Это затемняло значение никейского вероопределения и в дальнейшем послужило причиной многих смут.
Однако, все это было впереди. В 325 г. спор с арианами представлялся окончательно решенным, и решенным не в их пользу. Сам Арий наотрез отказался признать никейский символ. Его приговорили к низложению и заключению в Иллирию. Сочинения ересиарха было велено придать огню, а уличенным в их тайном хранении грозила смертная казнь. Евсевий Никомедийский и еще два епископа, не пожелавшие подписать осуждение Ария, были лишены кафедр и сосланы в Галлию. Торжество православия, впрочем, оказалось совсем недолгим. В декабре 326 г. скончался александрийский архиепископ Александр. Его преемником стал 28-летний Афанасий (прозванный в дальнейшем Афанасием Великим). Сразу после этого ариане стали наращивать свое влияние.
Их успеху способствовали могущественные покровители. Так, о возвращении Ария очень хлопотала сестра Константина Констанция. По ее ходатайству близкий доступ к императору получил один арианствующий пресвитер. При каждом удобном случае он говорил Константину о том, что Арий осужден несправедливо, что на самом деле мысли его нисколько не отличаются от определений собора и что, если бы ему позволили вернуться из ссылки и свободно их высказать, всем стало бы очевидно, что он во всем согласен с православием. Константин в конце концов уступил уговорам и согласился выслушать оправдания ересиарха. Явившись в 328 г. во дворец, Арий представил Константину свое исповедание веры, в котором хитро и уклончиво обошел постановление Никейского собора о единосущии Сына Божьего с Отцом. (В его исповедании на этот счет было сказано буквально следующее: «Веруем в Господа Иисуса Христа, Сына Божия, прежде всех веков от Бога Отца рожденного, Бога Слово, через Которого все сотворено на небесах и на земле, Который сошел и воплотился…» и т. д.)
Константин остался вполне удовлетворен вероисповеданием Ария и отправил его в Александрию, чтобы он примирился с архиепископом Афанасием и получил от него разрешение вернуться к церковному общению. Но искушенного в богословских спорах Афанасия обмануть было намного сложнее. Он не принял ересиарха и отвращался от Ария, как от скверны. Константин сильно досадовал за это на Афанасия и писал ему суровые послания. Воспользовавшись нерасположением императора, ариане удвоили свои усилия. Вскоре вернулся на свою кафедру Евсевий Никомедийский. Зато в 330 г был низложен православный архиепископ антиохийский Евстафий. Его кафедра перешла к арианам. В 335 г. ариане на Иерусалимском соборе одержали еще одну важную победу, добившись отлучения от церкви Афанасия Александрийского. Для того чтобы окончательно вернуть свое влияние, арианам не хватало теперь только снятия церковного отлучения со своего ересиарха. С этой целью с разных сторон обхаживали императора. Стареющий Константин в конце концов поддался внушениям.
Он вызвал в 336 г. Ария из Александрии в свою новую столицу Константинополь и прямо спросил его: признает ли он никейский символ. Арий отвечал, что признает.
Император велел ему поклясться, и ересиарх, не задумываясь, дал клятву.
Церковный историк Сократ объясняет эту уступчивость простой софистикой: Арий будто бы написал на бумаге свое исповедание и держал этот листок под мышкой.
Когда он говорил, что «истинно так мыслит, как написано», то имел в виду свое вероисповедание. Как бы то ни было, Константин поверил в обращение еретика и велел константинопольскому епископу Александру принять Ария в церковное общение.
Это известие привело ариан в великую радость, а православных, напротив, в смущение. Им оставалось надеяться единственно на заступничество Божие, и их молитвы в самом деле не остались без ответа. Выйдя из дворца, ересиарх шествовал посредине улицы как триумфатор, в сопровождении многочисленных сторонников. Но вблизи площади Константина он внезапно почувствовал расслабление желудка. Спросив, где здесь поблизости находится отхожее место, он немедленно поспешил туда и, по словам Сократа, «впал в такое изнеможение, что с извержениями тотчас отвалилась у него задняя часть тела, а затем излилось большое количество крови и вышли тонкие внутренности, с кровью же выпали селезенка и печень, и он тут же умер».
Внезапная и во многих отношениях символическая смерть ересиарха не помешала дальнейшему распространению его учения. Этому способствовало также то, что все наследовавшие Константину императоры, вплоть до Феодосия Великого, в той или иной степени поддерживали ариан. Их глава Евсевий Никомедийский стал в 338 г. епископом константинопольским, и с этого времени более чем на сорок лет все столичные церкви перешли в руки ариан. Для православных наступили трудные дни.
