За автора ответил председатель:
— Да, в девятом номере «Бухоро ахбори».
— Разрешите мне сказать...— взял слово Хайдаркул.— Вопрос о призыве в ряды Красной Армии местного населения очень серьезен... Его давно пора бы поднять... А занялись им только сегодня. Но позвольте спросить, какое отношение имеет к столь важному делу только что прослушанный нами литературный отрывок, полный «охов» и «ахов», пронизанный безнадежностью? Мы переживаем весну революции, весну нашей жизни, а автор этого отрывка говорит о зимнем мраке, разочаровании... 11о-моему, не стоило печатать эту вещь, пропагандировать ее просто вредно... Тем более читать ее в исполнительном комитете перед обсуждением вопроса первостепенной важности.
— Вы, значит, не поняли нашей цели! — сказал Усманходжа.— Этот отрывок говорит о том, что может нас постигнуть, если мы не встанем на защиту нашей республики, на защиту весны революции. Что будет, если яростный тайфун сметет с лица земли юные бутоны нашей свободы? Революционная Бухара, наша свободная независимая Бухара подобна весеннему цветку, и, если на него подуют сильные северные бураны, он может погибнуть. Потому так важен третий вопрос нашей повестки дня. Мы должны иметь большую военную силу для защиты нашей родины, для сохранения ее независимости. Конечно, Россия и Туркестан могут нам помочь в этом деле. Но сейчас на Россию со всех сторон наступают белые и иностранные войска... Мы не только не можем просить у нее помощи, но ел ми должны помочь ей силами своей армии. Предлагаю принять этот закон!
В обсуждении вопроса приняли участие несколько человек. Низамиддин, например, сказал, что он не против призыва в армию местного населения, но торопиться не нужно. Народ невежествен, неграмотен... Получив оружие в руки, может направить его против нас. Сначала нужно просветить народ, а потом уж призывать в армию.
На это ответил Хайдаркул.
Нечего бояться народа, сомневаться в нем,— сказал он.— Трудовой народ получил свободу, счастье. Их дала ему Советская власть. Он никогда не направит против нее свое оружие. Народа боится лишь тот, кто не знает, кто далек от него. Большевики всегда с народом, они за припаи местного населения на военную службу, за то, чтобы создана была имеете с нашими воинами единая, объединенная с русской, Красная Армия
— Нет, мы создадим свою армию,— твердо сказал Усманходжа.
— У нас нет оружия, учителей и командиров,— возразил Хайдар-кул.— Хотим мы этого или не хотим, придется прибегнуть к помощи России.
Прения разгорелись. Пришлось в конце концов принять предложение Хайдаркула, так как ясно было всем, что оружия не хватает. Усманходжа шепнул было Муиддинову: а не сказать ли, что оружие можно купить за границей, у немцев или англичан? Муиддинов отнесся отрицательно к этому и посоветовал сидеть тихо и молчать.
— Я очень рад,— сказал, заключая прения, председатель,— такому решению. Поскольку вопрос принят Советом назиров, надо поручить ему создание Военного назирата. На следующей неделе надо установить порядок призыва в армию. В то же время должен отметить, что кое-кто у нас загибает влево. Они считают себя хозяевами положения: революцию, мол, они совершили. Нет, это не так! Бухарская республика не бедна преданными руководителями. Я считаю нужным призвать к порядку товарища Хайдаркула... На заседаниях Центрального Исполнительного Комитета нужно вести себя поскромнее.
— Позвольте и мне...— встал Низамиддин.— Товарищ Хайдаркул сказал, что мы далеки от народа, не знаем его... Назвал Асада Махсума контрреволюционером, Мухаммеда Сайда — вредным пессимистом... Это оскорбительно!
— Да, да! — подал реплику Сайд Ахрори.— Я хоть и не выступал по этому поводу, но решил написать о господах левых уклонистах.
