Мы не можем ждать, пока туда явится плотский человек для переговоров.
– Конечно, нет, – напряженно ответил генерал, – но это совсем не означает, что должен идти Броадхед.
– Да? – спросил Альберт. – Тогда кто же? Должен быть кто-то подобный нам. Кто-то знающий, что происходит. То есть один из нас.
– Не обязательно, – уклонился Кассата, но Альберт не отпускал его.
– Я думаю, это так, – мягко продолжал он, – потому что время играет решающую роль. Единственный вопрос – кто именно из нас. Не думаю, чтобы идти должен был я, я всего лишь механизм в конце концов.
Эсси вмешалась:
– И, конечно, не я!
– А что касается вас, генерал, – вежливо сказал Альберт, – то вы просто недостаточно подготовлены для такого дела. Боюсь, остается только Робинетт.
Он боится!
Кассата сдался.
– Но не собственной персоной, – приказал он. – Что-нибудь восполнимое, и это окончательно.
Так что не совсем "я" улыбался с экрана двум старым чудовищам и их пленникам. Это был мой двойник, потому что только его и позволили Альберт и люди ЗУБов. Но им пришлось позволить мне воспользоваться закрытым каналом для контакта с двойником. У них не было другого выхода, потому что иначе ни один из нас не знал, что происходит, и не мог бы воздействовать на происходящее в маленьком домике на берегу острова Таити.
И вот я смотрел с ПВ на старых чудовищ. И сказал – вернее сказал мой двойник:
– Генерал Хеймат, мистер Бейсингстоук, вы опять пойманы. Не делайте ничего плохого. Мы отпустим вас на свободу – на определенных условиях, если вы будете сотрудничать с нами. Начните с того, что развяжите детей.
В то же самое время другой "я", находящийся в безопасности в ста тысячах километров на борту «Истинной любви», горько пожаловался:
– Но это так долго!
Эсси ответила:
– Ничего не поделаешь, дорогой Робин, – а Альберт откашлялся и сказал:
– Будьте осторожны. Генерал Хеймат, несомненно, попытается совершить какой-нибудь насильственный поступок, но Бейсингстоук более стабилен. Внимательней следите за ними, пожалуйста.
– Разве у меня есть выбор? – проворчал я. Выбора не было. Пока мой двойник произносил эту неимоверно долгую речь – она заняла целых шесть тысяч миллисекунд! – я осматривал всех в домике, всю мебель, все, что висит на стенах, окна, частицы песка и пыли в этой приятной небольшой комнате. Потребовалась целая вечность, чтобы активировать мое изображение и произнести приветствие, а ответ Хеймата вообще длился бесконечно.
Видите ли, у меня не было быстрых воспринимающих и действующих устройств, которые у меня есть на «Истинной любви». В моем распоряжении было только простейшее пьезовизиофонное устройство связи, какие помещают в гостиных. Эти устройства приспособлены для использования плотскими людьми. Поэтому они и медлительны, как люди во плоти. Им не нужно быть быстрыми, потому что плотские люди медлительны. Сканирующая система устройства по очереди осматривала все в домике, пункт за пунктом. Осматривала эти пункты и отмечала их свойства – такая-то светимость, такие-то длины волн, потом один за другим помещала эти свойства в память и передавала.
Конечно, мы не позволили системе передавать. Единственную передачу из этого помещения вел мой двойник, и направлена она была на сто тысяч километров в пространстве.
По человеческим стандартам, сканеры системы были достаточно быстры. Они двадцать четыре раза в секунду подавали сигналы, а свойства человеческого зрения восполняли остальное. И плотские люди получали иллюзию присутствия в реальном времени.
Но для меня этого недостаточно. Мы – я-двойник и реальный я – видели, как медленно, болезненно, точка за точкой, возникают изображения. Мы жили в гигабитном времени, а это на много порядков быстрее. Словно кто-то рисует мазками, каждую двадцать четвертую долю секунды случайно нанося мазок то там, то тут: то красное пятно, то рядом более темное, алое, еще одно алое, и вот так болезненно медленно, точка за точкой, появляется линия красной юбки Онико. Потом тысяча точек в следующей линии, в следующей, и еще, а я и я-двойник нервничаем и метафорически грызем свои метафорические ногти, ожидая, пока проявится вся картина.
Со звуками дело обстояло не лучше. Средняя частота человеческой речи – 440 герц. Поэтому я слышал (точнее воспринимал как усиления давления) легкие удары – патт-патт-патт – звука, и каждый отдельный удар приходил после нескольких миллисекунд после предыдущего. Мне приходилось отмечать частоту каждого удара, отмечать время между ударами, более или менее обращать внимание на повышение или понижение тона, составлять звук как звуковую спектрограмму, переводить в слоги и наконец составлять слова. О, я, конечно, понимал их. Но, боже мой, как это скучно!