Дело их стало налаживаться только в 378 г., после смерти императора Валента.
С трудом побежденное на Востоке, арианство еще несколько веков удерживалось на Западе. Многие варвары, принявшие христианство во второй половине IV в., приняли и господствовавшее тогда арианское вероисповедание. Таким образом, арианство широко распространилось среди германцев и потом на некоторое время утвердилось в Западной Европе. Первыми его восприняли вестготы, под власть которых в 419 г. перешла Испания. Они исповедовали арианство сто пятьдесят лет и перешли в католичество только в конце VI в. Арианами были остготы, завоевавшие в 493 г. Италию. В 568 г. на смену им пришли лангобарды, также на протяжении всей своей истории бывшие арианами. Завоевавшие в 429 г. Африку вандалы были воинствующими арианами и жестоко преследовали православие. Франки, овладевшие Северной Галлией, также поначалу исповедовали арианство. Однако, в 496 г. король Хлодвиг принял крещение от реймского епископа Ремигия, после чего среди франков быстро утвердилось католичество. Когда в VII–VIII вв. франки распространили свою власть на Галлию, Италию и Германию, арианство повсюду уступило место католичеству.
Св. Григорий Богослов

Григорий Богослов — один из наиболее чтимых отцов церкви — происходил из малоазийского города Назианза, в римской провинции Южная Каппадокия. Родился он в 329 г. и воспитывался по христианским обычаям, так как родители его были христиане. С ранних лет он отличался рассудительностью, бодростью духа и усердием в учении. Детские игры, пустые забавы и всякого рода зрелища его не занимали. Он был пылок, впечатлителен, — и вместе с тем упорен и тверд в достижении поставленных целей.
По тогдашнему обычаю годы учения юноши из состоятельной семьи бывали годами странствия. Григорий не являлся исключением. По окончании назианзской школы, он отправился обучаться красноречию сначала в Кесарию Палестинскую, потом — в Александрию Египетскую и, наконец, в 351 г. в Афины. Об афинских годах Григорий всегда вспоминал с радостным волнением — здесь, по его собственным словам, он, «ища познание, приобрел счастье — это была дружба с его соотечественником, уроженцем Каппадокии, Василием (будущим Василием Великим, епископом Кесарийским), самая сладостная и самая жгучая из его жизненных привязанностей. Он писал позже: «Стали мы друг для друга всем, — и товарищами, и сотрапезниками, и родными — имели одну цель, любомудрие, и непрестанно возрастали в пламенной любви друг к друг. У нас все было общее, и одна душа в обоих связывала то, что разделяли тела». Это был союз доверенности и дружбы. Соблазны «душе-губных Афин» не смущали их, — они знали только два пути: в священные храмы к тамошним наставникам и к учителям наук внешних. «У обоих было одно упражнение — добродетель, и одно усилие — до отшествия отсюда жить для будущего стремясь к знаниям». В Афинах друзья изучали, прежде всего, древнюю литературу, ораторов и историков, основательно ознакомились с греческой философией. С этой поры у Григория навсегда осталась любовь к мудрости. «- Я первый из любителей мудрости, — говорил он о себе, — я никогда не предпочту этому занятию ничего другого».
Около 355 г. Василий уехал в Египет, а Григорий сам принял учительское звание.
Узнав, что его отец сделался в Назианзе епископом, он немедленно отправился на родину и вскоре после этого крестился (в те времена по примеру Иисуса обычно крестились в зрелом возрасте). Произошло это приблизительно в 359 г. Заветной мечтой Григория было тотчас отречься от мира и идти в пустыню, но отец удержал его от этого шага. Насильно рукоположив сына в пресвитеры, он потом хотел посвятить его в епископы, чтобы тот занял его место. «При этом принуждении, — рассказывает Григорий, — так сильно воскорбел я, что забыл все, — друзей, родителей, отечество, род. И как вол, уязвленный слепнем, ушел в Понт, надеясь там в божественном друге найти врачевание от горести». Василий, который в это время также был пресвитером, устроил друга в свой монастырь. Григорий с радостью вспоминал потом время, проведенное вместе с ним в Понте, — в келиях, в бдении, в псалмопении и в научном труде: друзья изучали там Священное Писание и творения Оригена. Счастье это длилось недолго. Узнав в 362 г. о смерти младшего брата, Григорий должен был вернуться в Назианз, чтобы помогать престарелым родителям.
От тихой жизни он был отвлечен гонениями на православие, которые начал новый император Валент, утвердившийся у власти в 364 г.
