Так что Снизи сообразил, как пристроить адаптер, а Гарольд пробормотал, что есть детали в ящиках с хламом в доме, и с помощью машины они все-таки подключили капсулы, тщательно обходя два страшных тела на полу.
И вот все эти миллисекунды я наблюдал, как делают то, что даст мне возможность совершить поступок, которого я ужасно боялся и хотел больше всего в мире.
Стать лицом к лицу – пусть метафорически, потому что у меня лица нет, и я думаю, у Врага его никогда не было, – с существом, которое нарушило спокойствие и так не очень спокойной вселенной.
Но вот Онико тоже присоединила терминал своей капсулы, и вот они здесь.

Не могу вам сказать, на что похож Враг. Как описать в терминах физических свойств то, что этих свойств не имеет?
Не могу вам сказать, как велики размеры Врага, какого он цвета или формы: у него ничего подобного нет. Если отдельные существа чем-то отличаются друг от друга, я этого не заметил. Я даже не был уверен, что существ двое. Больше, чем одно, это да. Вероятно, меньше, чем много. Я предполагаю, что их было двое, потому что в то время (очень большое время по стандартам моим и их), пока Онико подключала свою капсулу вслед за Снизи, мне казалось, что только одно существо находится в гигабитном пространстве вместе со мною, а потом стало казаться, что не одно.
Я пытался говорить с ними.
Это было нелегко. Я не знал, с чего начать.
Вначале задал вопрос:
– Кто вы?
Конечно, я не так сказал, потому что не выражал мысль в словах. Больше похоже на обширное беззвучное «Хмммм?»
Ответа не было.
Я попытался снова, на этот раз в картинках. Припомнил изображение кугельблитца, десяток пятен цвета дерьма, которые непрерывно толкутся в межгалактическом пространстве.
Никакой реакции.
Я изобразил Колесо и поместил в одну рамку с кугельблитцем. Потом стер изображение и показал Снизи и Онико с их капсулами.
Потом попробовал еще одно «Хмммм?»
Никакого ответа. Ничего. Просто сознание того, что кто-то разделяет со мной гигабитное пространство.
Нет! Ответ пришел! Потому что я показывал капсулы непрозрачными тусклыми металлическими предметами с заостренными вершинами; и вот на моей картине они засветились. Они излучали.
Хотя мое внимание полностью привлекал двойник, все же другой я находился в полусекунде от него на «Истинной любви» вместе с Эсси, Альбертом и генералом Кассатой. Я чувствовал, что они волнуются, слышал их вопросы и комментарии; но «реальный» я всегда несколько отставал от двойника, и к тому времени, когда Альберт воскликнул:
– Они говорят, что они в капсулах, – они уже сказали мне это.
Это действительно было нечто вроде ответа. Коммуникация началась.
Я старался создать изображение. Попытался показать всю вселенную – снаружи; с места, которое никогда не существовало, потому что никакого «снаружи» не может быть по описанию. И получился у меня только огромный сверкающий, лишенный каких-то деталей шар; я не мог сказать, означает ли он что-нибудь для Врага, но это самое большое приближение к тому, что показал мне Альберт в глубинах времени. И потом, как тогда Альберт, я стал приближаться. Шар увеличился, растянулся и показал часть вселенной, несколько тысяч галактик, эллиптических и спиральных, старые пары сталкиваются, а одиночки вытягивают рукава из газа и звезд.
Верно ли это? Что-то грызло меня, словно я поступаю неправильно.
Конечно, подумал я: я делаю предположение, на которое не имею права. Я показываю вселенную, какой она предстала бы перед глазами человека, в оптических полосах длины световой волны. Неправильное предположение! У меня нет причин считать, что Враг обладает зрением. И даже если обладает, это совсем не значит, что он видит тот же радужный участок от фиолетового до красного, что человек.
Поэтому я добавил к картине ореолы и газовые облака, которые видны только в инфракрасном излучении или в микроволнах, и даже облака частиц, которые, как мы полагаем, есть вклад самого Врага во вселенную, в которой мы живем.
В сущности я показывал моей невидимой (и, боюсь, незаинтересованной) аудитории ту самую картину, что показывал мне Альберт в глубинах времени. Я заставил ее повисеть неподвижно мгновение, потом привел в движение.
В обратном порядке. Как это сделал Альберт.
Я сократил изображение. Галактики подошли ближе друг к другу. Приближаясь, они сжимались, и я показывал все более и более плотно спрессованную материю.
Еще более сжал. Катастрофически. Свел вселенную в одну ослепительно яркую точку.
Потом снова произвел Большой Взрыв и остановил изображение в тот момент, когда возможен любой выбор. И попытался задать еще один бесславный вопрос: «Хмммм?»
И получил ответ.

