Маркиз уважал британцев как выдающихся торговцев, но ведь купцы не ровня воинам, сражающимся на суше и на море, — мореплавателям, несущим по миру цивилизацию. Он был уверен в том, что миссия, возложенная на его соотечественников самим богом, лежит на них и поныне. Явное унижение португальцев заключалось для него в том, что потомки да Гамы, да Куньи, Магеллана и Альбукерке [Генрих Мореплаватель (1394-1460) — португальский принц, сын короля Жуана I. Прозвище получил за активное содействие португальским мореплавателям, начавшим освоение Атлантического побережья Африки] — людей, чьи имена разбросаны в виде географических названий по всему миру, — отодвигались на второй план офицерами союзников, которые приходили, чтобы обучать португальские легионы по-своему и потом командовать ими. И этого Минаш никак не мог стерпеть.
Вот почему он стал мятежником, выйдя из правительства, пассивность которого не мог перенести. Некоторое время бунт маркиза оставался тихим, пока принципал Соза не подогрел его огнем своей собственной ярости и не сделал главным орудием в своих интригах. Теперь он сидел и внимательно слушал тихую и быструю речь сеньора в мундире майора.
— Конечно, слухи о применяемой тактике опустошения достигли князя, — говорил он. — Но его светлость склонен недооценивать их и не способен увидеть, как видим все мы, к каким серьезным результатам должна привести эта система мер. Он не отрицает таланта лорда Веллингтона как главнокомандующего, но считает, что подобные операции — полная бессмыслица. Однако если эти операции уже действительно проводятся, как же они могут быть бессмыслицей?
— Одну минутку, граф, — властно остановил майор Самовала, открывшего было рот. — Нам достоверно известно от одного из агентов императора в Лондоне, что эта война непопулярна в Англии: мы знаем, что общественное мнение там подготавливается к британскому отступлению, к оставлению британской армией Португалии, что неизбежно и случится, когда князь решит нанести удар. Здесь, на Тежу, стоит британский флот, готовый принять войска. — Он понизил тон голоса и заговорил медленно и многозначительно: — Ожидается, что их погрузка начнется не позднее сентября, в разгар наступления, как раз когда французские войска будут стоять под стенами Лиссабона. Я допускаю, что благодаря этой стратегии разорения — если она в самом деле имеет место — в придачу к упорной борьбе за каждый фут территории французское наступление может быть задержано. Но подобный ход событий будет стоить Британии немалых жертв и расходов.
— Еще дороже это обойдется Португалии, — проворчал маркиз Минаш.
— Вы абсолютно правы, маркиз, еще дороже это обойдется Португалии. Позвольте мне нарисовать вам другой вариант картины грядущего. Это французская администрация, разумная и заботливая, вдохновляемая исключительно идеями прогресса и проводящая в жизнь мудрые и полезные законы, составляемые в интересах благоденствия и процветания покоренных народов, которая знает, как сделаться популярной везде, где она устанавливается. Это португальцам уже известно, по крайней мере, части из них. Такой была администрация Сульта в Порту, вполне удовлетворявшая народ. Образовалась даже весьма многочисленная партия, которая хотела получить согласие императора, чтобы вручить ему корону и перейти под его владычество. Такой же была и администрация Жюно в Лиссабоне. И я вас спрашиваю: когда Лиссабон управлялся лучше?
Сама политика британской администрации, а не что-нибудь иное восстанавливает против нее народ, если принять во внимание страшное недовольство, которое явится следствием этой политики превращения страны в пустыню и доведения до нищеты огромного количества людей всех сословий, когда они лишатся своих домов и земель после того, как их заставят своими руками разрушить то, что они создавали долгие годы. Вряд ли существует какая-нибудь другая политика, которая может лучше служить интересам Франции. Население отсюда до Бейры, должно быть, готово с распростертыми объятиями встретить французов как освободителей от столь дорогостоящей и мучительной британской «защиты».
— Видите ли вы, месье, какие-нибудь изъяны в моих доводах?
Оба его собеседника покачали головами.
— Bien! [Хорошо! (фр.)] — сказал майор португальских егерей. — Теперь нам предстоит выбрать одно из двух возможных заключений: либо эти слухи о стратегии разорения, достигшие князя Эсслингенского, абсолютно ложны, как полагает он, либо...
— На мою беду, это правда, как я вам уже говорил, — прерывая его, с горечью воскликнул Самовал.
— ...Либо, — подняв руку, чтобы сдержать графа, продолжал майор, — есть еще что-то, что нам не известно — тайна, выяснение которой прольет свет на все остальное. Поскольку вы уверяете меня, граф, что лорд Веллингтон действительно решил действовать подобным образом, как сообщают месье маршалу, нам остается только узнать секрет, который за этим скрывается. К каким выводам вы пришли? Вы, граф, имеете исключительные возможности для сбора сведений, как я понимаю.