— Я предлагаю этих господ исключить из состава Исполнительного Комитета,— сказал Усманходжа.
Все взглянули на этого приземистого, круглолицего человека. Раньше он был одним из активистов партии младобухарцев. Когда она слилась с партией коммунистов Бухары, младобухарцы провели его в Центральный Комитет, где он и был назначен заведующим орготделом. Он почему-то сразу невзлюбил Хайдаркула и препирался с ним по каждому поводу, стремясь подорвать его авторитет.
— Левые загибы товарища Хайдаркула всем известны. Товарищ Хайдаркул, коммунист, большевик, оказал услуги революции — не спорю... Но это еще не дает ему права охаивать честных людей на таком важном и ответственном собрании. Газета «Бухоро ахбори» отражает и пропагандирует взгляды, установки и решения бухарского революционного правительства. Руководят газетой коммунисты. Значит, все, что там печатается, одобрено ими. Очевидно, он забыл об этом, если решился так выступить. Недопустимо! Я заявляю собранию, что мы обсудим этот вопрос в Центральном Комитете и товарищ Хайдаркул получит серьезное предупреждение.
Снова разгорелись жаркие прения.
Выступление Усманходжи грозило Хайдаркулу исключением из состава Исполнительного Комитета. К счастью, его поддержал ряд товарищей: Хакимов, Аусаидов, Орипов.
Сам Хайдаркул промолчал, он сидел растерянный, подавленный. Зато Асад Махсум торжествовал. Его глаза сверкали от радости, и огоньки, пробегавшие в них, сулили недоброе...
Исполнительный комитет заседал допоздна. Как только вышли из Арка, Хайдаркул, попрощавшись с товарищами, пошел домой один. Ему предстояло пройти кварталы Куш-медресе, Мирдустим и Хиёбон. Похолодало. Небо закрывали облака, вид города наводил тоску. Людей на улице было мало, хотя вечер еще не наступил.
Через мост Равгангарон по направлению к Куш-медресе проходила одна из самых главных улиц города; сейчас она пребывала в запустении, никто ее не подметал, не поливал. Впрочем, и воды в Шахруде не было. Вот и Шахруд! Хайдаркул вспомнил, как некогда, спасаясь от людей мир-шаба, он шел по руслу реки до самого хауза Арбоб... Каких только трудностей и лишений он не испытал!.. Служба в медресе... Сумасшедший дом Ходжа-Убон... Сам притворялся сумасшедшим... Арест, ссылка, Сибирь... И борьба, борьба, научившая многому... Наконец революция! Кто вершил ее и кто стал у власти?! Мирзо Муиддин, Усманходжа, Асад Мах-сум, Низамиддин, Ходжа Хасанбек... Один печется о своих миллионах, другой стремится к высоким чинам, третий ведет разгульную жизнь... А Асад Махсум улещивает: «Милый мой, душа моя», превратил их всех в ослов и ездит верхом. Кто скажет, какую беду принесет он завтра народу? Они знают это и все же оставили его на таком ответственном посту. Досадно, что не было сегодня Файзуллы Ходжаева! Сторонники Аса да составляли большинство. Эти люди могли бесчинствовать, возвести на Хайдаркула любую напраслину, исключить из состава исполкома... Более того, могли даже арестовать. В общем, куда ни кинь, всюду клин.
На улице Куш-медресе с Хайдаркулом поздоровался какой-то человек и милицейской форме, с револьвером за поясом. Чем-то знакомо было его лицо, но Хайдаркул, лишь пройдя порядочное расстояние, вспомнил, что нидел его в миршабхане. Итак, этот человек миршаба стал теперь милиционером, получил в руки оружие. Скажите ему наперекор хоть слово, он пригрозит вам револьвером, отведет в милицию, посадит вместе с ворами-карманниками!
