купить душевую кабину ривер
Седые волосы подстрижены ежиком. От него разит вином. Орет на неработающий телевизор.
– Это старый телевизор моего брата, у меня нет денег на новый, – ворчит Чарли.
Спрашиваю, как он зарабатывает себе на жизнь.
К концу матча я все еще у него. Он идет на кухню, откуда вытаскивает синий мопед с приделанной к нему тележкой.
– Мне надо поработать в саду, – объясняет мне Чарли, как будто призывая оставить его в покое.
Но я привязываюсь. Следую за ним в машине до его участка. Сливовое дерево, редис, капуста, картофель и сорняки. Скамья, где он проводит летние дни напролет, потягивая дешевое виноградное вино. Я только что купил три бутылки вина, батон хлеба, камамбер и колбасу. Чарли делает вид, что не замечает меня. Он медленно копает. С полчаса он работает, потом садится рядом со мной. Не спрашивая, он выпивает первую бутылку и с жадностью посматривает на вторую, которая только начата. Я приглашаю его.
– Ты спал с Матильдой? – спрашиваю его.
– Если тебя спросят, ты скажешь, что не знаешь.
– Какого типа эта женщина?
– Хорошая женщина, настоящая дама. Она надула меня в этой истории с телефонным звонком. Но я не сержусь на нее. Мы связаны кровными узами.
– Вас тянуло друг к другу?
– Я бы так не сказал. Скажем, с такой женщиной ты не можешь сопротивляться. Сначала кажется, что ты ведешь лодку. Но на самом деле – она. Матильда – это сила. Х-м, королева в своем роде.
Я прерываю его:
– Вы были осуждены за эксгибиционизм?
– Это просто глупость. Ты видел, где я живу? Там нет штор. И по утрам, когда я встаю, поневоле прохожу мимо окна. А торговка напротив просто кривлялась передо мной, вот и все.
Чарли рассуждает, глаза его стекленеют. Прежде чем уйти, он показывает мне фотографию. Он с кузиной. Снято во время ярмарки, перед стендом у тира. Матильда в белом легком платье. Чарли демонстрирует свой роскошный галстук и седую шевелюру, тщательно причесанную. Вперед.
– Когда была сделана эта фотография?
– В восемьдесят четвертом, – уверенно отвечает Чарли.
Он принимается за третью бутылку.
– Я не уверен, что вы говорите мне правду, – замечаю я.
– О чем ты? – спрашивает этот землекоп с синей тележкой.
– Может быть, вы помогли ей вынести чемодан? – говорю я, глядя прямо перед собой.
– А ну, дуй отсюда, дерьмо такое! – орет Чарли.
Я медленно направляюсь к машине и отъезжаю. Последняя бутылка вина разбивается о мое заднее стекло.
XXII
Мой визит к Чарли забавляет Матильду. Я подхожу к рамке и шепчу:
– Я знаю, что произошло ночью 24-го. Чарли принес тебе большой чемодан, чтобы помочь вынести тело Эмиля. Вы спрятали его в морозильнике в доме Марселя.
Старая ведьма не шелохнется. Она чувствует, что я кружусь на месте и ни в чем не уверен.
Габи зовет меня. Серьезным голосом он сообщает мне о бракосочетании с Клэр. Просит дать согласие быть свидетелем. Я говорю – нет. Без всяких колебаний. Никогда уже не будет между нами так, как было раньше.
Я приезжаю в госпиталь на добрую четверть часа раньше. С хромированными щипцами в руках хирург проделывает все за пару минут. Бегом скатываюсь с больничной лестницы и рысью пересекаю сад. Никто и ничто не может меня остановить. Насвистывая, сажусь за руль. Трижды нарушая правила, еду на красный свет, пока пересекаю весь город. Целую Гаэль, направляющуюся с бабушкой за покупками.
– Да вы в полном порядке, – отмечает мадам Безар.
Говоришь, в полном порядке? Смотрю на Матильду. Отвечаю:
– Так и есть!
Я убираю все, что захламляет мой кабинет. Открываю рамы. Похудевшее запястье не слишком досаждает мне. Повязка, которая стягивала его, летит в мусорное ведро. Достаю из ящика свою ручку. Набираю чернил в перо. Ободряющая улыбка Матильды. Боевая стойка. Удобно устроившись в кресле, положив локти на стопку листов, слегка наклонив голову, я жду, что это придет.
