Дайте в счет моих денег. Мне тут сходить надо… Это рядом… Подождите, пивка вон в том барчике попейте. А?Змей и Писатель посмотрели на него и сказали:– Ладно.
Парфен вошел в один из так называемых престижных домов центра.Из домофона услышал знакомый голос Милы (так звали девушку – то есть Людмила, и, между прочим, именно таково было имя ушедшей от Парфена любовницы).Парфен назвал себя.– Разве вам была назначена встреча?– Нет, но я… – Парфен замолчал.– Хорошо. У меня случайно есть свободное время.А ведь другого не впустила бы! – подумал вдруг Парфен, и предчувствие счастья охватило его.– Я не одета, проходите! – удалялась Мила в домашнем халатике.Парфен топтался в уютнейшей изящнейшей прихожей. Немного портил ее листок, хоть и в незаметном месте пристроенный, между электросчетчиком и гардеробным шкафом, но очень уж казенного вида и содержания:
ПРЕЙСКУРАНТ № 1 1. Снятие с клиента сапог (ботинок) у порога ……………… 20$2. Выслушивание слов «курва», «корова», «морда заспанная», а также нецензурных выражений ………………………… 5$3. Щи горячие со сметаной и стопка водки …………………. 10$4. Выслушивание обид на жизнь …………………………………… 2$5. Рассказ по желанию клиента о своей жизни ……………… 2$6. Стриптиз под прихлопывание и притоптывание клиента ………………. 20$7. Изобразить баню и попарить клиента (со стоимостью веника) …………………… 20$8. Основная услуга:а) в виде «как по телевизору» ……………………………………. 150$б) в виде «как меня 20 лет назад Маня» …………………….. 150$в) в том виде, в каком моментально приспичит клиенту (без извр.) ……………………. 20$9. Туалетные принадлежности, напитки и проч. обговариваются отдельно10. Особые услуги обговариваются отдельно11. Членовредительство, хулиганские поступки, садомазохистские действия запрещаются
ПРЕЙСКУРАНТ № 2 1. Встреча со словами: «Явился, козел?!» ……………………… 2$2. Пихание кулаками умываться, а потом в кухню ……….. 2$3. Картошка жареная подгоревшая с бутылкой пива и словами «На больше не заработал»……………………………………. 5$4. Выслушивание упреков в свой адрес …………………………. 5$5. Осыпание клиента упреками, ругательствами и т.п. (по просьбе – с нанесением легких телесных повреждений) ……………………………………………………… 20$6. Основная услуга (с отказываниями, ссылками на болезни и недомогание, а потом согласие нехотя и выполнение без всяких чувств) ……………………………… 200$7. См. п.п. 9, 10, 11 Прейскуранта № 1
ПРЕЙСКУРАНТ № 3 …………………………………………. 300$
– Я еще в прошлый раз хотел спросить, – сказал Парфен.– О чем?– О прейскурантах.– Многие спрашивают, – слегка поморщилась Мила. – В сущности, если я расскажу, это будет особая услуга.– Я готов! – полез за деньгами Парфен.– Успеете. Что вас именно интересует?– Ну, например. Первые два прейскуранта у вас для так называемых простых людей?– Что ж, назовем их так.– Получается, их больше?– Нет. Просто тем, кто по третьему прейскуранту, не надо ничего объяснять.– Ясно… А почему выслушивать обиды и самой говорить о себе почти ничего не стоит, а сапоги снять – аж двадцать долларов?– Очень просто. Я слушаю обиды и думаю о своем, мне это очень легко. Рассказываю о себе – автоматически, тоже легко. Иногда, правда, бывает, разойдусь, так начну расписывать, целый театр, но это ж для меня самой удовольствие, грешно за это деньги брать. Снимать же ботинки так дорого потому, что я это ненавижу. Мужские носки – самый мерзкий предмет на свете.– Ясно. А почему, извините, «в том виде, в каком моментально приспичит», всего двадцатка?– Потому что это длится обычно несколько секунд. Я не беру лишние деньги за небольшую работу.