Ванко рядом постоял - по разговору понятно, что женщины внутри.
Ох, как надо туда!
Боком, осторожно паренек пристроился возле пары наемников, чуть было не уже юркнул, как удар в ухо сбил с ног, наполнил голову тонкими трелями колокольцев и воздух вокруг громким гоготом собравшихся.
- Куда, мой маленький, - жуткое, морщинистое, в клочьях волос лицо старика всплыло на общем расплывающемся фоне, - ты ко мне сюда вечером приходи, а сейчас нельзя.
Ванко страха не почувствовал. Парализующий ужас, вот как это называется. Паническое состояние, правда, не помешало на четвереньках быстро ретироваться на безопасное расстояние. Встал, отряхнулся, потряс головой - шумит. Жуткий старик, а в палатку надо обязательно попасть.
Надо для виду уйти, по другим рядам походить, попозже тылами подобраться - так и поступил. Зашел сбоку, край шатра приподнял, лег на живот и, скребя сапогами, протиснулся внутрь.
Глаза к полумраку привыкли быстро, но, только паренек бросил взгляд на окружающее, захлопнул крепко веки и спиной, на карачках, бросился прочь. Запутался в полотнище, вывалился наружу, начал барахтаться. Женщин привередливые покупатели осматривали не в пример дотошнее, чем мужчин, от того и скрывалось это от посторонних взглядов. Прервал Ванково трепыханье тяжелый пинок в ребра. Цепкая костлявая рука сзади тисками сжала шею и извлекла мальчишку на свет.
- Не терпится поближе познакомиться? - желтые с кровянистой сеткой глаза в упор уставились на мальчика, - Ну, пойдем, сладенький.
Свои слова и решительность старик подтвердил резким тычком коленом в пах. Низ живота обожгло огнем, в глазах потемнело, не в состоянии противиться, несчастный послушно последовал за мучителем.
- Эй, пидор, пацана оставь в покое, - спокойный хрипловатый голос, словно прохожий муху назойливую отгоняет.
- Ты ему может отцом будешь?
- Мразь, закрой рот и отпусти ребенка, - напротив старика стоял недавний Ваньков знакомый, как всегда лениво-сонный, Лекарь.
- За мразь, мил человек, ты мне сейчас ответишь, а за маленького засранца виру заплатишь, он ко мне сам пришел, я его за уши не тащил - законы знаем.
Видимо на законы работорговцев Лекарю было глубоко наплевать, он молча положил руку на плечо мальчика, дед уже не держал шею, и собрался проследовать дальше.
- Нехорошо старого человека обижать, - старик слащаво растянул бескровные губы над черным провалом беззубого рта в жутком подобии улыбки, - защитите, люди добрые.
За спиной и по бокам от Лекаря, мрачно поигрывая короткими дубинками, какими успокаивают невольников, ухмыляясь, стояло четверо устрашающего вида верзил-работорговцев.
- Пойдем в палатку, человече, поговорим, - стариковых помощников не мучили давешние сомнения Слава, по поводу застывшего льда в глазах безоружного Лекаря, или, стоя сзади, они просто не встречали его взгляд, - пойдем, не бойся, - один из них тихонько постучал дубинкой по плечу Ванькова спасителя.
Лекарь не пошевелился, стоял, без тени интереса глядя в глаза старику. Тот улыбался, а мальчик чувствовал, что его сейчас стошнит от страха.
- Ну же, дядя, ножками, - тупой конец палки грубо ткнулся в поясницу целителя, - дедушку обижать смелый был, а теперь в штаны наклал?
Лекарь был неподвижен, у Ванко подкашивались ноги, и он бы уже грохнулся, не будь на плече большой теплой руки.
- Иди, сука, тебя люди по-хорошему просят, - улыбка сползла с лица старого, и мутноватый взгляд впился с колючей злостью.
Ванко не понял, каким образом Лекарь оказался лицом к нападающим. Он не знал, как сам очутился за спиной бойца. И уж тем более он не имел представления, почему тыкавший дубинкой стал с хрипом оседать, судорожно скребя пальцами по неестественно распухшему горлу. Миг - и второй нападающий застывает в широком замахе, юлой вертится перед Лекарем, сложившись пополам и высоко подняв руку, из которой уже выпало оружие. Хруст, глухой и короткий - в локте и запястье она перегибается, как не может гнуться рука нормального человека, веревкой опадает, а ее хозяин пинком отправляется навстречу третьему нападающему. Удар сердца - дубинка четвертого рассекает воздух, где мгновенье назад была голова защищающегося - тот уже позади, колени верзилы подгибаются, он словно приседает. Вихрь, едва уловимое движение, нападавший будто хочет заглянуть себе за спину, резко развернув голову. Первый уже не хрипит и таким же бездыханным кулем на него мягко сползает тело четвертого. Второй, тот который с рукой бледен и неподвижен, но, скорее всего, жив, напарник, сбитый его телом, в ужасе пятится назад, его благоразумие - залог личного благополучия в будущем. Сколько раз можно мигнуть за этот ничтожный промежуток времени? Ванко успел дважды. Сколько раз успел хлопнуть глазами старик, никто не считал - он не успел главного. Он не успел ретироваться, потому что тем же слитным движением справа от него вырастает Лекарь и коротко бьет ногой. На этот раз треск сухой и скрежещущий - колено работорговца сгибается внутрь.
