Сотрудник международной полиции Чили Уго Вильягос рассказывал, что Шнейдер-Шеффнер - беглый руководитель "Дигнидад", разыскиваемый Интерполом через чилийскую полицию и полиции сопредельных стран, воспользовался таинственным, но могучим пособничеством при своем бегстве. Контрабандисты переправили его в Аргентину. "Дигнидад" находится всего в 80 километрах от границы.
В Буэнос-Айресе, на пересечении улиц Монро и Крамера, есть бар "Бодензее". Там собираются уцелевшие члены экипажа линкора "Граф фон Шпее". Говорят, что именно они встретили Бормана в Латинской Америке.
Каждую первую субботу месяца бывший капитан-лейтенант Фридрих Розенак руководит традиционным собранием. Моряки в нацистской форме, при всех орденах поют "Хоре Вессель". Здесь же собираются полицейские, эсэсовцы, работники секретной полиции, валлонцы, бендеровцы, гестаповцы, венгерские и эстонские фашисты, власовцы.
Некоторые из этих людей являются членами "ХИАГ" - "организация взаимопомощи эсэсовцев". Ни одна из национал-социалистских организаций не доходила до такой степени фанатизма, как "ХИАГ". Организация требует реабилитации всех своих членов и предоставления эсэсовцам пенсии, предусмотренной для солдат вермахта.
(Руководителем "ХИАГ" был Курт Мейер, приговоренный канадским военным трибуналом к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением, в 1954 году он был освобожден и встречен аденауэровцами как национальный герой.)
Впрочем, в последнее время в организации наметился раскол, вызванный определенными социальными причинами.
Сейчас на свободе находятся четыре группы гитлеровцев. В первую входят бывшие руководители армии, партии и полиции. Многие из них, эмигрировав в Латинскую Америку, стали промышленниками и банкирами. У них есть деньги поэтому они недосягаемы и свободны.
Вторая группа нацистов - официальные лица более низкого уровня: бывшие офицеры, судьи, прокуроры, партийные пропагандисты. Они также хорошо устроены, так как стали "некоей организацией обслуживания" самых сильных нацистов.
К третьей группе относятся те гитлеровцы, которые скрываются до сих пор. Они находят себе работу с помощью членов второй группы: они имеют хорошо оплачиваемую службу на промышленных предприятиях, принадлежащих немцам.
Четвертая группа состоит из тех, кого преследует полиция всего мира (кроме режимов открыто пронацистских). Эти люди стремятся получить помощь от членов третьей группы. К представителям первой и второй групп они за помощью обращаться не могут, так как те недосягаемы: их "защищают" секретари и помощники. Главное бремя по оказанию помощи "несчастным" несет третья группа.
Завязывается любопытный узел противоречий. Члены третьей группы нацистов рассматривают систему взаимоотношений с первой и четвертой группами, как шантаж. Первая группа отказывается помогать четвертой группе. Вся система начинает трещать. Представители четвертой (а иногда и третьей) группы палачи, но не в генеральских погонах, а лейтенанты, унтер-офицеры, известные своими расстрелами, насилиями и издевательствами над заключенными в концлагерях. Дошедшие сейчас до полной нищеты, они предают за деньги члена какой-нибудь другой нацистской группы, - как правило, третьей или четвертой, потому что эти группы более уязвимы.
Так получилось со Штанглем, начальником концлагеря в Треблинке. Он прибыл в Бразилию в 1948 году, сбежав из австрийской тюрьмы. В течение семнадцати лет он проживал на окраине Сан-Пауло со своей женой и детьми, работал мастером по технике безопасности на заводе фирмы "Фольксваген", а жена и дочь трудились на заводе фирмы "Даймлер - Бенц".
Несколько дней шло разбирательство "дела Штангля" в бразильской полиции выдавать или не выдавать преступника австрийским властям. Согласно бразильским законам, его не имеют права выдать, если ему угрожает смертный приговор. По бразильской конституции человек не может быть депортирован, если у него жена бразилийка или у него на иждивении бразильцы. У Штангля нет детей-бразильцев, жена его австриячка. Но у его дочери был ребенок от бразильца и он был на иждивении у Штангля. Газета "Глобо" сообщала тогда, что полицейские Сан-Пауло заявили, будто этого достаточно, чтобы спасти Штангля от выдачи.
Однако в списке главных военных преступников, избежавших наказания, имя Штангля стояло на третьем месте - после Бормана и Менгеле, и бразильские власти под давлением мировой общественности были вынуждены выдать Штангля.
Жил себе мирно в Сан-Пауло мастер по технике безопасности; ходил по улицам, встречался в пивной с друзьями; водил жену на воскресные прогулки по этому сказочно красивому городу. А кто же такой этот "мастер" - зверь, который семнадцать лет дышал бразильским воздухом? За что он был награжден крестом за военные заслуги первой степени и удостоен звания хаупштурмфюрера СС? За что Гитлер пожимал ему, руку?