– Ну, по второму все ясно… Хотя… Ведь оба они – это явное пародирование семейных отношений!– Конечно. Я очень скоро пришла к выводу, что многие клиенты вовсе не желают чего-то феерически нового. Некоторым надо убедиться, что не у них одних жена такая стерва – это я второй прейскурант имею в виду. Некоторым нужна опять-таки жена, но ласковая и добрая – это по первому. А некоторые, если не почувствуют себя в домашней обстановке, ничего не смогут! У них годами сложился стереотип. При этом, сами понимаете, возможны варианты, первый прейскурант вдруг перетекает во второй, второй в первый – и так далее. Но я люблю порядок, четкость.– Я ничего из первого и второго не припомню. Значит, вы меня по третьему принимали? Это – что?– Это то, чем мы сейчас с вами занимаемся. В вас какая-то озабоченность, вас тоже обуревает стремление к порядку, тоска о нем, вы спросили о прейскурантах не из праздного любопытства. Я это увидела и решила рассказать. И даже не без удовольствия. Так что вам это обойдется в два доллара. Ибо! – подняла изящный пальчик Мила. – Ничего нельзя делать бесплатно. Это закон коммерции, а я, хотите вы того или нет, занимаюсь коммерцией.– Да, конечно… Но все-таки, какая загадка в третьем прейскуранте? Почему там ничего не указано?– О, куда вы! Об этом я никому не рассказываю!– Я вас очень прошу.Мила подумала.– Странно, – сказала она, – но я чувствую, что рассказать о третьем прейскуранте для вас – это как раз начать его выполнять… Клиенты разные. Каждый хочет разного. Некоторые вообще не знают, чего хотят. В лоб спросить: «Чего изволите?» – уличная работа. Я беру дорого, потому что угадываю. За первые несколько минут я должна понять и характер человека, и его наклонности, и потаенные мечты – и так далее. И поразить потом его тем, что – выполнить невысказанные пожелания.– Просто и гениально.– Ничего гениального, любая женщина сумеет, если захочет. От меня мало кто хочет только, извините, акта. За этим идут к другим. Но и излишеств задушевного общения тоже не нужно. Ведь приходят иногда те, у кого кроме жены есть и любовница, а то и две. Но там везде ответственность. Связь же со мной – никакой ответственности. И полная тайна. С проституткой тоже нет ответственности, но там только тело. Я же – аманта (так я себя называю), я тело – с душой, я актриса – и хорошая. Абсолютное большинство проституток тоже умеет изобразить страсть, но умный мужчина всегда это знает и, если он уважает себя, не будет иметь дело с ними. Я же, понимаете, именно актриса. Для меня наслаждение заключается не в том, чтобы просто, грубо говоря, удовлетворить клиента, а сделать так, чтобы он поверил в мою страсть. Для этого один путь: самой довести себя до страсти. И очень редко у меня не получается. Обычно я даже люблю того, с кем. На время сеанса. Сложность одна: некоторые жениться предлагают или долгие отношения… Морока, – вздохнула Мила. – Приходится говорить, что я дала клятву никому не принадлежать до тридцати лет.– То есть… То есть вы в прошлый раз, когда мне казалось…– Да.– Потрясающе… А зачем вы мне это рассказали? Ведь актеру, актрисе нельзя на сцене вдруг перестать играть. Вот вы рассказали – и что же? сейчас начнете меня опять охмурять? Но я-то не поверю уже!– Не буду охмурять. Вы не за этим пришли.– Да.– Жениться на мне хотите?– Да. Или…– Нет. Поэтому я вам и рассказала. Вы из тех клиентов, с которыми я расстаюсь навсегда. Вы даже здесь умудрились найти ответственность.