Конечно, ответ пришел не в словах.
Конечно, ответ вообще не казался ответом. Я и не ожидал иного. Ничего не ожидал, потому что понятия не имел, чего можно ожидать.
В ответ я получил изображение, и из всех возможных ответов этот был наименее вероятен. Картина была изображением меня самого. Я улыбался самому себе. Мое лицо, нелепо угловатое, но узнаваемое; может, именно таким я был, когда смотрел на Онико и Снизи с экрана.
Казалось, это абсолютно неподходящий ответ на настоятельный вопрос, который я задавал.
Вероятно, причина в том, сказал я себе, что я не сумел правильно задать вопрос. Вероятно, мое изображение того, что пытается сделать Враг – или по крайней мере что, по нашему мнению, пытается сделать Враг, – лишено некоторых существенных, на их взгляд, особенностей («их взгляд!»). Все наши догадки о Враге основаны на том, что мы считали: они как чисто энергетические существа находят нашу вселенную негостеприимной, и поэтому они решили добавить «недостающую массу», чтобы повернуть назад развитие вселенной, снова сжать ее в первичный атом... и произойдет второй, или третий, или энный Большой Взрыв, и новая вселенная будет больше им подходить. Преобразовать вселенную. Мы говорим – «терраформировать планеты», сделать их подобными Земле. Может, нужно говорить «врагоформировать» вселенную.
Именно это я хотел им передать, но не знал, как это сделать в их терминах.
Но, похоже, я все-таки это сделал.

Не могу сказать, долго ли висел так, гладя на собственную карикатуру и думая, что предпринять дальше.
Долго. Даже по стандартам людей во плоти, потому что я заметил ледниковые движения находящихся в комнате. Здесь теперь стало больше народу. Появились новые люди и много машин. Когда я сумел задать вопрос Альберту и Эсси на борту «Истинной любви», Альберт успокоительно ответил:
– Это полиция, Робин, и физики, проверяющие капсулы, и команда, делающая смерть генерала Хеймата и Бейсингстоука не безвозвратной; не волнуйтесь; вы действуете прекрасно.
Прекрасно?
Да, может быть. Потому что изображение изменилось. Вначале я не понял, что вижу. Странный болезненно огненный шар раскрылся и показал внутри звезды и планеты, теснящиеся друг возле друга, потом приблизилась одна планета, а на ней уродливые фигуры, которые должны напоминать хичи. Их убежище в ядре? Конечно.
И как только я это понял, появилось другое изображение. Как документальный фильм или фильм о путешествиях – «Жизнь среди хичи». Я увидел миры-корабли хичи, висящие за барьером Шварцшильда, и города хичи под стеклянными куполами; я увидел фабрики хичи, производящие разнообразные нужные хичи вещи; видел самих хичи, они работали, женились, рождались и росли; я больше узнал в это гигабитное время о хичи, чем за всю свою долгую жизнь.
Мягко выражаясь, я был удивлен и находился в смятении. Я понятия не имел, зачем мне это показывают. Потом изображение снова изменилось.
Опять фильм о путешествиях. Но не о хичи. О нас.
Не знаю, может, в этом кратком и долгом, как вечность, фильме я увидел всех людей, когда-либо живших на Земле. Некоторых я узнавал. Я видел, как на артефакте хичи родилась Онико и как умерли ее дедушка и бабушка. Я видел, как была спасена вся их маленькая колония, видел, как ее привезли на Сторожевое Колесо. Я видел все человечество, все его сотни миллиардов членов – на двадцати планетах и в кораблях между ними. Я даже видел историю. Видел армии, космические флоты и учебные стрельбы, видел, как поднимаются корабли, предназначенные для убийства. Видел бомбардировки и разрушение городов. Видел, как старатель с Врат в пятиместнике украдкой перерезывает горло своим четверым товарищам. Видел мою дорогую жену Эсси с трубками в горле и в носу, с машинами жизнеобеспечения, деловито гудящими рядом, – я помнил эту картину, потому что когда-то так оно и было.
Я видел, как Бейсингстоук в трико и маске плывет в теплой тропической воде, чтобы прикрепить магнитную мину к корпусу пассажирского корабля. Видел, как генерал Берп Хеймат, нажимая кнопку, уничтожает космический корабль, видел его же – он проделывал ужасные, неописуемые вещи с маленькой девочкой, и облегчение от сознания, что это только робот, было недолгим.
Поток картин продолжался бесконечно.
Но вот эта бесконечность кончилась.
Я больше ничего не видел. Не видел комнату, не видел Онико и других детей, не видел занимающихся своими делами вновь прибывших. Ничего не видел: все мои чувства замкнуло.
И тогда я понял, что получил ответ на свои вопросы. Только ответили мне не «что», а «почему».