За то, что Штангль первым среди нацистов научился уничтожать в газовых камерах Треблинки за полтора часа две тысячи человек! В Бразилии он занимался техникой безопасности. Что он делал в Треблинке? Он говорил потом на суде:
- От меня ничего не зависело, я - маленький человек. Я все делал по команде правительства: солдат лишь исполняет приказ...
А что было "делом правительства", которому служил Штангль? "Треблинка это перевалочный пункт" - так говорили несчастным, которых привозили сюда со всей Европы. На окнах железнодорожной станции висели веселые ситцевые занавесочки. Было много цветов в аккуратных горшочках. Красивые газоны. Всюду были развешаны таблички: "Медицинская помощь", "Касса", "Начальник станции". Висели объявления: "Варшавские евреи, вы прибыли на диспетчерский пункт, из которого вас направят в трудовые лагеря. Багаж и одежду во избежание эпидемий необходимо сдать на дезинфекцию; золото, драгоценности надлежит оставить в кассе под расписку. Они будут возвращены вам потом по квитанции. Все прибывшие перед дальнейшей транспортировкой должны вымыться в бане".
Людей проводили в баню - это была газовая камера. Двадцать минут, корчась в судорогах, люди умирали... Семьсот тысяч жертв...
- Я только выполнял свой долг, - говорил Штангль.
Он выполнял свой долг! У англичан есть прекрасная пословица: "Самое главное понять - в чем состоит твой долг. Выполнить его легче легкого".
Легче легкого выполнить свой долг, защищая родину на полях сражений против нацистов. Легче легкого выполнить свой долг, поднимая в небо первый самолет, испытывая его и зная, что это испытание может быть последним в твоей жизни.
Он знал, в чем состоял его долг: убивать быстрее, экономичнее и надежнее. И он выполнял его.
Человек по фамилии Штангль, один из многих, нашел себе приют в Латинской Америке. Семнадцать долгих лет он жил спокойно, и совесть не мучила его, и он был весел, уравновешен, добр к детям, старикам - чудовище по фамилии Штангль...
Курасао полно ракушек - ракушки, ракушки, кругом одни ракушки - белые на красном фоне. Это реклама могущественнейшей нефтяной компании "Шелл". Красная земля, как в Испании; земля, словно набухшая ожиданием; трехметровые громады серых кактусов; зеленое море; сотни тысяч туристов; узенький залив Санта-Анна, который делит красивейшую столицу Курасао - Виллемстад на два совершенно разных района: на Отрабанду и Пунду; раздвижной понтонный мост "Королевы Эммы"; гигантские корабли, которые через каждые два часа заставляют разъезжаться "Королеву Эмму" - щелкают фотокамеры туристов, оставшихся по разные стороны канала. У входа в залив бурые крепостные стены, игрушечные чугунные пушки. Раньше они охраняли остров от набегов завоевателей. Сейчас они служат объектом для фотографирования туристам, которые поселились в гигантском "Курасао-Интерконтиненталь-отеле".
Я заметил по часам строгую четкость графика, по которому проходят через канал танкеры - из Венесуэлы и Колумбии. Огромные заводы в Виллемстаде перерабатывают сырую нефть на дизельное топливо, масло и бензин. Весь остров это гигантский молох нефти. Приходит сырая нефть, уходит жидкое золото.
Я долго не мог понять, отчего этот маленький, красивый островок называется так странно: что-то японское или китайское есть в его названии. Потом мне сказали, что по-испански "кура" значит "лечить". Считается, что испанские моряки лечили здесь цингу.
...Поселился я в "Авила-бич-отеле", на самом берегу моря. Включил кондиционер, принял холодную ванну. День умирал, солнце было раскаленным, оно словно бы подпрыгивало, соприкасаясь с зеленой толщей теплой воды. Спустился вниз. Путь на маленький, закрытый каменным молом пляж, принадлежащий отелю, проходит через бар. Здесь соседствуют купальные трусы и смокинги: наступает вечер, время "evening party". (Как же демократично устроили "индустрию отдыха" наши болгарские братья! Никакого буржуазного "выпендрежа", - во всем разум и доброта. Поклон тебе, сказочная, красивая Албена, привет, веселый "Солнчев Бряг", до встречи, вечно новый, древний и прекрасный Созополь!)
Вошел в тридцатиградусное море, проплыл метров тридцать, выбрался на понтончик, который стоит посреди лагуны, лег на спину и долго смотрел, как в небе, с каждой секундой обретавшем таинственные цвета ночи, становясь сначала густо-зеленым, потом бледно-розовым, акварельно-синим, черно-голубым, зажигались звезды, и они были совсем не такие, как у нас, и свет их набирал силу постепенно, и в этом была высокая непознанность мироздания.