Парфен огляделся. Все вокруг, чудившееся до этого очаровательным и лишь для него созданным, показалось таким же производственно-общим, как, например, кабинет стоматолога. Да, у стоматолога хорошее настроение, тебе показалось, что ты ему лично симпатичен, на самом же деле ты для него: челюсть – тысячная, десятитысячная, очередная челюсть!– Минутку! – воскликнул Парфен. – Но ведь не для одного удовольствия вы работаете! Из-за денег, Мила?– В первую очередь из-за них. И меня не Милой зовут.– Но я не просил же, чтобы вы себя так назвали! Вы сами!– Я угадала, что вам нужно это имя.– Тогда так, – сказал Парфен, чувствуя себя оскорбленным. – Я плачу втрое больше, раздевайся.– Ого! Вот этого я – не люблю.– Тысячу наличными! – швырнул деньги Парфен.– Хоть десять!– А если и вправду десять?– Проваливай, дядя. Вон на улицах стоят, на любой вкус.Парфен был унижен. Он не привык к этому. И тут Парфен вспомнил, что он представитель власти, в конце концов! У него связи, в конце концов!– Вот что, милочка! – сказал он, развалившись в кресле и положив ногу на ногу, – если ты сейчас не обслужишь меня по любому прейскуранту за обычную цену, завтра же это гнездышко твое прикроют. Ты ведь не знаешь, кто я…– И знать не хочу! – прервала Мила. – Он угрожает тут! Завтра? Ты до завтра не доживешь, через полгода твой труп выловят у Астрахани, понял? Ты от моего дома на двадцать шагов отойти не успеешь! Понял, падла, е. т. м., к. б., с. м. в.?– Ну вот что!.. – грозно поднялся Парфен.Резким движением Мила ударила его кулаком под дых – с недюжинной, надо сказать, силой. А потом носками острых туфель (очень больно!) гнала его к двери, ударяя по ногам, по ребрам, по голове (гибка, стерва!), распахнула дверь и последним ударом сбросила его на лестницу, по которой Парфен и покатился, а Мила в довершение всего харкнула вслед ему, с треском захлопнув дверь.…Парфен привел себя в порядок, ощупал: все цело.Ладно! – мысленно сказал он веско, будто не Миле, а всему поганому и опоганившему его, Парфена, человечеству.И я-то знаю, что означало это отчаянное и зловещее «ладно» и во что оно вылилось, читателей же покорнейше прошу потерпеть. Глава двадцать пятаяИскушения во власти. Провал театрализации. Полныйпровал. И вообще опять тю-тю – Искушал кого-нибудь? – спросил Писатель Парфена.– Хренотень это все! – ответил Парфен. – Искушения эти… Впрочем, напоследок хотел бы я на реакцию некоторых посмотреть!– Почему напоследок? – спросил Змей.Парфен не ответил, а прямиком повел друзей к большому административному зданию. Парфена внутрь согласились пустить беспрепятственно, на Писателя выписали пропуск по паспорту, который он всегда носил с собой на всякий случай, а вот у Змея паспорта не было ни с собой, ни вовсе. Он его потерял где-то лет пять назад и с тех пор не нуждался в нем. Решили, что он посидит в вестибюле под охранительной сенью милиционера-привратника, а они быстренько обернутся.Зайдя в одну из комнат, Парфен свойски сел к компьютеру и настучал короткий текст и распечатал несколько бумажек. В другой комнате у секретарши взял с прибаутками гербовую печать и тиснул на бумажках.А потом зашел с Писателем в один из кабинетов.Там деловито сидел лысоватый человек в очках, одной рукой что-то писал, а другой говорил по телефону. Он разрешающе кивнул, и они вошли.