тем не менее, по некоторым данным от районов можно восстановить общую картину хода и исхода выборов.
Из более чем миллиона избирателей избирательное право осуществили около 800 000 человек. В среднем 70 процентов. Абсентеизм отнюдь не “угрожающий”. Вне избирательной черты остались наиболее пролетарские участки таких районов, как Невский и Нарвский (пригороды), пока ещё не присоединённые к городу.
Избирательная борьба развернулась не вокруг местных муниципальных требований, как это делается “обыкновенно” в Европе, а по основным политическим платформам. И это вполне понятно. В момент необычайной революционной встряски, усложнённой войной и разрухой, когда классовые противоречия обнажились до крайних пределов, совершенно немыслимо было удержаться в избирательной борьбе на местных вопросах,— неразрывная связь местных вопросов с вопросами общеполитического положения страны неминуемо должна была прорваться.
Поэтому главными конкурентами на выборах выступили три списка, по числу трёх основных политических платформ: кадетов, большевиков и оборонцев (блок народников, меньшевиков, “Единства”). Беспартийные группы, выражающие собой политическую неопределённость и беспрограммность, при таком положении вещей неминуемо должны были сойти, и действительно сошли, на нет.
Избирателю предстояло сделать выбор:
Либо назад, за разрыв с пролетариатом, за “решительные меры” против революции (кадеты );
Либо вперёд, за разрыв с буржуазией, за решительную борьбу с контрреволюцией, за дальнейшее развитие революции (большевики );
Либо за соглашение с буржуазией, за политику лавирования между революцией и контрреволюцией, т. е. ни назад, ни вперёд (блок оборонцев — меньшевиков и эсеров).
Избиратель сделал выбор. Из 800 000 голосов за блок оборонцев высказалось свыше 400 000; за кадетов — немногим больше 160 000, причём ни в одном районе не получили они большинства; за большевиков — свыше 160 000, причём в наиболее пролетарском районе столицы, на Выборгской стороне, большевики получили абсолютное большинство. Остальное (незначительное) количество голосов распределилось между тридцатью “беспартийными”, “надпартийными” и всякими иными случайными группами и образованьями.
Таков ответ избирателя.
О чём же он говорит?
Первое, что бросается в глаза,— это слабость и немощность беспартийных групп. Сказка о беспартийной “природе” русского обывателя разоблачена выборами вконец. Политическая отсталость, питающая беспартийные группы, отошла, очевидно, в область прошлого. Массовый избиратель определенно стал на путь открытой политической борьбы.
Вторая особенность — это полное поражение кадетов. Как бы ни увёртывались кадеты, они должны признать, что в первой открытой борьбе при свободе выборов они разбиты наголову, не получив в своё распоряжение ни одной районной думы. Ещё не так давно кадеты считали Питер своей вотчиной. Они не раз писали в своих воззваниях, что Петроград “оказывает доверие только партии народной свободы”, при этом ссылались на выборы в Государственную думу по третьеиюньскому закону. Теперь окончательно выяснилось, что кадеты царствовали в Питере милостью царя и его избирательного закона. Стоило сойти со сцены старому режиму, и — кадеты мигом потеряли почву под ногами.
Короче: массовый демократический избиратель — не за кадетов.
Третья особенность — это выяснившийся несомненный рост наших сил, сил нашей партии. Членов нашей партии в Питере 23—25 тысяч; тираж “Правды” 90—100 тысяч, причём 70 000 приходится на один Питер; получили же мы голосов на выборах свыше 160 000, т. е. в семь раз больше количества членов партии и вдвое больше тиража “Правды” в Питере. И это при том адском вое и травле большевиков, которыми терроризировала обывателя почти вся так называемая печать от бульварных “Биржёвки” и “Вечёрки” до министерской “Воли Народа” и “Рабочей Газеты”. Нечего и говорить, что при такой обстановке за нашу партию могли голосовать лишь наиболее стойкие, не поддающиеся “ужасам”, революционные элементы. Таковы, прежде всего,— вождь революции, пролетариат, давший нам преобладание в Выборгской думе, и затем, наиболее верные союзники пролетариата, революционные полки. Затем следует заметить, что свободные выборы привлекли к урнам свежие, не искушённые ещё в политической борьбе, широкие слои населения. Это, прежде всего, женщины и потом десятки тысяч мелких чинов-пиков, заполняющих министерства, а затем множество “мелкого люда”, ремесленников, лавочников и пр. Мы вовсе не рассчитывали и не могли рассчитывать, что эти слои сумеют теперь же порвать со “старым миром” и решительно стать на точку зрения революционного пролетариата. А ведь они, собственно, и решили судьбу выборов. Если они сумели отвернуться от кадетов,— а они это сделали,—то это уже большой прогресс.
