https://wodolei.ru/catalog/vanni/Radomir/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Бабенко Виталий
Чикчарни
Виталий БАБЕНКО
ЧИКЧАРНИ
(документально-фантастическая повесть)
I
Вопрос: что делать с трупом?
Пожалуй, на этот раз я по-настоящему влип. Взять бы лучше собственную голову за уши и открутить ее напрочь. Тогда действительно получится: две головы - пара.
Надо же - сам себя загнал в тупик. В совершенно незнакомой стране, на незнакомом острове, в чужом городе, с чудовищной видеомонеткой в кармане, из-за которой меня, вероятно, давно разыскивают очень серьезные люди в пиджаках свободного покроя, - а теперь к тому же труп на руках. В совокупности лет на двести тянет. И плюс триста "по рогам".
Как же я не распознал Аллана с самого начала, идиот! Где были мои глаза? Господи, скоро полтинник стукнет, в КОМРАЗе (КОМРАЗ - Комитет разоружений) уже семь лет работаю, а все не научусь элементарной физиогномике. Сейчас-то, на мертвом лице Аллана, все видно: в уголках глаз - "гусиные лапки", подчеркнутые загаром, кожа пористая, состояние подбородка и щек выдает многолетнее знакомство с бритвой. А я верил парню и держал за студента. Полагал - ему двадцать, от силы двадцать два. Куда там! Аллан всего на пятнадцать лет моложе меня. Был моложе, поправляю я себя, не сводя глаз с распростертого тела. В хорошей поре был человек - тридцать три года. Христов возраст. И в хорошей форме. Я ощупываю ребра. Нет, вроде целые, переломов нет. Но больно - ужасно! И во рту - такое ощущение, будто долго жевал стекло. Двух зубов нет. Бровь рассечена. Сильно тянет в низу живота - словно туда зашили мешок дроби. Ну да ладно: живы будем - не помрем. Вот только об Аллане этого уже не скажешь.
Ох и жилистый мужик! Кстати, это ведь тоже не юношеская характеристика. Мальчики с такими жилами мне что-то не встреча лись. Другое дело, что конституцию Аллана я впервые оценил лишь во время драки. Но зато когда он орал на нас с Лесли возле самолета, я уж точно должен был сделать определенные выводы. Лицо кирпичное, вены на висках взбухли, жилы на шее - словно два каната, меж которых, как поршень, ходит кадык. Впрочем, артист из Аллана был отменный. Он играл тогда взбешенного юнца - и роль ему удалась: мне и в голову не пришло заподозрить, что под личиной недоросля, угнавшего самолет, скрывается опытный и коварный враг.
А самый главный прокол - нашивка. Ну почему, почему я был так уверен с самого начала, будто это "инь" и "ян"? Аргумент "каждый-знает-что-это-так" не имеет никаких оправданий. Я-то ведь не каждый. За столько лет не усвоить, что две жирные запятые, соединенные в круг, - это не только символ древнекитайской натурфилософии, но и эмблема 29-й пехотной дивизии национальной гвардии США, - нет, таких лопухов надо убивать... Кстати, Аллан это и пытался сделать. В духе той самой древнекитайской философии. Если, конечно, "инь-ян" трактовать как "быть или не быть".
Когда я и Аллан с грехом пополам приземлились на набережной Стэффорд-Крика, когда нас выкрали, отвезли в Хард-Баргин и до прашивали в странном кубическом здании, - я, разумеется, и не вспоминал о нашивке. Но во время плавания на "содьяке" мы познакомились поближе, если необходимость совершать совместные действия в подобной ситуации можно назвать "знакомством". Тогда, в открытом море, качаясь в надувной лодчонке над непостижимой бездной "Языка Океана", я спросил Аллана о происхождении и на значении круглой эмблемы на правом рукаве его куртки.
Он ответил в традициях восточной дипломатии - уклончиво, многословно и с оттенком высокомерия: если собеседник распознает цитату - хорошо, если нет - ему же хуже.
- Когда в Поднебесной узнали, что красота - это красота, по явилось и уродство. Когда узнали, что добро - это добро, явилось и зло. Вот почему бытие и небытие друг друга порождают, трудное и легкое друг друга создают, короткое и длинное друг другом из меряются, высокое и низкое друг к другу тянутся, звуки и голоса друг с другом гармонируют, предыдущее и последующее друг за другом следуют. Вот почему мудрец действует недеянием и учит молчанием...
Я не стал изображать всезнайку и спросил прямо:
- Откуда это, мудрец?
- Книга "Дао дэ цзин", - кратко ответил Аллан. Самое удивительное - что мне этого хватило. Я успокоился и окончательно поверил в-"востокоманию" Аллана. Как будто офицеру 29-й легкой пехотной дивизии уставом запрещено увлекаться даосизмом и цитировать по памяти отдельные фрагменты из "Книги о Пути и Добродетели", приписываемой великому Лао-цзы.
...Я посмотрел на часы. До наступления темноты еще часа три. Как-нибудь дотяну, а там нужно будет решать, что делать с трупом.