Другой "я" на борту «Истинной любви» наблюдал за этим, но я не мог его (меня) видеть. Ничего не мог видеть.
А потом увидел все – и сразу. Все картины, которые я видел перед этим, пронеслись передо мной, как буря конфетти. Они плясали и сливались, хичи наполовину становились людьми, люди выглядели как хичи, лотом они становились компьютерными конструктами, и лежебоками, и свиньями вуду, и вообще существами, которые ни на что во вселенной не походят... и потом все начало растворяться в многоцветном потоке искр, абсолютно все.
Даже я.
Я чувствовал, как растворяюсь. Чувствовал, как тает моя личность и, разлетаясь искрами, превращается в ничто.
Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что происходит.
– Я умираю, ради Господа! – закричал я в пустое гигабитное пространство...
И я умер.

– Я умер! – в ужасе закричал я Альберту, и моей дорогой портативной Эсси, и офицерам ЗУБов, которые заботливо собрались вокруг меня на борту «Истинной любви».
Почувствовал теплые (пусть виртуально) обнимающие меня руки Эсси.
– Тише, тише, дорогой Робин, – успокаивала она. – Все в порядке. Ты больше не мертв, не здесь.
Кассата возбужденно воскликнул:
– Вы выполнили работу, Робин! Вы говорили с ними! Теперь мы можем отправиться на Сторожевое Колесо и...
– Генерал Кассата, – вежливо сказал Альберт, – пожалуйста, помолчите. Как вы себя чувствуете, Робин? В некотором смысле вы действительно умерли. По крайней мере ваш двойник ушел навсегда, а может, и Враг с ним; я думаю, они нейтрализовали вас, Робин, хотя при этом и сами погибли. Мне жаль, что это было для вас так болезненно.
– Тебе жаль! – закричал я. – Ты знаешь, каково это – умирать? Знать, что ты исчезаешь и тебя больше Никогда не будет?
Эсси еще крепче обняла меня и утешительно зашептала на ухо:
– Но это по-прежнему ты, Робин. Ты здесь, со мной. Только твой двойник ушел в гигабит-изоляцию вместе в Врагом.
Я вырвался (метафорически) и сердито посмотрел на двоих своих самых близких; офицеров ЗУБов я не замечал.
– Вам легко говорить, – сказал я. – Вы сами этого не чувствовали. Я умер. И не в первый раз, напоминаю вам обоим. У меня уже был такой опыт, и я ужасно устал умирать. Если и есть что-то во вселенной, чего я больше всего хочу, так это снова проделать то же самое.
Я замолчал, потому что они странно посмотрели на меня.
– О, – сказал я, умудрившись даже улыбнуться, – то есть я бы не хотел этого. – Но что на самом деле правда, я не смог определить.

15. ИСПУГАННЫЕ КРЫСЫ РАЗБЕГАЮТСЯ

Когда у записанной личности в гигабитном пространстве случается сильный шок, этой личности не дают выпить, не укладывают в тихом месте. Но иногда помогает, если сделать вид, что все это происходит.
– Вам нужно немного отдохнуть, Робин, – сказал Альберт.
– Позволь я устрою тебя поудобней, голубчик, – сказала Эсси, и чуть позже мне действительно стало удобней. Эсси сделала это. Я лежал в (метафорическом) гамаке на (нереальной) веранде возле своего (из базы данных) дома, выходящего на Таппаново море, а моя дорогая портативная Эсси склонилась ко мне и вкладывала мне в руку (несуществующую) выпивку. Это была маргерита [коктейль] со льдом, с солью на краешке стакана, и вкус у нее был такой же хороший, как если бы она была реальной.
Я находился в центре внимания.
Эсси сидела рядом с моим гамаком, с любовью гладила меня по голове и выглядела встревоженной. Альберт сидел на краю кресла, задумчиво почесывал ухо черенком трубки и смотрел мне в лицо. Все это знакомо и очень по-домашнему, но были здесь и другие. Я не удивился, увидев Хулио Кассату, который расхаживал взад и вперед у ступенек, ведущих на лужайку. В конце каждого обхода он останавливался и вопросительно смотрел в моем направлении. Даже Алисия Ло, тихо сидевшая в кресле-качалке на краю веранды, меня не удивила. Но был кое-кто, помимо них.
Этот кое-кто был хичи.
Я еще не был готов к сюрпризам. Сел и сказал:
– Какого дьявола? – я сказал это не зло. Скорее просительно.
Эсси правильно меня поняла; она сказала:
– Не знаю, помнишь ли ты Двойную Связь. – Она права. Я не помнил. – Он представитель хичи в ЗУБах, – добавила Эсси, и тогда я смутно припомнил. Действительно, был там один хичи или два, и у одного Древний Предок именно такой, и редкий пушок на голове, и глубоко посаженные старческие глаза, как у этого.
– Рад снова встретить вас, – сказал я, допил текилу и огляделся. И тут снова воскликнул: – Какого дьявола? – но на этот раз совсем в другом тоне, потому что посмотрел за имитацию дружественного окружения Таппанова моря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45