- Ну, показывай дорогу, дедушка, - все также лениво шепчет целитель, забирая из ослабевших рук нечто безумно опасное, воронено-матовое, короткое и тупое и укладывая поверженного в грязь.
Муха не отстала и прохожий быстрым движением ловит ее на лету, сжимает кулак и бросает исковерканное тело себе под ноги - там она дергается в конвульсиях и перебирает лапками, человек продолжает путь.
- На голых баб посмотреть захотелось, - в голосе Лекаря нет эмоций, словно он разговаривает во сне.
Он даже не запыхался, замечает Ванко.
- Я… я не знал.
- Пацаненок… да… мы в твои годы…
Некоторое время они идут молча, Ванька потихоньку отпускает и в нем вновь просыпается любопытство и бесстрашие.
- Как больной ваш, жив еще?
- Пока не встал, но уже в сознании, разговаривает.
- А руки как, отрезали?
- Нет, заживают.
Ваньку не хочется вспоминать, как жутко, безобразно и отталкивающе, кусками отделялась от белеющих костей гниющая черная плоть. До сих пор жжет запястье в том месте, где его охватывали сухие и гладкие тонкие пальцы-когти, покрытые хрупким пергаментом вновь нарастающей кожи. И стоит перед глазами лицо: одна половина - просто лицо смертельно больного человека, другая - ошибка нерадивого гончара, бросившего на половине свою работу и смявшего, перекрутившего податливую глину. Безжизненный, неподвижный и никогда не закрывающийся глаз и белые губы, изогнутые в правом углу в вечной печальной усмешке, шепчущие заклинанием "Пацан, найди, найди, пацан".
- Гангрена и заживают, - прошептал под нос непонятное Лекарь, видно, его все-таки можно еще удивить, - будем назад возвращаться, обязательно посмотрю.
Торжище шло своим чередом и к следующему утру загулявший ночью Слав рассказывал землякам занимательную историю о том, как эти выродки-торговцы людьми похитили намедни маленького мальчика. Отец ребенка на их беду был мужик не промах, пришел в лагерь и перебил хозяев с охраной, освободил и сына и невольников, положив уйму народа. Работорговлю здесь не приветствовали, а потому особых разбирательств по происшествию не последовало. Непосредственный участник конфликта - Ванко мог бы многое пояснить домочадцам, однако понял, что афишировать свою роль в столь громком деле не стоит, промолчал.
Вместе с тем ярмарка удалась на редкость богатой и зрелищной, даже бывалые купцы, не раз бывавшие в местах и получше, признавали, что в подобном захолустье не ожидали увидеть такого стечения народа.
Практически каждый день отмечался маленькими происшествиями: где-то факир дыхнул пламенем и спалил несколько палаток, в другом месте с окраины на торжище забрела стая волков, подрала гостей, и их гоняли меж стоянок всем миром, то в Куте выловили тело утопленника, который накануне пьяным разгуливал по лагерю. Кому что на роду написано, от предопределенности не уйдешь - выжившие после Войны твердо верили в судьбу и старались не противиться ее капризам. Во второй половине случилось еще одно событие, ставшее, наверное, роковым в жизни маленького хутора Сивого.
Ванковы поиски казались безуспешными. Он рыскал повсюду, совал нос во все подозрительные на его взгляд места, но никого, подходящего под описание своего израненного друга, не встречал. Он примелькался во всех углах торгового поля и, со своей вездесущестью, стал многими узнаваемым участником всего ярмарочного действа.
- Куда спешишь, пострел? - зачастую приветствовали его то у одного, то у другого котла, - Заходи на кашу!
Миновали пока пристального мальчишечьего внимания лишь злосчастная палатка работорговцев - на бросок копья боялся подходить к ней паренек, и лагерь наемников, взятый на заметку еще в начале ярмарки.
Эти люди продолжали держаться особняком, за пределы обжитой территории старались не выходить, вели себя вызывающе и остальными гостями воспринимались враждебно. Кто-то рассказывал, что некоторые караванщики, подвергавшиеся нападениям за время своих странствий, опознали в них своих обидчиков, поговаривали, что здесь, на ярмарке, наемники присматриваются к будущим жертвам.
Случай помог Ваньку поближе познакомиться со странными гостями.
Он бесцельно, если смотреть со стороны, прохаживался недалеко от интересующей стоянки, когда из-за палаток показался долговязый малый лет семнадцати.
- Эй, деревня, иди сюда быстро, - окликнул он паренька, махнув рукой, чтобы стоящий в одиночестве Ванко не подумал, будто тот обращается к деревьям на опушке.
- Ну, - Ванко приблизился, пытался выглядеть уверенно и независимо.