У меня идея, как начать. Сцена, где Жименез смотрит приезд команды Тура. В этот день Эррера и Конти впервые рассказали ему о Матильде. После некоторого размышления я решаю начать с появления двух полицейских, когда они приезжают на машине в здание суда. В голове у меня стоят шум мотора их машины, реплики, которыми они обмениваются. Несмотря на боль, я написал в этот день сотню строчек. Перечитываю. Пуф! Недостаточно захватывающе. С самого начала ясно, что судья не загонит Матильду в тупик. И слишком чувствуется, что сейчас Матильда убьет Эмиля.
В мусор.
Начинаю заново.
Сцена любви Матильды и Эмиля. Бросаю взгляд на портрет. Матильда не в восторге:
– Не вздумай сделать из нас порнографическую писанину!
– Да нет, – отвечаю, – я просто хочу показать, что вы любили друг друга.
– Я не любила его. Он даже не был моим любовником. Мне не нравится это слово. А вот тебе нравится копаться в грязи. Ты – извращенец, а я порядочная женщина. Убери меня отсюда.
Я делаю вид, что не слышу. Слова занимаю свою позицию.
Как передать то молниеносное чувство, которое она испытывала, когда Эмиль прикасался к ней?
Между написанием романа вожусь со своей аппаратурой. Я придумал хитрую систему с помощью батарейки и конденсатора от телевизора. Надо только откорректировать. Лула служит мне подопытным кроликом.
Звоню.
– Смотри-ка, привидение, – говорит Мари.
Подходит Лена. Она подстригла волосы. Мне кажется, что ей это не очень идет.
– Ты сделала стрижку, тебе идет, – говорю ей, прежде чем спросить про кассеты.
Она их получила. Выходим выпить по стаканчику. Она сменила духи. Сразу начала с того, чтобы я прекратил посылать ей такого рода послания. Она говорит, что больше не любит меня. Больше нет, настаивает она. Я это предвидел. Предлагаю остаться друзьями. Она согласна. Пара комплиментов по поводу моего вида и одежды. Я надел жилет поверх ее белой рубашки. Спрашиваю, не согласится ли она иногда бегать со мной вдоль канала.
– Почему бы нет?
У ее депутата жизнь не очень. Выплыли тайные делишки и наделали много шуму… Лена была только что принята в его кабинет ответственной за поручения. Она не смогла объяснить, о поручениях какого рода идет речь.
– Знаешь, я же только начинаю. В любом случае, очень жаль. Бертье – прекрасный человек.
Прежде чем уйти, Лена гладит меня по щеке и бросает:
– Мне действительно очень нравится, что ты так все принимаешь. Я боялась твоей реакции.
– Почему?
– Не знаю, просто плохое впечатление. Я считала, что ты очень изменился…
– Все это из-за книги, – говорю ей, – это странная работа.
Улыбаюсь, изображая нежность. Дрянь, за кого она меня принимает? Ужасная дрянь! Создание дьявола! Сука! Предательница! Ведьма!
Возвращаюсь, держась за щеку. К счастью, Гаэль еще там. Она хочет пожелать спокойной ночи рыбине, прежде чем пойти спать.
– Что это за штуку ты нацепил на Лулу? – спрашивает Гаэль.
– Электрический провод.
– Чтобы у нее в голове зажигался свет?
– Да, что-то в этом роде.
Сочиняю ей сказку о прекрасной принцессе, и она оставляет меня наедине с Матильдой. Рассказываю Матильде о встрече с Леной. Она смеется.
Прекрати смеяться, Матильда! Умоляю тебя!
Лето близится к концу. Десятки раз я начинаю первую главу. И все время не удовлетворен. Я еще недостаточно изучил Матильду. Звоню Шанталь. Она ликует. Готовится к долгому путешествию, а затем уезжает в Гоа. За кассету и обещание молчать Куртеманш выплатил ей сто тысяч франков, как компенсацию за переезд. Она хочет купить дом и больше не возвращаться. Уезжает одна. Меня она сердечно приглашает навестить ее там. Но до этого я хочу покончить с Матильдой. Благодаря Шанталь я раздобыл список многочисленных бывших любовников Матильды. Ищу в этом направлении. Любовь, страсть, секс, детство, смерть. Никогда я еще не был так близок к цели. Встречая этих мужчин, которые в ее глазах были предателями, я понял, как зародилось и выросло желание убить Эмиля. Но я спрашиваю себя, почему все эти типы, что бросили ее, не получили то же, что и Эмиль.