Я еще и еще раз перебираю в памяти наши беседы с Алланом. Неужели у меня не возникало подозрений? Нет, честно признаюсь, не возникало. Он вел себя очень чисто - вплоть до разговора о Штутгарте. А вот на Штутгарте подорвался, словно на мине-ловушке. До сих пор не могу понять, как это у них произошло. Во всем остальном - безупречная подготовка, багамский москит носа не под точит, и вдруг - на тебе. Нагромождение нелепостей. Неужели они не знают, что я был в Штутгарте? Неужели в досье, собранном на меня, такие изъяны? Некрасиво, братцы. Непрофессионально. Нескладно...
Я сразу и не вспомнил, с чего это вдруг наш разговор перескочил на Штутгарт. Мы с Алланом вошли в гостиницу "Уильяме", зарегистрировались под чужими именами, получили ключи. Номер был средней руки. Впрочем, красиво жить мы не собирались. Наших соединенных капиталов едва хватало, чтобы, затаившись, прожить в Николс-Тауне несколько дней, а затем добраться морем до ближайшего безопасного пункта. Я мечтал попасть в кубинский порт Кайбарьен - до него по прямой, если двигаться строго на юг, менее полутораста миль. Аллан, как я теперь понимаю, мог помышлять только о Майями - это немногим больше ста миль на запад. В общем если бы мы не схватились в гостинице, то на катере, который мы собирались арендовать, в любом случае возникли бы определенные трения.
Итак, мы вошли в номер, заперли дверь, плюхнулись в кресла и только теперь смогли перевести дух. Наши глаза встретились, и мы расхохотались.
- Настоящий детектив! - восхитился Аллан.
- Голдстингер! - подхватил я, намекая одновременно на старый фильм про Джеймса Бонда и на ракету, которая чуть было не отправила нас на тот свет.
Аллан сначала не понял каламбура - или сделал вид, что не понял, - а потом закивал головой и согнулся в новом приступе хохота.
- Октощусси! - просипел он, давясь смехом, и выкинул в мою сторону правую руку со сжатым кулаком и оттопыренным вверх большим пальцем. Это, видимо, означало - отмочил так отмочил!
Теперь была моя очередь закатывать глаза и панибратски хлопать Аллана по плечу, одобряя ответный каламбур - не очень, правда, изящный: один из фильмов бессмертной "бондианы" назывался "Октопусси", и замена согласной в слоге с ударным "у" должна была, очевидно, служить намеком на мою фамилию - Щукин.
- Слушай, кто же все-таки эти деятели, а? - спросил он, отсмеявшись. - Сначала - ракета, потом - наш арест. Столько крови пролито... И Дадли уже нет... Сдается мне, главная фигура во всей этой истории - ты. То есть сначала ты гонялся за мной, а потом роли поменялись, и кто-то стал преследовать тебя. Так вот, что ты можешь сказать об этих "кто-то"?
Я молчал, соображая, надо ли мне рассказывать студенту университета Таллахасси Аллану Бетелу подробности деятельности Комитета вооружений.
Нет, конечно, история возникновения КОМРАЗа всем известна, основные его задачи также понятны большинству прогрессивных людей и разделяются практически всем человечеством: Комитет разоружений проводит в различных точках земного шара аукционы, на которых накопившаяся за десятилетия военная техника переходит из рук производителей в руки неправительственных мирных международных организаций, после чего разряженное и демонтированное оружие поступает на нужды мировой экономики, науки, культуры... Есть, конечно, и такие виды вооружений, которые не поддаются перелицеванию, к ним не применишь девиз "перекуем мечи на Орала", - тогда их просто уничтожают: в мировой практике разоружения уже много случаев, когда одни ракеты шли под пресс, другие - взрывались (разумеется, без начинки), когда отравляющие вещества сжигались, а радиоактивные материалы, упакованные в контейнеры, запрятывались глубоко-глубоко под землей. Впрочем, все это - о деятельности Комитета разоружений. Я же, поглядывая на Аллана, размышлял о.другой организации - нелегальной, неуловимой, таинственной, о международной милитаристской организации, поставившей целью сорвать разоруженческие процессы, исказить идею аукционов, перехватить как можно больше военной техники и сконцентрировать ее в каких-то богом забытых местах, чтобы в нужный час она смогла заработать по прямому назначению. Знал ли Аллан об этих потайных пружинах мировой политики? Не выйду ли я за рамки отведенных мне полномочий, рассказав Бетелу о некоторых операциях, проводимых АрмКо? (АрмКо - Комитет вооружений)
- Вот, помню, в Штутгарте я тоже попался - туши свет! - вдруг сказал Аллан, не сумев удержать разговор в прежнем русле. - Три дня не выходил из "Графа Цеппелина". И зарегистрировался - как и сейчас - под чужой фамилией: помогло водительское удостоверение моего дружка. Я внутренне встрепенулся.
- Штутгарт? - небрежно переспросил. - Это интересно. А что ты делал в Штутгарте?