— Боюсь, что мои возможности не столь исключительны, как вы предполагаете, — ответил Самовал, покачав своей темноволосой лоснящейся головой. — Одно время я возлагал большие надежды на леди О'Мой. Но леди О'Мой, как ни прискорбно это признавать, глупа и не пользуется доверием своего мужа в деловых вопросах. Я знаю все, что знает она, — к сожалению, это не так много. К одному выводу, однако, я все же пришел: Веллингтон приготовил в Португалии для армии Массена западню.
— Западню? Хм! — Майор изобразил на лице презрительную улыбку. — Не бывает ловушек с двумя выходами, мой друг. Массена вступит в Португалию через Альмейду [Альмейда — город-крепость вблизи испано-португальской границы, осада ее войсками Массена длилась с 24 июля по 27 августа 1810 г.] и, дойдя до Лиссабона, выйдет к морю. Естественно, его маршу будут препятствовать, всячески мешать, это понятно, но где тут может быть западня? Ваше предположение подразумевает существование непроходимой преграды, которая задержит французов, когда они будут находиться в глубине страны, и превосходящих сил, которые отрежут им отступление, когда они достигнут этой преграды. Превосходящих сил не существует и создано быть не может; что же касается преграды — никто не в состоянии воздвигнуть такое препятствие, которое французы не смогли бы преодолеть.
— Пожалуй, я бы не был так уверен в этом, — возразил Самовал. — А кроме того, вы кое-что упускаете.
Майор недовольно посмотрел на него. Он считал себя, питомца великого императора, человеком, разбирающимся в стратегии и тактике, игроком, слишком сведущим в игре, чтобы проглядеть возможные ходы соперника.
— Неужели! — сказал он с чуть заметной усмешкой. — Например, граф?
— Превосходящие силы существуют, — ответил Самовал.
— И где же они? Откуда им взяться? Если вы имеете в виду соединенные британские и португальские войска, то вам следует помнить, что они будут отступать перед князем и не смогут оказаться сразу перед ним и позади него.
Самоуверенность этого человека раздражала Самовала.
— Вам нужна информация, сударь, или вы сами решили ею с нами поделиться? — несколько резко спросил он.
— О, прошу прощения, граф. Конечно, я вас слушаю. Я просто привел кое-какие аргументы, чтобы предупредить возможные ошибочные выводы.
— Существует другая сила, — сказал Самовал, оставив без внимания его слова, — помимо британских и португальских войск, которую вы не учли в ваших расчетах.
— Какая же именно? — Майор был настроен все еще скептически.
— Вам нужно вспомнить о том, о чем, очевидно, всегда помнит Веллингтон: снабжение французской армии целиком и полностью зависит от страны, в которой она находится. Именно поэтому Веллингтон и очищает земли по ходу будущего движения французской армии, делая их такими же пустыми, как этот карточный стол. Если мы мысленно допустим существование преграды — непроходимой линии фортификаций, которая встретится на расстоянии многих переходов от границы, — то можно также предположить, что голод явится силой, отрезающей французам путь к отступлению.
Его собеседник заморгал. На какое-то мгновение выражение самоуверенности сошло с его лица, и Самовал, в свою очередь, улыбнулся. Но майор быстро оправился. Он медленно покачал головой.
— У вас нет оснований предполагать существование такой преграды. Эта гипотеза построена на песке. Нет никакой непроходимой для французов линии фортификаций.
— Простите меня, майор, но у вас нет оснований для подобных утверждений. Вы опять кое о чем забываете. Я согласен, что с чисто технической точки зрения то, что вы говорите, — справедливо. Невозможно построить укрепления, которые было бы нельзя разрушить, применив соответствующие средства. Но будет ли иметь эти средства Массена, не зная, что его ожидает?
Теперь давайте примем в качестве установленного факта следующее: укрепления возводятся в районе Торриж-Ведраш, и Веллингтон хранит это в строжайшем секрете, так что даже британцы — ни здесь, ни в Англии — не имеют о них представления. Вот почему кабинет министров в Лондоне считает отплытие войск в сентябре делом решенным.