- Гну, за мной иди, - молодой наемник нырнул под растяжку и приподнял полог, натянутый между палатками и скрывающий внутренне пространство от случайных глаз, - вынеси по шустрому.
Напротив мальчика стояло большое ведро, до верха полное нечистот. Все отходы жизнедеятельности посетители Осетровского торга доверяли спокойным водам текущей неподалеку Куты. Ванко вздохнул - отсюда тащить тяжелое и грозящее расплескаться ведро было прилично. Однако делать нечего, отказаться не позволяли ни необходимость побольше узнать о хозяевах лагеря, ни, тем более, приказной тон собеседника, могущего, в случае чего устроить взбучку не хуже зловредного старика.
Когда дело было сделано, Ванко на правах знакомого сунулся с пустым вонючим ведром внутрь лагеря. Его нанимателя видно не было, поблизости на стуле с матерчатыми спинкой и сиденьем, высоко закинув на такой же раскладной стол длинные ноги в обтягивающих кожаных штанах и сапогах с короткими голенищами, сидела симпатичная девица и ковыряла под ногтями кончиком узкого ножа.
- Вау! - неожиданно в двух вершках от щеки мальчика, упруго войдя в древесину и звонко вибрируя во вкопанном столбе, обдав лицо легким движением воздуха, возник стилет, - Каакие гости! Откуда ты, такой красивый?
В руке незнакомки уже танцевал родной брат дрожащего перед носом Ванко ножа. Поблескивая хищным лезвием, оружие завораживающе плясало, перекатываясь между пальцами, лезвие - рукоятка, словно привязанное.
- Просили, вот, я и вынес, - кивнул в сторону емкости Ванко.
- Фи, - смешно сморщила носик наемница, - Серый, слушай, наш Черенок еще сопли подобрать не успел, а уже вместо себя дерьмо таскать запрягает.
Из большой палатки показались двое: один среднего роста, коренастый и лысый, с глазами слегка навыкат, второй - чуть повыше, худощавый, с мелкими чертами лица и весь какой-то гибкий.
- Чего там? - поинтересовался худой.
- А вон - Черенок золотаря нанял.
Все уставились на Ванко, словно невесть откуда посреди дикого леса его повстречали. Под пристальными взглядами паренек чувствовал себя неуютно, тем более ему не было понятно - смеются его новые знакомые или всерьез говорят. Здоровое желание бросится наутек он в себе подавил - уж очень зловеще сверкало лезвие, описывая восьмерки вокруг пальцев девушки.
- Где этот урод? - процедил пучеглазый.
Его напарник заглянул в одну палатку, другую, нырнул внутрь, после чего оттуда вывалился подгоняемый затрещиной Черенок.
- Краб, ну что я… - подбежал он к коренастому, но не успел закончить, резко выброшенный локоть с хрустом встретился с переносицей и отбросил его назад.
Ванко с удивлением отметил, что на правой руке Краба отсутствуют средний и указательный пальцы. Черенок повалился на спину, потом неуклюже сел и прижал к лицу ладонь, из-под пригоршни потекла кровь.
- Кто это? - коренастая фигура надвинулась на барахтающегося наемника.
- Пацан, он тут по всему базару шастает, - всхлипнул Черенок.
- Что. Он. Здесь. Делает? - раздельно выплевывая слова, продолжал Краб.
- Ведро выносил, - заскулил юноша, - Краб, ну он бездомный наверно, по всему базару околачивается, его то тут, то там подкармливают, я видел. Думал пусть поработает, жратвы бы дали.
- Ага, думал, - нога в тяжелом сапоге хлестко приложилась в плечо, отчего Черенок вновь опрокинулся, - Стерве расскажи, она сказки любит. Благодетель хренов. Пошел вон!
Взгляд, которым наградили Ванко исподлобья, не обещал ничего хорошего, однако мальчишка его даже не заметил, так как на него теперь уставились рачьи глаза Краба.
- Ты кто?
- Ванко.
- Чего вынюхиваешь?
- Дяденька, кушать очень хочется, - решил поддержать Черенка Ванко.
- Не похож ты на оборванца, в городе живешь?
- Ага, - шмыгнул носом Ванко, завираясь окончательно.
- Краб, не мучай ребенка, что он, сам напросился? - вступилась Стерва и кошачьим движением обняла паренька за плечи, - Смотри, я вот его себе оставлю, усыновлю, таакой милашка.
- Хомячка лучше заведи, - хмыкнул Краб, - так, шкет, вали отсюда, еще раз встречу - уши с языком на суп пущу.
Отведать такого блюда, впрочем, как и менять родителей, особенного желания не было, поэтому дважды упрашивать Ванко не пришлось и отдышаться он смог, лишь добравшись до родной палатки. Последним, что он услышал в лагере наемников, были тихие слова, сказанные Серым: "В дело, Краб, надо быстрее - у людей от скуки мозги киснут".
И дело, похоже, не заставило себя ждать - к концу второго дня к городу выбрел окровавленный полуживой караванщик, член одного из выбывших накануне торговых обозов.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7