Что послужило толчком?
XXIII
Лена надела черные шорты и широкий с большим вырезом джемпер. У нее длинный, правильный шаг, но не хватает дыхания. Вот уже четвертый раз мы бежим вместе. Она измучена моей хорошей физической подготовкой. Легко бегу следом за ней только для того, чтобы разглядывать ее в свое удовольствие. Знаю ее тело наизусть, но оно все равно волнует меня. Она не носит плавок, и ткань плотно прилипает к ее коже. У меня в ноздрях стоит запах ее пота. Я слышу трение волос о ткань и угадываю под джемпером тяжелое колыхание грудей. Бегу со стоящим членом под широкими спортивными штанами. Иногда, приближаясь к ней, просовываю руку в карман. Она ни секунды не сомневается в том, как я напряжен. Она – единственное в мире существо, которое способно привести меня в такое состояние. Но какое безумное наслаждение после сорока пяти минут усилий, много раз повторяемых движений рук и ног, прерывистого дыхания, копящейся усталости – расслабиться. Она, скрестив ноги, на глазах у всех лежит на маленькой лужайке на берегу канала. А я, втайне от нее, получаю удовольствие, которое кроется под тканью моих спортивных штанов.
Я скрываю свою игру. Я – сама безупречность и корректность. Смеюсь над каждой ее шуткой. Больше не посылаю никаких кассет, не протыкаю шин, не делаю неуместных намеков по поводу Бертье.
Лена вся в поту. Она пышет здоровьем. Приглашаю ее зайти ко мне после бега. Говорю, что все приготовил. Красивый стол с белой скатертью. Прохладное шампанское.
Лосось в кислом соусе и сыр на десерт.
– Чтобы отпраздновать наше примирение. – И добавляю: – Ты не можешь мне отказать в этом.
– Мне надо зайти к себе, чтобы принять душ.
Я умею ее убеждать:
– Но это глупо, ты можешь вымыться у меня, заодно заберешь те шмотки и безделушки, которые оставила.
Наконец она соглашается. Поднимаясь, сообщает мне, что нашла квартиру и скоро уедет от Мари. Она сразу направляется в ванную комнату. Говорит:
– Странно возвращаться сюда.
Смотрю, как она раздевается. Она видит, что я смотрю, и не прячется. Течет вода и перекрывает наши дыхания. Ее тело на фоне белого кафеля. Такое тело – мечта каждой женщины. Белая кожа, округлые бедра, смех, который электризует меня. С безразличным видом спрашиваю, спит ли она с Бертье. Она уверяет меня, что нет. Лжет. Капельки пота блестят около пупка. Она плещет водой себе на грудь, хохоча от удовольствия. Говорит, что ей горячо.
– А Давид? – спрашиваю ее.
– Он уехал в турне.
Предлагаю ей поставить музыку, пока она моется. Она шутит, как раньше:
– Да, я совсем забыла твою знаменитую цепь «Б».
– «Ромео и Джульетта» Прокофьева, подходит? – кричу из гостиной.
Не слышу ответа. Первый акт, действие третье. Битва. Очень мягко в начале и очень сильно в конце. Магия звуков. Матильда с заговорщическим видом позволяет мне действовать. Лена закрывает кран.