Как уже говорилось выше, никейский символ веры был принят на I Вселенском соборе фактически единодушно, но многие епископы сделали это лицемерно в страхе перед императором Константином. После его смерти арианские споры вспыхнули с новой силой, причем на Востоке империи — в Сирии, в Азии, Понте и Фракии — ариане составляли заметное большинство. Никейский символ здесь почти не применялся.
Ариане в особенности восставали против включенный в символ по требованию Константина слов о том, что Бог Сын «единосущен» Богу Отцу. Когда политическая обстановка изменилась в их пользу, они поспешили выбросить из символа понятие «единосущия». Поместные соборы 359 г. в Риминии и Селевкии вынудили принять заранее составленное при дворе арианское исповедание, утвержденное потом Константинопольским собором 360 г. Оно-то и стало основным исповеданием всех последующих арианских церквей. Даже многие правоверные христиане не принимали слова «единосущный» и предлагали заменить его более мягким «подобосущный».
Но наиболее последовательные из православных богословов понимали, что твердую систему вероисповедания можно построить, только исходя из понятия «единосущный», по которому нужно перестроить весь логический состав богословия. Вскоре среди них выдвинулся Василий Великий, посвятивший борьбе с арианством всю свою жизнь. Он отчетливо понимал ближайшую цель православия: необходимо было новое провозглашение того же никейского символа веры, но в более точной богословской терминологии. Недоговоренность и неясность никейской формулы состояли в том, что не было общего термина для названия Трех в единстве Божества. И потому единство и нераздельность Божественного бытия оказывались выражены резче и определеннее, нежели Троичность и различия. Для устранения этого недостатка следовало, как уже говорилось в жизнеописании Ария, точнее различить понятия «сущность» и «ипостась», четко сформулировать ипостасные признаки всех Трех Лиц Божества и, таким образом, придать системе троичного богословия законченность и гибкость. Эта задача была осуществлена во второй половине IV в. великими капподокийцами — самим Василием Великим, его младшим братом Григорием Нисским и его другом Григорием Богословом. Василий предложил решение догматических проблем, которые Григорий Богослов отлил в чеканные формы, а Григорий Нисский философски углубил.
Борьба была долгой и очень непростой. В особенности для Григория Богослова, который по своей природе был создан для безмолвия и тихих научных трудов. Между тем, по воле обстоятельств, вся его жизнь прошла среди житейского мятежа, треволнений и смуты. В схватку с арианами он был вовлечен своим другом Василием Великим, который, сделавшись епископом Кесарийским, заставил Григория в 372 г. занять епископскую кафедру в небольшом каппадокийском городке Сасиме. Григорий дал свое согласие с величайшей неохотой.
О Сисиме он писал так: «Место безводное, не произрастающее и былинки, лишенное всех удобств, — селение ужасно скучное и тесное, — там всегда пыль, стук от повозок, слезы, рыдания, собиратели налогов, орудия пытки, цепи, а жители — чужеземцы и бродяги». Впрочем, из-за противодействия соседнего тианского епископа Анфима, исповедовавшего арианство, Григорий так и не попал в Сасим, а поселился в соседнем монастыре, где ухаживал за больными. В 368 г., когда умерла его младшая сестра Горгония, он вновь должен был возвратиться в Назианз, так как у его престарелых родителей не было больше других детей. После смерти отца и матери, которая последовала в 374 г., Григорий некоторое время управлял назианзской паствой, а потом по просьбе Василия Великого стал опекать созданную им богадельню в монастыре Св. Феклы в Селевкии Исаврийской. Там он узнал о поражении и смерти на Дунае арианского императора Валента и о последовавшей вскоре после этого кончине его друга Василия Великого (в 379 г.). Борьба с еретиками легла теперь всецело на плечи Григория. После многих просьб он уступил увещеваниям друзей и отправился в Константинополь — в самый центр арианства, где в доме одного своего родственника открыл небольшую церковь, названную Анастасией (Воскресением). Немногочисленная православная община столицы сплотилась вокруг него.
Время было очень трудное. Григорий так характеризовал его: «Церковь без пастырей, доброе гибнет, злое наружу, — надобно плыть ночью, нигде не светят путеводные огни, Христос спит…». В Константинополе он, по его собственному выражению, нашел «не паству, но малые следы или остатки паствы, без порядка, без надзора, без точных пределов». Первое время проповедь Григория вызывала смущение. «Сначала город пришел в волнение, — рассказывает он, — восстал против меня, будто бы я вместо единого Бога ввожу многих богов, ибо вовсе не знали они благочестивого учения, не знали, как Единица умопредставляется троично, а Троица — единично».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124