Кончив говорить, но продолжая писать, лысоватый вопросительно посмотрел на Парфена. Парфен молча положил перед ним расписку и две тысячи. И приготовился объяснять. Но не пришлось. Лысоватый, шевеля губами, прочел: «Я… согласен продать душу черту… тысячи долларов… Печать, подпись…» И опять занял делом обе руки: одной подписывал бумажку, другой теребил доллары, считая. Бумажку вручил Парфену, доллары прикрыл папкой.– У тебя все? – спросил Парфена.– Вообще-то…Зазвонил телефон, лысоватый начал говорить.Писатель и Парфен постояли и вышли.– Да… – сказал в коридоре Писатель.– Да… – сказал Парфен. – Вот тебе и театрализация злодейства. Вот тебе и артефакт, как говорит твой Гений. Ладно, еще в один кабинетик сунемся.Человек в другом кабинетике, похожий на самого Парфена, но чуть потолще, обрадовался ему как родному:– Парфеныч навестил! Проходи, дорогой! Где был с утра?И Писателю вежливо кивнул, глянув потом на Парфена: следует ли знакомиться? Нет нужды, ответил взглядом Парфен.Двойник Парфена, видимо, до этого бездельничал, потому что гостям был рад искренне. Чаю налил, пепельницу подставил, анекдот рассказал.– Тут такая история, – приступил Парфен. – Выдвигаем нового кандидата.– Кого и куда?– Это я тебе потом. Но странное условие, понимаешь. Надо черту душу продать.– Чего?Парфен положил перед двойником бумажку.Тот прочел, вспотел и потянулся к телефону.– Не звони. Приказано с каждым беседовать отдельно. Вот человек из Москвы уполномочен.– Но условие действительно странное. Парфеныч, объясни, свои же люди! И деньги живые?– Вот, – выложил Парфен.Двойник пересчитал и вспотел еще больше.– И с каждым отдельно?– Отдельно. Все знают, что другие знают, но никто не знает, кто именно знает. Умные молчат и не задают вопросов.Двойник совсем взмок. Он встал и начал расхаживать по кабинету. Принял решение. Сел за стол. Сказал строго:– А вы знаете, что это такое? Ты, Парфеныч, знаешь, что меня мама крестила и я – вот! (рванул из-под галстука, из-под рубашки) – крестик не снимаю?! Ты знаешь, что я пощусь, в церковь хожу, что я Богу своему истинному… – тут голос двойника истерически сорвался.– В общем, – успокоился он, – две тысячи – это смешно. Небось другим по десять отламывают.– Всем по две, честное слово. Ну, тысячу могут еще накинуть.– Но не мне, значит?– Могу и тебе, – Парфен доложил оставшуюся последнюю (не считая, естественно, тех тридцати, что у Змея) тысячу.Двойник пересчитал, поставил подпись.– Что же это за времена! – горько сказал он. – Неужели других методов нету к прогрессу?– Нету.– Скурвишься с вами!– Расписочку-то отдай, Димыч.– Какую?– Расписку! Димыч, не шути!– А я разве не отдавал? – изумился двойник Димыч.– Он ее потихоньку на пол сбросил, – с мальчишеским ехидством сказал Писатель, приметивший это сразу, но сберегавший увиденное до времени.– Случайно, ей-богу! – перекрестился в запале правдивости Димыч.Парфен поднял расписку, положил ее в карман, сказал:– Прощай, иуда! Мало тебе людей продавать, ты теперь и душу свою бессмертную продал!– Но-но-но! При чем тут душа, когда высокая политика! Душа моя в целости!– Это как? – оторопел Парфен. Удивился и Писатель.– А так! Бумажка она и есть бумажка. А душа моя – при мне!– Нет, но ты же собственноручно: продаю душу черту – и подпись!– Подпись моя, а насчет продажи – отпечатано компьютером! Мало ли, может, меня пытали! Обманом подпись добыли! Бог, он правду всегда узнает! И оступившегося простит, а искусителей накажет!С этими словами Димыч достал демонстрировавшийся уже крестик и со смертной силой веры поцеловал его, а на людишек, стоявших перед ним, посмотрел черными глазами несмирившегося пророка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22