Раздражительно во всех отношениях, и особенно потому, что дело срочное.
Срочность, конечно, связана с Врагом, но у меня были и личные причины для срочности. Например, любопытство. Я хорошо знал, что этот старый безумец Хеймат очень старался убить меня и мою жену. И мне хотелось поговорить с ним об этом. Далее дети. Тут особая срочность, потому что я ясно видел, что они пережили и какой ужас испытали. Теперь они истощены и деморализованы. Мне хотелось освободить их, избавить от этого испытания в следующие несколько миллисекунд, мне некогда было договариваться со старыми убийцами; но я не мог.
Но и ждать я не мог, поэтому пока Хеймат и Бейсингстоук раскрывали рты и выражали свое изумление, я сказал, обращаясь непосредственно к детям:
– Онико, Снизи, Гарольд, вы в безопасности. Эти два человека не могут причинить вам вред.

Там, где мы все сидели в контрольной рубке «Истинной любви», Альберт задумчиво пососал трубку и сказал:
– Я не виню вас за это, Робин, но, пожалуйста, не забывайте, что первоочередное наше дело – Враг.
У меня не было возможности ответить. Эсси негодующе воскликнула:
– Альберт! Неужели ты действительно только машина? Бедные дети безумно испугались!
– Однако он прав, – возразил Кассата. – С детьми будет все в порядке. Полиция Папеэте уже в пути...
– И когда она прибудет? – спросила Эсси. Вопрос риторический: мы все знали ответ. Эсси сама его дала: – Примерно через миллион миллисекунд, верно? Что может случиться за это время, даже во времени плотских людей?
Мой двойник заканчивал произносить:
– ...з – о – п – а – с – н – о – с – т – и, – так что времени для спора у нас было предостаточно. Я сказал Альберту:
– Что, по-твоему, сделает Хеймат?
– У него пистолет, – рассудительно ответил Альберт. – Вероятно, он попробует использовать Онико как заложницу.
– Об этом мы позаботимся, – мрачно сказал Кассата.
– Ни в коем случае, Хулио! – сказал я. – Вы с ума сошли? Если вы примените в этой маленькой комнатке лучевое оружие, кто-нибудь будет ранен.
– Только тот, в кого мы целимся!
Альберт неодобрительно кашлянул.
– Никто не сомневается в точности вашего оружия, генерал. Однако возникает вопрос о целости клетки Фарадея. Это пространство полностью изолировано, за исключением единственного канала между мистером Броадхедом и его двойником. Что произойдет с зайцами, если вы пронзите клетку?
Кассата колебался. Все мы колебались, потому что именно в этом была главная опасность. Зайцы. Враг!
Глядя на троих детей, ставших заложниками древних головорезов, можно было почти забыть о том, в чем подлинный ужас. Хеймат и Бейсингстоук – жалкие любители! Вдвоем они убили, может, несколько десятков тысяч невинных мужчин, женщин и детей, уничтожили имущества на несколько миллиардов долларов, помешали десяткам миллионов... насколько они банальны, если сравнить их с народом, перемещающим звезды, аннигилирующим планеты, смеющим вмешиваться в законы самой вселенной! Ужас? Любой террорист – всего лишь надоедливое ничтожество сравнительно с Врагом. Не это двое, нет. Даже Гитлер, Чингис-Хан, Ашшурбанипал!
А ведь Враг в этой комнате, и я должен противостоять ему...
Мой двойник наконец кончил успокаивать детей. Сирил Бейсингстоук открыл рот, собираясь сказать что-то. Через двойника я видел его выражение. Он смотрел на меня с любопытством и своеобразным уважением. С таким уважением один гладиатор смотрит на другого, когда они встречаются на арене, гладиатор, видящий разницу в своем оружии и оружии противника, но надеющийся, что его трезубец окажется лучше сети другого.
Совсем не такой взгляд ожидаешь от человека, признающего свое поражение.

По медленным стандартам плотских людей дальнейшее происходило очень быстро. Конечно, двое древних преступников миновали пик своей формы, но в их организмах было множество новых органов и мышц, а злобный старый мозг не потерял остроты.
– Берп! – крикнул Бейсингстоук. – Прикрой девчонку!
– А сам прыгнул к столу, на котором все это время лежало пружинное ружье.
Я с экрана беспокойно сказал:
– Подождите! Мы можем договориться!
Хеймат, одной рукой схвативший Онико за волосы, а другой прижавший к ее виску пистолет, торжествующе ответил:
– Конечно, договоритесь! Хотите услышать наши условия? Свобода! Полная свобода, перевозка на планету по нашему выбору и... и миллион долларов каждому!