(Я лежал и думал, что наше племя суть слепок с одного человека: оно так же противоречиво во всем, как каждый из нас. Только-только гений человека рождает самолет, как следом такой же гений, только в другой стране, создает зенитную пушку. Один всю жизнь добивается увеличения скоростных мощностей, а другой, такой же талантливый, изобретает тормоза, гасящие любую скорость. Корабль мина. Рентген, распознающий болезнь, - атомная бомба. Эйнштейн - Хиросима. Даже литература породила "любимый антипод" - критику. Создавая искусственные противоречия, человек снова начинает искать гармонию, а если гармонию не находит, начинает драку. А победив, снова ищет гармонию. Все раскалывается на добро и зло, корабль и мину, самолет и зенитную пушку.)
Курасао не только самый дешевый торговый центр для туристов, некий "американский Сингапур". На этом острове впервые в мире родился лозунг: "Патриа э муэрте" - "Родина или смерть". (Впрочем, самым первым лозунгом здесь было "Либерта э муэрте" - "Свобода или смерть", - но это ведь одно и то же.) В августе 1795 года, видимо не без влияния идей Французской революции, на плантациях ван Утрехта взбунтовались рабы. Утрехт начал бить рабов плетьми, но рабы бросились на него с кулаками и победили. Утрехт убежал в город. Рабы шли огромной черной лавиной - дети африканских негров. Горели аккуратные голландские домики, в городе началась паника.
Прадо в свое время писал о перуанцах, что "рабы ни во что не верят, ни на что не надеются, спят, как сурки, но можно разбудить в них тигра".
Жестокость колонизаторов разбудила в рабах тигров. Один из вождей рабов Курасао Бастиан Карпату отличался особенной храбростью. Ему была уготована участь Христа: победившие колонизаторы распяли его на кресте.
- Следуйте за мной и не оборачивайтесь. Если спросят, куда идете, отвечайте, что заблудились.
С этого началась моя встреча с местными "Черными братьями". Разговор был долгим и сложным. Трое моих собеседников - яростные поклонники негритюда: политической доктрины, рожденной негритянской мелкобуржуазной интеллигенцией как протест против белого расизма. В подоплеке негритюда - иррационализм и мистицизм: "негр - это эмоция", а белый - "жестокая машина, порождение черствой тяги ко всеобщему технократизму", "негр полон ритма, эмоции, воображения, в то время как белый - прагматик во всем и вся".
- Мы никогда не будем едины, потому что наша идеологическая субстанция противоположна вашей, - утверждали мои собеседники.
- Доказательства?
- Это недоказуемо. Мы - ваш негатив, мы - тени белых. А черное никогда не станет белым. Вы просиживаете дни и ночи в лабораториях, стараясь проникнуть в тайны мироздания и подчинить их себе, вы упиваетесь чудовищным ритмом промышленных комплексов, а мы, наоборот, уходим в природу; мы считаем, что промышленность противна духу черного человека...
- Значит, совместная работа свободного черного и свободного белого невозможна?
- Практически - нет. Мы несоединимы, и будущее не в классовых битвах, а в столкновениях черной и белой рас.
(Как это ни парадоксально, негритюд многое взял у европейских реакционных философов, выступавших против капитализма лишь с индивидуалистических позиций. Бергсон и Новалис - предтечи негритюда. Они - антиподы Маркса и Энгельса; метафизика - их бог.)
- Мы не можем быть марксистами, - сказал один из собеседников, в белой майке и джинсах, картинно красивый и открыто гордящийся своей красотой, - ибо Маркс интересовался лишь обществом, а нас интересует только человек, и причем не всякий человек, а лишь черный.
Национализм приобретает порой поразительные черты - он делается слепым и неумным. Но всегда любая проповедь исключительности рано или поздно оборачивается против доктрины, которая решается на такого рода проповедь.
- Как вы относитесь к Анджеле Девис? - спросил я, вылезая из машины. - Она ведь выступает за общность товарищей по классу, и ей неважно, какого ты цвета...
- Что ж вы от нее хотите?! Она коммунистка, а не негритянка. Опыт ее борьбы мы используем в своих целях, однако стратегически нам с ней не по пути.
Беседовал с Зигфридом Ригандом, одним из лидеров оппозиции (здесь есть свой парламент; Курасао уже не колония Голландии, а член "Содружества"). Он руководит департаментом культуры и образования. Его кабинет заставлен скульптурами и музыкальными инструментами. Большой, сильный мулат, он осторожно притрагивается к "маримуле" и "бенто" - странным, вроде лука, музыкальным инструментам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25