Включаю свой прибор. Он совсем маленький, размером с транзисторную батарейку. Слабо загорается красная лампочка. Через одну минуту оттуда выйдут 10 тысяч вольт. Взглядом я следую за проводом. Он проходит через стену гостиной, заканчивается за плиткой, как раз над кранами ванны, и соприкасается с водой. Знаменитая цепь «Б». Я проверил свой прибор утром на Луле. Результат был потрясающим. Рыбина резко остановилась. Ее тело лишь слегка затвердело. Возвращаюсь в ванную. На несколько мгновений задерживаюсь в проеме двери. Вхожу, прислоняюсь к кафельной стене, скрестив руки. В зеркале мое лицо. Чистое и выбритое. Ни намека на нервозность. Я нахожу его даже миролюбивым. Маска нежности и услужливости. Лена, кажется, совсем не стесняется моего присутствия. Намыливает под мышками, трет плечи волосяной рукавицей. Музыка обволакивает нас. От пара запотевает зеркало. Я спрашиваю себя, неужели все произойдет так же, как с рыбиной. Лена напевает под Прокофьева. Мне понадобится примерно семь секунд на то, чтобы вернуться в гостиную, и две секунды, чтобы выключить аппарат. Он включен уже около тридцати секунд. У меня еще есть время остановить эту игру. Продлить пение Лены. Такая идея мне приходит на ум. Но другая прерывает ее ход. Если я остановлю машину, Лена будет петь еще несколько минут. Затем она выйдет из воды. Я удалюсь из ванной, чтобы не смущать ее. Она набросит мой халат. Мы пообедаем. Разговор быстро наскучит. Лена чмокнет меня в щеку или, еще хуже, в лоб. И, конечно, скажет:
– Уже поздно, мне пора возвращаться…
И уйдет. Она будет встречаться с другими типами, с депутатом, с гитаристом… И больше не вспомнит обо мне. Ну разве что как о старой собаке.
Нет, пусть все будет не так.
Волосок в лампочке начал краснеть. Сейчас батарейка начнет действовать. Лена не покинет меня больше. Я буду счастлив. Ни один мужчина никогда не осквернит ее. Я буду принадлежать только ей. А она – только мне.
– Ты уже придумал, чем кончится твоя книга? – спрашивает Лена.
– Не волнуйся за меня.
Тебе не следует так явно чувствовать себя в шкуре этой бедной женщины…
Лена замолкает. Застывший рот. Мыло на полу. Дрожь в руках. Рука ее тянется ко мне. Если я дотронусь до нее, я тоже умру. Почему нет? Голова запрокинута назад. Она старается приподняться, опираясь на локти. Это смерть, Лена, ты понимаешь? Сейчас ты станешь твердой и холодной. Движения. Судороги. Агония. Одна ступня с тщательно накрашенными карминовыми ногтями высовывается из ванны. Престо. Вздох. Последний вздох. Начало четвертого действия. Анданте. Неподвижное лицо под водой. Мертвые глаза, открытые и черные.
Конец.
Плавают несколько волосков. Губы как будто улыбаются. Она не успела ни испугаться, ни почувствовать боль. Мыльная вода в ванне была великолепным проводником. За тысячную долю секунды десять тысяч вольт проникли в Лену, направленно вонзили в сердце сотни тысяч нейронов, денервировали мускулы. Великолепная вентрикулярная дефибрилляция. Сердце не выдержало больше секунды.
Такое прекрасное белое тело, такие красные ногти. Без крови. Музыка.
Я не задерживаюсь. Я запрограммирован. Выключаю конденсатор, вставляю его снова в телевизор, складываю аппарат и провода в ящик для инструментов. Возвращаюсь в ванную.
– Лена, любовь моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Это старый телевизор моего брата, у меня нет денег на новый, – ворчит Чарли.
Спрашиваю, как он зарабатывает себе на жизнь.
К концу матча я все еще у него. Он идет на кухню, откуда вытаскивает синий мопед с приделанной к нему тележкой.
– Мне надо поработать в саду, – объясняет мне Чарли, как будто призывая оставить его в покое.
Но я привязываюсь. Следую за ним в машине до его участка. Сливовое дерево, редис, капуста, картофель и сорняки. Скамья, где он проводит летние дни напролет, потягивая дешевое виноградное вино. Я только что купил три бутылки вина, батон хлеба, камамбер и колбасу. Чарли делает вид, что не замечает меня. Он медленно копает. С полчаса он работает, потом садится рядом со мной. Не спрашивая, он выпивает первую бутылку и с жадностью посматривает на вторую, которая только начата. Я приглашаю его.
– Ты спал с Матильдой? – спрашиваю его.
– Если тебя спросят, ты скажешь, что не знаешь.
– Какого типа эта женщина?
– Хорошая женщина, настоящая дама. Она надула меня в этой истории с телефонным звонком. Но я не сержусь на нее. Мы связаны кровными узами.
– Вас тянуло друг к другу?
