатория — глубокий эффект от биотехнологических проектов, сказавшийся на региональной экономике. Он может вещать о громкой славе, которая ожидает следующий большой федеральный проект, связанный с высокотехнологичной индустриальной нейронаукой. Он может петь все, что они там захотят услышать.Он мог бы вообще стать карьерной капитолийской крысой, зубрилой от политики. Одним из большого и процветающего племени. Он мог бы прикладывать все более искусные усилия ко все более утомительным предметам. Ему никогда не доведется вести другую политическую кампанию, и ему никогда не светит выиграть политическую власть для себя самого, но если его не сотрут в порошок, как подшипник в колесах политического аппарата, то, вполне возможно, он будет процветать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69