Дойдя до квартала Мирдустим, Хайдаркул невольно повернул к дому Оймулло. Ему захотелось повидать Асо и Фйрузу, отвести с ними душу, прежде чем идти в свое одинокое жилье.
Асо и Фируза только что пришли с работы и готовили на балахане обед. Фируза резала мясо, Асо колол дрова^для печки. Хайдаркулу они очень обрадовались.
Я все думала, что мне готовить,— весело сказала Фируза,— с вашим приходом стало ясно.
Ну, только немного шахского блюда,— улыбнулся Хайдаркул.
Добро пожаловать, желанный гость,— сказал Асо, неся в руках охапку дров.— Садитесь, пожалуйста. Я затоплю печь, а Фируза-джан сделает плов.
Не попрекайте за беспорядок в нашем убогом жилище,— скала Фируза. — Руки не доходят до уборки... Рано утром спешим на работу, возвращаемся поздно вечером...
Понятно, ответил Хайдаркул.
— Самовар, наверное, уже закипел, заварите чай,— попросила Фируза Асо.
Когда он принес чай, Хайдаркул ловко резал морковь тонкими стружками, а Фируза чистила рис.
— Вот так-то, друзья,— задумчиво сказал Хайдаркул, беря из рук Асо пиалу,— не зря говорят, что принесший воду унижен, а разбивший кувшин возвышен...
— Как прошло заседание? — спросила Фируза.
— Что ж... неплохо... м-да.
И Хайдаркул коротко рассказал, что там было.
— Интересно, как бы отнеслись к этому Куйбышев и Файзулла Ходжаев,— заметил Асо.
— Думаю, что огорчились бы...
— Разве не в их власти употребить военную силу, прекратить бесчинства Асада Махсума, арестовать его, наконец?!
— Куйбышев никогда на это не пойдет,— веско сказал Хайдаркул.— Он не вмешивается во внутренние дела Бухарской республики. Вот если бы бухарское правительство просило о помощи, то...
— Ну и просите! — воскликнул Асо.— Вы ведь и есть правительство.
— В конце концов придется...
— Беда с этим Асадом Махсумом!..
— Мало сказать беда,— вставила Фируза.— Он колдун! Видели бы вы, как он околдовал Ойшу и ее мать .. Вот он и членов исполкома заставляет плясать под свою дудку.
Асо рассмеялся.
— А и правда, я еще не все знаю об Ойше и Раджаб-биби. Так ты говоришь, что Ойша забыла Карима? Своего любимого? — спросил Хайдаркул.
— Она помолилась за упокой его души! — многозначительно ответила Фируза.— Асад ее уверил, что Карим умер. Узнав, что он жив, она едва не потеряла сознание, ночами, наверное, не спит...
— Изменница!
— Не судите так строго! У нее было безвыходное положение. Ойше трудно приходится...
Хайдаркул махнул рукой.
— Ладно, пусть будет так, ей же хуже, Махсум никого, кроме себя, не любит.
— Ойшу он любит! — уверенно сказала Фируза.— Я убедилась в этом. Хайдаркул перевел разговор на другое:
— Карим поправляется. Я получил от него письмо.
— Где он?
— В Самарканде, в больнице... Весной вернется.
— Лишь бы выздоровел,— сказала Фируза и встала, чтобы пойти за пловом.
— Карим, вернувшись, сам разделается со своим врагом,— сказал Асо.
— Если до тех пор Асад Махсум жив будет,— сказал Хайдаркул.
— А кто его тронет,— вставила Фируза.— Такого никакая беда не коснется...
— Правильно говоришь,— поддержал ее Хайдаркул,— плохого никакая беда не коснется... Я устал, друзья мои. Подам в отставку, уйду. Поработал, не довольно ли?
— Хорошо, но раньше я плов принесу, а потом уже подадите в отставку,— улыбнулась Фируза.
Она вышла во двор. Наступил вечер, во мраке светились лишь угольки очага. Прежде чем снять крышку с казана, где варился плов, Фируза протерла блюдо, поставила поближе к очагу, чтобы согрелось, вымыла шумовку... Пусть плов еще поварится, дойдет как следует. Мысли путались, то и дело возвращались к Хайдаркулу. «Устал я, уйду с работы...» — сказал он. Эти слова ошеломили ее, для Асо, для нее Хайдаркул был само воплощение революции. Он научил их жить и бороться за Советскую власть. Он вершит самое справедливое дело на земле. Как же могло случиться, что этот человек, у которого нет другой цели, кроме полной победы революции, хочет уйти с работы? Для него оставить работу — значит умереть! Он одинок: ни жены, ни детей... Ее, Фирузу, своей дочерью назвал, желает ей счастья, полного расцвета в той новой жизни, за которую боролся... Нельзя его оставлять в одиночестве, нужно помочь, поддержать.
Фируза собралась уже снять крышку с котла и выложить плов на блюдо, как кто-то постучал в ворота. Она оставила крышку на месте и, чтобы не обеспокоить Оймулло и ее мужа, поторопилась к воротам. Предварительно выглянула на улицу в окошечко, спросила:
— Кто стучит?
— Это я, апа, Мирак.
Тут появился Асо, сказал, чтобы она поскорее несла плов, а ворота он сам отворит.
Фируза наконец сняла крышку, и во дворе соблазнительно запахло пловом.
— Здравствуйте, апа-джан! — приветствовал ее вошедший во двор Мирак.— Какой вкусный запах! Прямо слюнки текут...
— Ну, если тебе нравится, на, неси блюдо! А вы,— обратилась она к Асо,— расстелите скатерть, разрежьте гранат и подайте редьку!
За едой все только и говорили о плове, похваливали кулинарные таланты Фирузы, а когда покончили с пловом и началось чаепитие, Хайдаркул спросил у Мирака, как здоровье его отца.
— Отец здоров, кланяется вам. Сегодня я ездил к нему, помогал немного... Когда прощались, он мне наказал пойти к вам домой и кое-что передать...
Хайдаркул даже чай отставил.
— Что же это, говори?
Мирак опасливо посмотрел на Фирузу и Асо, как бы не решаясь при них говорить. Хайдаркул понял его взгляд.
Говори, не бойся, они свои люди, при них можно... Мирак улыбнулся с облегчением и, взглядом извинившись перед ними, сказал:
Папа просил передать, что Асад Махсум вернул сегодня басмачам ружья.
Что? — воскликнула Фируза.— Ружья? Каким басмачам? Наверно, людям курбаши Джаббара,— ответил за Мирака Хайдаркул.— Он вроде как для расследования оставил у себя двести самых оголтелых головорезов из шайки Джаббара... А теперь, значит, вооружил их и присоединил к своим людям...
— Что ж,— заговорил Асо,— если они согласны служить нам, это неплохо.
— Нет! — твердо сказала Фируза.— Сайд Пахлаван зря бы не предупреждал.
Хайдаркул призадумался и наконец сказал:
— Да, не зря Асад это сделал... Он понял, что за ним следят и его поведение многие не одобряют. А теперь, укрепив свои военные силы, он не сегодня завтра поднимет восстание против нас.
— Если вы не против, я сообщу в ЧК,— сказал Асо.
— Я пойду сам,— поднялся с места Хайдаркул.— А ты отведи Мирака домой, ночь очень темная.
Фируза выразительно смотрела на Хайдаркула, она словно спрашивала: «Что же теперь будет с нами, что мне надо делать?..»
— В конце концов, схватка с Асадом неизбежна! — уверенно сказал Хайдаркул.— Возможно, что пора пришла... Пойду в ЧК и выскажу все, что об этом думаю. Ведь не один Ходжа Хасанбек там распоряжается. Посмотрим, что будет. Если разговор мой быстро закончится, я вернусь и расскажу обо всем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50