– Я бы так не сказал. Скажем, с такой женщиной ты не можешь сопротивляться. Сначала кажется, что ты ведешь лодку. Но на самом деле – она. Матильда – это сила. Х-м, королева в своем роде.
Я прерываю его:
– Вы были осуждены за эксгибиционизм?
– Это просто глупость. Ты видел, где я живу? Там нет штор. И по утрам, когда я встаю, поневоле прохожу мимо окна. А торговка напротив просто кривлялась передо мной, вот и все.
Чарли рассуждает, глаза его стекленеют. Прежде чем уйти, он показывает мне фотографию. Он с кузиной. Снято во время ярмарки, перед стендом у тира. Матильда в белом легком платье. Чарли демонстрирует свой роскошный галстук и седую шевелюру, тщательно причесанную. Вперед.
– Когда была сделана эта фотография?
– В восемьдесят четвертом, – уверенно отвечает Чарли.
Он принимается за третью бутылку.
– Я не уверен, что вы говорите мне правду, – замечаю я.
– О чем ты? – спрашивает этот землекоп с синей тележкой.
– Может быть, вы помогли ей вынести чемодан? – говорю я, глядя прямо перед собой.
– А ну, дуй отсюда, дерьмо такое! – орет Чарли.
Я медленно направляюсь к машине и отъезжаю. Последняя бутылка вина разбивается о мое заднее стекло.
XXII
Мой визит к Чарли забавляет Матильду. Я подхожу к рамке и шепчу:
– Я знаю, что произошло ночью 24-го. Чарли принес тебе большой чемодан, чтобы помочь вынести тело Эмиля. Вы спрятали его в морозильнике в доме Марселя.
Старая ведьма не шелохнется. Она чувствует, что я кружусь на месте и ни в чем не уверен.
Габи зовет меня. Серьезным голосом он сообщает мне о бракосочетании с Клэр. Просит дать согласие быть свидетелем. Я говорю – нет. Без всяких колебаний. Никогда уже не будет между нами так, как было раньше.
Я приезжаю в госпиталь на добрую четверть часа раньше. С хромированными щипцами в руках хирург проделывает все за пару минут. Бегом скатываюсь с больничной лестницы и рысью пересекаю сад. Никто и ничто не может меня остановить. Насвистывая, сажусь за руль. Трижды нарушая правила, еду на красный свет, пока пересекаю весь город. Целую Гаэль, направляющуюся с бабушкой за покупками.
– Да вы в полном порядке, – отмечает мадам Безар.
Говоришь, в полном порядке? Смотрю на Матильду. Отвечаю:
– Так и есть!
Я убираю все, что захламляет мой кабинет. Открываю рамы. Похудевшее запястье не слишком досаждает мне. Повязка, которая стягивала его, летит в мусорное ведро. Достаю из ящика свою ручку. Набираю чернил в перо. Ободряющая улыбка Матильды. Боевая стойка. Удобно устроившись в кресле, положив локти на стопку листов, слегка наклонив голову, я жду, что это придет.
У меня идея, как начать. Сцена, где Жименез смотрит приезд команды Тура. В этот день Эррера и Конти впервые рассказали ему о Матильде. После некоторого размышления я решаю начать с появления двух полицейских, когда они приезжают на машине в здание суда. В голове у меня стоят шум мотора их машины, реплики, которыми они обмениваются. Несмотря на боль, я написал в этот день сотню строчек. Перечитываю. Пуф! Недостаточно захватывающе. С самого начала ясно, что судья не загонит Матильду в тупик. И слишком чувствуется, что сейчас Матильда убьет Эмиля.
В мусор.
Начинаю заново.
Сцена любви Матильды и Эмиля. Бросаю взгляд на портрет. Матильда не в восторге:
– Не вздумай сделать из нас порнографическую писанину!
– Да нет, – отвечаю, – я просто хочу показать, что вы любили друг друга.
– Я не любила его. Он даже не был моим любовником. Мне не нравится это слово. А вот тебе нравится копаться в грязи. Ты – извращенец, а я порядочная женщина. Убери меня отсюда.
Я делаю вид, что не слышу. Слова занимаю свою позицию.
Как передать то молниеносное чувство, которое она испытывала, когда Эмиль прикасался к ней?
Между написанием романа вожусь со своей аппаратурой. