..—подзуживали противников гимназисты, одни от души поддерживая Аницетаса или Бенюса, другие — науськивая их ради собственного удовольствия. Гряужинис с Варненасом вертелись вокруг, подставляя ноги то Жутаутасу, то Стяпулису, те падали и никак не могли ни сцепиться, ни оторваться друг от друга. В какое-то мгновение Стяпулис извернулся, встал, но Варненас сзади подставил ногу, и он снова упал; Бенюс уж было навалился на врага, но тут ввязался Людас. Бенюс тоже грохнулся лицом об землю и заплакал.
— Сикорскис, иди сюда. Нового баскетболиста крестим.
— Погляди, как Обмылок пол моет.
— Агнин ублюдок угнаться за ним не может. Стяпулис в семимильных сапогах.
— Ха-ха-ха!
Вдруг шум смолк. Бенюс встал и увидел Мингай-лу. Тот стоял в нескольких шагах от учеников и нервно мял потухшую папиросу.
— Идите все в класс, раз не умеете играть, — прикрикнул он. — А вы, — обратился он к Гряужинису с Варненасом, — останетесь на час после уроков. Понятно?
Людас свистнул сквозь зубы, а Варненас ответил за обоих по-военному:
— Понятно, господин учитель.
— Только неизвестно, за что,— бросил Гряужинис.
— После уроков объясню. — Учитель заметил Сикорскиса и, подозвав его, добавил: — Варненас, кажется, из твоего патруля. Зачем позволяешь своим скаутам хулиганить?
— Я только что пришел, господин учитель.
— Поговорим на сборе отряда. Марш все по классам!
Гимназисты разлетелись в стороны, а Мингайла подошел к Бенюсу, который все еще отряхивал свой костюм.
— Почему ты напал на Стяпулиса? Не лги. Я все видел из окна учительской.
Бенюс откровенно рассказал, как Стяпулис посмеялся над ним, нарочно послал к учителю рисования, вдобавок ударил мячом в лицо, — посмотрите, какой рубец на щеке! —а потом... потом он не смог совладать с собой...
— А почему он посылал тебя ко мне? — Взгляд Мингайлы смягчился.
— Не знаю...—Бенюса снова захлестнула волна мстительной злобы. — Наверное, и над вами хотел посмеяться, господин учитель. Он не любит вас, господин учитель. Вчера мы даже из-за этого поссорились...
Мингайла взял Бенюса под руку, и они пошли по беговой дорожке.
— Так из^за чего же вы вчера поссорились? — переспросил Мингайла.
Бенюс хотел сказать, что Стяпулис водил его на собрание рабочих, но в последнее мгновение сдержался.
— Стяпулис смеялся над скаутами,— с трудом проговорил он. — Я сказал, что скауты хорошая организация и... и он меня стал поносить.
— А что он говорил о скаутах?
— Говорил, будто только господские дети годятся в скауты, а нам туда и соваться нечего.
— Вот как! — Минуту учитель шел рядом молча.— Стяпулис очень испорченный мальчик. Не надо тебе с ним дружить.
— Он мне не друг, господин учитель, — с жаром воскликнул Бенюс.
— А почему ты не вступаешь в скауты?
— О, господин учитель! Я бы вступил... но... мой отчим... Сикорскис говорил, меня могут не принять...
— Твой отчим плохой человек, а ты можешь быть хорошим. Значит, хочешь быть скаутом?
Бенюс склонил голову.
— У меня нет денег на форму...
— Скауты называют друг друга братьями. А долг брата помочь брату. Мы тебе сообща купим форму,— успокоил Мингайла.
После перемены был урок рисования. Мингайла установил перед классом треногу, на ней сложил из шести деревянных кубов пирамиду и, пока ученики ее рисовали, ходил между партами, заложив за спину белые холеные руки.
Лючвартис, которого в классе считали первым художником, кончил рисунок.
Учитель подошел к парте, поднял лист бумаги и повертел головой.
— Черт-те как падают тени, — сказал он, наморщив лоб.
— Это вам так кажется, потому что вы стоите, господин учитель,—не согласился Ромас. — Садитесь на мое место, увидите, что рисунок правильный.
— Соберите работы, — приказал Мингайла. — Жутаутас!
Бенюс вскочил, будто его ужалили, быстро побежал между партами и подал учителю кипу листов с пирамидами.
Учитель встал к столу, отобрал несколько рисунков и развернул их веером перед учениками.
— Глядите, — сказал он, хитро улыбаясь. — Пирамида одна, а нарисована по-разному. Правильно ли это? Да, потому что каждый, в зависимости от места, где он сидит, видит ее по-разному. А на живого человека вы смотрите с одной точки. Жутаутас, попрошу сюда.
Бенюс несмело подошел к Мингайле.
— Обезьяны вы, стадо овец, а не ученики литовской гимназии! — повысил голос учитель.— Красиво ли смеяться над бедой, которая произошла с человеком не по его вине? Чем виноват Жутаутас, что у него нет отца? Разве он в этом виноват?
В классе стало так тихо, что было слышно, как на оконном стекле звенит муха.