Короче: массовый избиратель уже отошёл от кадетов, но он ещё не пришёл к нашей партии,— он остановился на полдороге. Зато вокруг нашей партии уже сплотились наиболее решительные элементы: революционные пролетарии и революционные солдаты.
Массовый избиратель остановился на полдороге. И, остановившись, он обрёл там, на полдорожье, достойного вождя — блок меньшевиков и социалистов-революционеров. Не разобравшийся в современном положении и путающийся между пролетариатом и капиталистами мелкобуржуазный избиратель, разуверившись в кадетах, естественно потянулся к окончательно запутавшимся и беспомощно лавирующим между революцией и контрреволюцией меньшевикам и соц.-революционерам. Подобный к подобному! В этом весь смысл “блестящей победы” блока оборонцев. В этом же — четвёртая особенность выборов. Нет сомнения, что с дальнейшим ростом революции разношёрстная армия блока неминуемо будет таять, отходя частью назад, к кадетам, частью — вперёд, к нашей партии. Но пока... пока вожди блока могут утешать себя “победой”.
Наконец, пятая и последняя особенность выборов — последняя не по своему значению! — это то, что они конкретно поставили вопрос о власти в стране. Выборы окончательно выяснили, что кадеты — меньшинство, ибо они с трудом собрали 20% голосов. Громадное большинство, более 70%, за социалистов правого и левого крыла, т. е. за эсеров и меньшевиков и за большевиков. Говорят, что муниципальные выборы в Петрограде — прообраз будущих выборов в Учредительное собрание. Но если это верно, разве не чудовищно, что кадеты, составляющие незначительное меньшинство в стране, имеют громадное большинство во Временном правительстве? Как можно терпеть господство кадетов во Временном правительстве при явном недоверии большинства населения к кадетам ? Не это ли несоответствие является причиной того нарастающего недовольства Временным правительством, которое всё чаще прорывается в стране?
Не ясно ли, что дальнейшее сохранение этого несоответствия и неразумно и недемократично?
“Бюллетени Бюро печати
при ЦК РСДРП” № 1,
15 июня 1917 г.
Подпись: К. Сталин
КО ВСЕМ ТРУДЯЩИМСЯ, КО ВСЕМ РАБОЧИМ И СОЛДАТАМ ПЕТРОГРАДА
Товарищи !
Тяжёлые дни переживает Россия.
Трёхлетняя война, поглотившая неисчислимые жертвы, довела страну до истощения.
Расстройство транспорта и продовольственная разруха грозят массовым голодом.
Промышленная разруха и приостановка заводов расшатывают самые основы народного хозяйства.
А война всё идёт, обостряя общий кризис, доводя страну до полного развала.
Временное правительство, призванное “спасти” страну, оказалось неспособным выполнить свою задачу. Более того,— оно ещё больше запутало дело, начав наступление на фронте и затянув тем самым войну, главную причину общего кризиса в стране.
В результате — состояние полной неустойчивости власти, кризис и развал власти, о котором все кричат, но против которого не предпринимают никаких серьёзных мер.
Уход кадетов из правительства лишний раз вскрыл всю искусственность и нежизнеспособность коалиционного министерства.
А отступление наших войск на фронте, поело известного их наступления, обнаружив всю пагубность политики наступления, довело кризис до крайних пределов, уронив престиж власти и лишив её кредита у буржуазии как “отечественной”, так и “союзной”.
Создалось критическое положение.
Перед “спасителями” революции открывались два пути.
Либо продолжение войны и дальнейшее “наступление”, и тогда—неизбежная передача власти контрреволюционной буржуазии для того, чтобы добыть деньги путём внутреннего и внешнего займов, ибо, в противном случае, буржуазия не вошла бы в правительство, внутренний заём не состоялся бы, Англия и Америка отказали бы в кредите, причём “спасти” страну в таком случае значит покрыть расходы войны за счёт рабочих и крестьян в угоду русским и “союзным” акулам империализма.
Либо переход власти в руки рабочих и неимущих крестьян, объявление демократических условий мира и прекращение войны для того, чтобы, двинув дальше революцию, передать землю крестьянам, поставить рабочий контроль в промышленности и привести в порядок разваливающееся народное хозяйство за счёт барышей капиталистов и помещиков.
Первый путь ведёт к усилению власти имущих классов над трудящимися и к превращению России в колонию Англии, Америки, Франции.
Второй путь открывает эру рабочей революции в Европе, разрывает опутывающие Россию финансовые нити, расшатывает самые основы буржуазного господства я очищает дорогу для действительного освобождения России.
Демонстрация 3—4 июля была призывом рабочих и солдатских масс, обращенным к социалистическим партиям,— стать на второй путь, на путь дальнейшего развития революции.
В этом её политический смысл и величайшее историческое значение.
Но Временное правительство и министерские партии эсеров и меньшевиков, черпающие свою силу не в революционных действиях рабочих и крестьян, а в соглашательских комбинациях с кадетской буржуазией,—предпочли первый путь—путь приспособления к контрреволюции.
Вместо того, чтобы протянуть руку демонстрантам и, взяв власть, вместе с ними повести борьбу с “союзной” и “отечественной” империалистической буржуазией за действительное спасение революции,— они заключили союз с контрреволюционной буржуазией и обратили своё оружие против демонстрантов, против рабочих и солдат, натравив на них юнкеров и казаков.
Тем самым они предали революцию, широко открыв двери контрреволюции.
И поднялась со дна жизни чёрная муть, залившая грязью всё честное, благородное.
Обыски и разгромы, аресты и побои, истязания и убийства, закрытие газет и организаций, разоружение рабочих и расформирование полков, роспуск финляндского сейма, стеснение свобод и восстановление смертной казни, разгул громил и контрразведчиков, ложь и грязная клевета, всё это с молчаливого согласия эсеров и меньшевиков,— таковы первые шаги контрреволюции.
Союзно-русские империалисты с партией кадетов, высший командный состав с юнкерами, казаками и контрразведчиками,— вот они, силы контрреволюции.
Под диктовку этих групп составляются списки членов Временного правительства, причём министры появляются и исчезают, как марионетки.
По указке этих групп происходит выдача большевиков и Чернова, чистка полков и судовых команд, расстрелы и расформирования на фронте, превращение Временного правительства в игрушку в руках Керенского, превращение Центрального исполнительного комитета Советов в простой придаток этой игрушки, постыдный отказ “революционной демократии” от своих прав и обязанностей, восстановление в своих правах упразднённой недавно царской Думы.
Дело доходит до того, что на “историческом совещании” в Зимнем дворце (21 июля) недвусмысленно сговариваются (заговор!) насчёт дальнейшего обуздания революции, причём, боясь обличений со стороны большевиков, не приглашают их на это совещание.
А впереди проект “московского совещания”, где они собираются похоронить вконец кровью добытую свободу...
Всё это при участии меньшевиков и эсеров, трусливо сдающих позицию за позицией, унижённо бичующих себя и свои же организации, преступно попирающих завоевания революции...
Никогда ещё “представители” демократии не вели себя так недостойно, как теперь, в эти исторические дни”
Никогда ещё не доходили они до такого позорного падения, как теперь!
Можно ли удивляться после всего этого, что контрреволюция обнаглела, обливая грязью всё честное и революционное?
Можно ли удивляться после этого, что продажные наёмники и трусливые клеветники осмеливаются открыто “обвинять” вождей нашей партии в “измене”, разбойники пера из буржуазных газет нагло размазывают это “обвинение”, а так называемая прокурорская власть с открытым челом публикует так называемые материалы “по делу Ленина” и пр.?
Эти господа рассчитывают, очевидно, расстроить наши ряды, посеять между нами сомнения и растерянность, развить недоверие к нашим вождям.
Жалкие! Они не знают, что никогда ещё не были так дороги и близки рабочему классу имена наших вождей, как теперь, когда обнаглевшая буржуазная сволочь обливает их грязью!
Продажные! Они и не догадываются, что чем грубее клевещут буржуазные наймиты, тем сильнее любовь рабочих к вождям, тем безграничнее их доверие к ним, ибо они знают по опыту, что когда враги поносят вождей пролетариата, это — верный признак того, что вожди честно несут свою службу пролетариату.
Позорное клеймо бесчестных клеветников — вот вам наш подарок, гг. Алексинские и Бурцевы, Переверзевы и Добронравовы. Примите это клеймо от имени избравших нас 32 000 организованных рабочих Петрограда и носите его до гроба. Вы его заслужили.
А вы, гг. капиталисты и помещики, банкиры и спекулянты, попы и контрразведчики, все вы, кующие цепи народам, слишком рано торжествуете победу, слишком рано принялись вы хоронить Великую Русскую Революцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28