- Дурака валял, - безмятежно ответил Аллан. - Захотелось по старушке Европе поболтаться. Вот и проехал автостопом от Ольборга в Дании до Неаполя. Красота!
- Что - деньги девать некуда было? - поинтересовался я, еще не подозревая "липы", а лишь недоумевая: "Граф Цеппелин" - лучший и самый дорогой отель Штутгарта, первый в категории "А". В мою бытность (шестнадцать лет назад) за номер в "Цеппелине" надо было выложить от 130 до 200 марок.
- Какие деньги у студента? Перебивался кое-как. Воплощал тягу к путешествиям в чистом виде.
"Перебивался, значит? - подумал я. - В лучшем-то отеле города?" А почему скрывался?
- Героин хотел толкнуть. У меня несколько пакетиков припасе но было. На черный день. А тут подвернулся случай. Ну, "петухи" полицейские то есть - нас и застукали. Пришлось уносить ноги. Я бежал от телебашни до самого ландтага, не останавливаясь ни на секунду. Чуть не умер.
Да, умереть можно, прикинул я, телебашня в Штутгарте весьма далеко от центра.
- От какой телебашни? - невинно спросил я.
- Будто их там десять! - огрызнулся Аллан. - От единственной в мире Штутгартской телебашни...
Я так и не понял - ни тогда, ни теперь, - зачем Аллану понадобилась эта чудовищная ложь. То ли, раз соврав, он не мог остановиться - такое бывает с людьми (но только не с агентами). То ли с ним не проработали как следует легенду. То ли он настолько вошел в образ "студента-путешественника", что и сам верил всему, о чем говорил. Для меня же очень быстро стало ясно, что в Штутгарте Аллан никогда не был и изучал этот город по открыткам. Любой человек, побывший в столице земли Баден-Вюртемберг, должен знать, что там две телебашни - одна собственно телевизионная, а вторая обслуживает дальнюю связь почтового ведомства. Она так и называется "Фернмельдетурм дер Пост".
- А почему прибежал к ландтагу? - спросил я.
- Так просто. Случайно получилось. Остановился, язык на плечо, пот льет градом. А ведь лето, жара, да еще безветрие, флаг сна шпиле ландтага висит тряпкой. Я отдышался и понесся к отелю.
Еще один прокол. Здание ландтага в Академическом саду - плоское, как стол. Стекло, металл. Там никакого шпиля, насколько я помню, нет.
- Что ж, так Штутгарт и не удалось посмотреть?
- Почему же? Пока не ввязался в историю с наркотиками, я по нему походил немало. В сущности, кроме Альтштадта, там смотреть 1 нечего. Но сам Старый город очень красив. Великолепная Приютская церковь на рыночной площади, старинная ратуша...
Аллан словно вздумал издеваться надо мной. Что ни фраза - то чушь. Ратуша в Штутгарте никакая не старинная, а новая, современной архитектуры, с часовой башней, представляющей собой сильно вытянутый параллелепипед. А Штифтскирхе стоит не на Рыночной площади, а на Шиллер-плац, по правую руку от бронзового Xиллера. На Рыночную площадь выходит как раз ратуша...
Есть города - их очень много, - которые вовсе не оставляют в душе ни малейшего следа. А иные западают в память в мельчайших деталях. К таким принадлежит и Штутгарт - по крайней мере для меня. Я там пробыл всего неделю в 1982 году, а помню так, словно вернулся оттуда вчера. Жил конечно же не в "Графе Цеппелине", а в скромной гостинице "Пост" в окраинном местечке Плининген. Местечко одновременно тихое и шумное. Тихое - с точки зрения психологической: фахверковые бюргерские дома, башенки со шпилями в германских предместьях всегда вызывают у меня ощущение молчаливой замкнутости. А шумно было в самом прямом смысле: по другую сторону автострады А8 - рукой подать - располагался Штутгартский аэропорт. Если проехать по А8 километров двенадцать четырнадцать, можно было добраться до развилки Штутгарт - Вайхинген. Туда мне, для собственного спокойствия, лучше было не соваться: в Вайхингене располагается штаб-квартира всех видов вооруженных сил США в Европе.
Перейдя через речку Керш, можно было от Плинингена пройти к внушительному Гогенгеймскому дворцу, где располагается Немецкий сельскохозяйственный музей. Впрочем, сельское хозяйство имело минимальное отношение к моим занятиям. Каждый день я вставал в пять утра и ехал через весь город на головной завод автомобильного концерна "Даймлер-Бенц", где незадолго до того произошла крупная авария. Во время пожара, причина которого так и осталась неизвестной, взорвалось несколько цистерн с краской. Семь человек сгорели на месте, но самое страшное заключалось в том, что взрыв выбросил облако сильноядовитого газа, которое накрыло два цеха. Одна из цистерн была с новым типом красителя - конечно же проверенным на токсичность и испытанным в лабораторных условиях, - однако никто не предполагал, что смесь продуктов горения разных красок может прореагировать и произвести на свет смертоносное соединение, отличающееся стойкостью и длительностью действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11


А-П

П-Я