Веллингтон не счел нужным посвящать правительство в свои планы. Такой уж он человек. Эти укрепления возводятся с конца октября — уже целых восемь месяцев. До того как французская армия их достигнет, пройдет еще два или три месяца. Я не говорю, что французы не смогут их преодолеть — дайте время. Но сколько его уйдет на разрушение того, что сооружалось почти целый год? Если они окажутся не в состоянии добывать продовольствие в покинутой и опустошенной местности, как долго они смогут там оставаться? Для них это будет вопросом жизни и смерти. После того как они зайдут так далеко, им придется взять Лиссабон или погибнуть, и если укрепления задержат их хотя бы на месяц, то при условии, что все остальные приготовления лорда Веллингтона будут своевременно и должным образом выполнены, им останется только погибнуть.
Так что вам, майор, нужно теперь только оценить, смогут ли французы при всей их силе духа, энергии и доблести, но полностью измотанные, разрушить за несколько недель то, что сооружалось в течение года.
Майор был ошеломлен.
Минаш сухо прокашлялся в ладонь и, поправив свой монокль, прокаркал:
— Похоже, вы всего этого не учитывали!
— Но, мой дорогой маркиз! Разве не об этом я говорил в самом начале? Вы сделали вид, что владеете не совсем точной информацией, месье ди Самовал, тогда как...
— Так и есть, мой дорогой майор, это совершенно справедливо. Просто мне казалось неуместным сообщать то, что в конечном итоге является всего лишь результатом логического хода моей мысли, столь сведущему в военной стратегии человеку, как вы.
— Поздравляю вас, граф, — сказал майор после недолгого молчания, — маршал, безусловно, примет к сведению ваши доводы. Скажите мне, — попросил он, — вы говорите, что эти фортификации возводятся в районе Торриж-Ведраш, а не могли бы вы назвать это место точнее?
— Думаю, что могу. Но опять вас предупреждаю, что скажу только то, что предполагаю. Мне кажется, укрепления начинаются у моря — где-то в устье Зизандри — и тянутся полукругом до Тежу, южнее Сантарена [Сантарен — город в долине Тежу, в 65 км севернее Лиссабона] . Я знаю, что дальше Сантарена на север они не заходят, поскольку там дороги открыты, тогда как все дороги к югу — где, как я полагаю, находятся укрепления — закрыты и бдительно охраняются.
— Почему вы предполагаете, что они составляют полукруг?
— Потому, что так расположены холмы, по которым они, вероятно, и тянутся.
— Да, это очень вероятно, — задумчиво произнес майор, — и их протяженность, получается, миль тридцать-сорок.
— Совершенно верно.
Лицо майора разгладилось, он даже улыбнулся.
— Вы согласитесь, граф, что линия фортификаций такой протяженности не может быть одинаково неприступной по всей длине? Что она неизбежно должна иметь множество слабых, уязвимых мест?
— Безусловно.
— И должен существовать план этих линий.
— Опять-таки, безусловно. Сэр Теренс О'Мой имеет у себя карты-планы, на которых укрепления изображены весьма подробно. Полковник Флетчер, который занят их сооружением, держит постоянную связь с генералом. Он инженер и — как я отчасти догадываюсь, отчасти понял из случайно услышанных фраз — назначен лордом Веллингтоном именно для руководства работами.
— Что ж, тогда крайне необходимыми представляются две вещи, — быстро сказал майор, — Во-первых, опустошение страны должно быть замедлено, этому процессу следует всячески мешать.
— В этом, — проскрипел Минаш, — вы можете положиться на меня и остальных друзей Созы, дворян с севера, которые не собираются становиться жертвами не расположенных к решительным сражениям британцев.
— Во-вторых — и это более трудно — нам нужно во что бы то ни стало получить план фортификаций. — Он посмотрел на Самовала.
Граф медленно опустил подбородок, как бы кивая в знак согласия, но на его лице читалось колебание.
— Я вполне понимаю необходимость этого. И всегда понимал, но...
— Для человека столь умного и изобретательного, как вы, это по силам, — заявил майор.
Он немного помолчал.
— Если я вас правильно понял, месье ди Самовал, ваше состояние ощутимо пострадало, из-за проводимых Веллингтоном мероприятий вы почти разорены. Вам предоставляется возможность быстрого возмещения вашего ущерба. Император, который является самым щедрым властителем в мире, наблюдая, как тянется эта кампания на полуострове, уже потерял всякое терпение. Он говорит о ней как о язве, как о бездонной бочке, в которую уходят средства империи. Человек, сумеющий помочь ему в обнаружении слабого места этой обороны, ахиллесовой пяты британцев, будет вознагражден сверх всяких ожиданий. Достаньте планы, и тогда...
Неожиданно он замолчал. Дверь приоткрылась, и в обращенном к нему венецианском зеркале майор увидел алый британский мундир со стоячим, украшенным золотым позументом воротником, который венчало хорошо знакомое ему, бронзовое от загара лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33