– И оружие, приятель, – практично добавил Бейсингстоук. С некоторым восхищением я подумал, что из них двоих он всегда был умнее. Меня всегда восхищали быстрота, сообразительность и точность действий двух старых чудовищ. Подумайте только! Их захватило врасплох мое внезапное появление на экране ПВ; но им потребовалось не больше десяти секунд для того чтобы ответить, составить план и привести его в действие. И вот дети под прицелом, а требования преступников уже высказаны.
Однако десять секунд – это десять тысяч миллисекунд.
Я с экрана сказал:
– Вы оба получите свободу. То есть вас выпустят из тюрьмы и вы можете выбрать любую планету – не Землю и не Лести, но хорошую планету. Только вы на ней будете единственными людьми. – Предложение кажется справедливым. У меня даже была планета на уме, ее подобрал Альберт. Правда, она в ядре, одна из тех лишних планет, которые благоразумно прихватили с собой хичи для возможного заселения, но планета прекрасная. Они могут идти там куда угодно – особенно если учесть, что в Ядре они будут делать это в сорок тысяч раз медленнее, чем на Земле.
– К дьяволу это! – выпалил Хеймат. – Мы выберем планету сами! И не забудьте о деньгах!
– Я вам дам деньги, – вежливо сказал я. – Миллион на каждого. Сможете купить себе для компании программы. Подумайте об этом, парни. Вы ведь понимаете: мы не можем больше позволить вам бомбить города. – Я увидел, как сузились глаза Хеймата: он услышал звуки в соседней комнате, – и поэтому быстро добавил: – Выбора у вас нет. В противном случае вы умрете. Посмотрите, что мы для вас приготовили. – И я показал на экране орбитальное оружие, стреляющее нацеленными частицами.
Они посмотрели. Им потребовались одна-две секунды, (но это больше тысячи миллисекунд!), чтобы зарегистрировать увиденное на экране, но к тому времени было уже поздно. Потому что Альберт обнаружил для меня кое-что в доме. Домашняя машина, которую он обнаружил и которую я подчинил себе, показалась в дверях, подняв очистительные шланги. Конечно, такая рабочая машина не оружие. Она предназначена для домашних работ, может чистить, чинить, выскабливать, прибираться, может даже мыть окна и выносить мусор, но не убивать. Однако у нее есть сопла, которые направляют моющие средства в трещины, и насосы, создающие давление в этих струях. А когда давление достигает максимума и очистительные резаки появляются на краях сопел – именно это я приказал сделать, – машина применяет эти резаки с большой силой и точностью.
Я не убил стариков, по крайней мере не навсегда. Но прежде чем они успели оглянуться, у Хеймата был нож в горле, а у Бейсингстоука – в сердце, и для детей они больше не представляли угрозы. Теперь это проблемы техников, которым предстоит перекачать их сознание в файл мертвецов.
– Я думаю, – сказал я Альберту, глядя, как второй нож погружается в грудь Бейсингстоука, – не следовало ли этого сделать сразу. В виде записанных машиной они доставили бы гораздо меньше хлопот.
– Конечно, – улыбнулся Альберт. – Вы ведь не доставляете. Но, пожалуйста, позаботьтесь о детях.
– Дети! – воскликнул Кассата. – Там у вас Враг. Им нужно заняться в первую очередь!
– Но в данном случае, – вежливо заметил Альберт, – это одно и то же, видите ли.
Мне не нужно было напоминать об этом. Я и так был испуган.
Домашняя машина не предназначена как для борьбы с преступниками, так и для освобождения заложников. Тем не менее у нее есть резцы и ножи, она просто пережевала веревки. Первой она освободила Онико, потом Снизи и Гарольда, а я разговаривал с ними, пока она это делала.
Я успокоительно сказал:
– Все в порядке, дети. Только еще одна важная вещь. Я хочу, чтобы вы двое сняли свои капсулы, без всяких споров и обсуждений, потому что это очень важно. Я хочу, чтобы вы сделали это немедленно.
Они были хорошими детьми. Для них это нелегко. После всего пережитого ничто не далось бы им легко, особенно Онико, измученной и испуганной. Но еще труднее, я думаю, для Снизи, потому что хичи с трехлетнего возраста почти никогда не расстается с капсулой. Тем не менее они послушались, и послушались без споров и обсуждений. Но, о, как много миллисекунд им для этого понадобилось, а я тем временем напряженно ожидал следующей ступени. Именно ее я боялся!
Но выбора не было.
Я сказал:
– Теперь я хочу, чтобы вы подошли к экрану и включили капсулы в приемник информации.
Это тоже нелегко: капсулы просто для этого не предназначены, но мы с Альбертом уже подобрали способы и средства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45