— Нет. Виновата его мать, — продолжал учитель. — Она выбрала недостойного мужа. Но спросите у Жу-таутаса, хотел ли он такого отчима?
Бенюс потупился.
— Жутаутас честный юноша. Он понимает, что ему не по пути с такими изменниками родине, как Ронкис. Ведь я не ошибся, Бенюс? — Мингайла нежно взглянул своими голубыми глазами на мальчика и положил ему руку на плечо.
— Нет, господин учитель...—прошептал Бенюс.
— Садись. — Учитель дружески подтолкнул мальчика и, упершись руками о стол, обратился к классу: — Надеюсь, вы меня поняли?
— Поняли, господин учитель, — нестройно ответили ученики.
— Но я бы хотел, чтобы поняли и те, кто забыл, что они литовцы! — Мингайла бросил суровый взгляд на Аницетаса. — Нацию объединяет не одинаковое платье, не происхождение, не социальное положение — ее объединяет идея. Нация — это большая семья, члены которой, несмотря на разные обязанности, связаны узами родства. Отец одного из своих сыновей пустил учиться, другому отписал хозяйство, третьему выплатил часть, а брат своим сестрам дал приданое и выдал замуж. Разве все члены этой семьи одинаково богаты и счастливы? Нет! Но они близкие родственники и при необходимости всегда заступятся друг за друга. Я говорю об образцовой семье, о семье, где брат не грабит брата, отец — сына, а все живут ладно, не издеваясь друг над другом.
Бенюс сидел, уставившись в крышку парты, и противоречивые чувства мучили его. Ему было и стыдно, и неприятно, и вместе с тем хорошо, что учитель защитил его перед всем классом. А в душе рождался неясный страх.
Ночью отгремела первая гроза. Бенюс спешит по улице, умытой теплым весенним дождиком. На голове — пилотка, ветер полощет скаутский галстук, на ремне болтается финка. Сонные жители местечка провожают паренька любопытными взглядами. Куда летит эта ранняя птица, этот паренек в зеленой блузе? Почему он так озабочен, и радостен, и горд — словно сегодня ему принадлежит полмира? Но Бенюсу не важно, что думают о нем зеваки. Что они смыслят? Разве они понимают, что Бенюс уже не просто рядовой скаут, а помощник патрульного... Разве им известно, что до весны Бенюс сдал два экзамена на получение звания и добился большего, чем иной за целых два года? Он научился различать все дорожные знаки, перевязывать раны, определять расстояние на глаз, пользоваться компасом и узнал другие топографические премудрости.
В последнее воскресенье перед пасхой Мингайла поднял на ноги весь мужской отряд — решил проверить дисциплину. Бенюс тогда прибежал на площадку третьим. Два первых были из старших классов. Но тут же выяснилось, что один из них забыл галстук, а у другого на ремне болтаются пустые ножны — в спешке он оставил нож дома. Последними явились Варненас с Гряужинисом и Лючвартис, который недавно только вступил в скауты. Мингайла засчитал Бенюсу первое место, похвалил перед строем, а через несколько дней назначил помощником патрульного на место Варненаса.
Бенюсу приятно, когда патруль застывает по его команде и поднимает руки для салюта. Но неприятно стоять навытяжку перед Альбертасом. Правда, за последнее время состоялись только два сбора, но ему оба раза было неприятно отдавать рапорт Сикорски-су. Зато сегодня над ним будут только брат-руководитель и восьмиклассник Клинкус — скаут-мастер мужского отряда.
Пока Бенюс добежал до Лючвартиса, который жил ближе всех, план действий уже определился. Свой патруль он направит не через долину Шальтекшны, а по большаку. Конечно, по большаку раза в два дальше — десять с лишним километров будет — зато дело верное, придешь к цели. А если идти по проселку, всякое может случиться. Весной и осенью в овраге топь, пара лошадей с трудом порожнюю телегу тащит. А этой ночью еще прошел дождь. Что будет, если через Шальтекшну не проберешься и придется с полдороги поворачивать назад? А если и проберешься, все равно не так быстро, как по большаку.
От Ромаса Бенюс побежал к Гряужинису. Людас только что встал. Он грелся на веранде в лучах солнца, ловил мух и вырывал у них крылышки.
Бенюс коротко объяснил, зачем пришел, приказал без промедления надеть форму и спешить по большаку к усадьбе бержинайского лесника, где был назначен сбор отряда.
— А ты кто такой, что приказываешь Гряужини-су? — спросил Людас.
— Отказываешься исполнить приказ? — вспыхнул Бенюс. — Ладно, я так и сообщу брату-руководителю: Гряужинис отказался выполнить ваш приказ.
— Гряужинису начхать на приказы Агниного ублюдка, — Людас щелчком сбил со столика искалеченных мух. — Гряужинис может выполнять, может не выполнять. На этот раз он выполнит. Только не потому, что к нему прибежал и хрюкает какой-то свинячий сын.
Бенюс посерел лицом.
— Что ты сказал о моей матери? — весь дрожа, крикнул он.
Людас встал.
— Обиделся? Скажешь, неправда? А как прикажешь называть животное, которое без мужа плодит таких свинят? — Гряужинис схватил Бенюса за галстук и притянул к себе. Его глаза злобно смеялись.
Бенюс хотел ударить Людаса, но страх вдруг сковал его. Он почувствовал себя ребенком перед этим восемнадцатилетним парнем, который уже бреет усы, курит табак и ходит к девкам пивовара Зарембы.
— Я не приказываю...— выдавил Бенюс, мигая глазами, полными слез.— Я только передаю приказ брата-руководителя, который я получил от его связиста Сикорскиса...
— А, это другое дело! — Людас отпустил галстук и так пнул коленкой Бенюса в зад, что мальчик мигом вылетел во двор. — Раз добром, так добром. Передай Сикорскису, что Гряужинис первым будет у лесника.
Несколько минут спустя Бенюс был уже у Варнена-са. Тот собирался идти к Людасу, играть в карты на деньги.
— Гедас, будь человеком... Вытяни из дому Людаса...
— Посмотрим.
— Будь добр, Гедас. И не забудь, что наш патруль бежит по большаку. Ясно?
— Неясно. Почему мы должны делать крюк, если есть прямая дорога?
— На этой дороге можно застрять.
— Посмотрим...
Пренебрежительный тон товарищей крепко испортил Бенюсу настроение. Он сбегал к остальным скау-
там, всех нашел дома и немного успокоился. Но оскорбление каленым железом жгло сердце.
«Погоди,— утешал себя Бенюс, шагая через местечко.—Подвернется случай, с лихвой тебе отплачу».
Было время позднего завтрака. По мостовой грохотали телеги — крестьяне в праздничном настроении ехали к обедне. Те, кто приехал раньше и расположился на постоялом дворе, уже направлялись в костел. Около балаганов слонялось несколько мужиков, собравшихся незаметно пропустить по стопке, — чтобы святая месса не казалась такой долгой. Бенюса обогнали скауты из старших классов. Они повернули к большаку на Бержинай и исчезли за углом. «Значит, я правильно решил, — обрадовался Бенюс. — Пока мои скауты соберутся, у меня есть несколько свободных минут. Да и дух перевести надо. Десять километров — не шутка...» Он отправился в балаган, присел и, закусывая булкой, выпил бутылку квасу. Потом отправился за город. Здесь у телеграфного столба лежал большой серый камень. Бенюс договорился, что каждый скаут его патруля, проходя, распишется на этом камне. Большая часть патруля уже успела пройти. Не хватало только Трумписа да Варненаса с Гряужи-нисом. В глубине улицы показался мальчик в скаутской форме. Бенюс подождал, пока он подойдет поближе. Это был не Трумпис. Бенюс пропустил еще пять скаутов из других патрулей, и только тогда появился Трумпис...
Гряужиниса с Варненасом все еще не было.
«Наверняка сидят у Людаса и дуются в карты»,— подумал Бенюс. Он было повернул назад, но вдруг мелькнула мысль: а может, эти два мерзавца пошли долиной? Вот будет смеху, когда он придет последним! Патрульный, голоса... Черт подери, ведь, ей-богу, может такое случиться. И Бенюс, отбросив сомнения, направился по большаку. Дорога была посыпана гравием, но после обильного ночного дождя в выбоинах, несмотря на солнце, стояли лужи, а на обочинах то тут, то там блестела выброшенная колесами грязь. Поначалу Бенюс старался не угодить в нее, но когда промочил ноги да еще проезжавшая телега обрызгала его с ног до головы, он махнул рукой и зашагал прямо по лужам. Уже на полдороге Бенюс устал. Он охотно присел бы, съел бутерброд, который ему наспех сделала хозяйка, но сзади, отстав метров на две-
сти, все время шел следом какой-то скаут; расстояние между ними таяло, и Бенюсу казалось, что от того, кто из них первым доберется до бержинайского сторожа, зависит победа всего патруля. И он шел, шел. Справа, совсем рядом, лежала деревня Стоняй. От нее большак изгибался, словно кошачий хвост, и тянулся по опушке бержинайского леса мимо усадьбы лесника. Постройки не были видны сквозь деревья, но по прямой до усадьбы было не больше полукилометра. Бе-нюс уже видел фигуры на опушке. Он смотрел на какого-то парня, идущего впереди него, и все повторял: «Если я его обгоню до поворота на Стоняй, мой патруль победит». Он думал, что это один из скаутов, которых он пропустил, стоя около камня, но, подойдя поближе, узнал Юлюса Качяргиса.
— Куда это вы сегодня все торопитесь? — заговорил Мышка, когда Бенюс попытался молча обогнать его.— На пожар, что ли?
— А, это ты, Мышка! — Бенюс прикинулся удивленным.—А я и не узнал...
— Куда уж узнать. Дела минувшие...—усмехнулся Качяргис. — Финка еще служит?
— А тебе какое дело! — рассердился Бенюс.
— Беги уж, беги.—Качяргис презрительно рассмеялся. — Поспеши, а то Мингайла другим конфеты раздаст...
— И поспешу. С таким дураком и разговаривать нечего, — отрезал Бенюс, ускоряя шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48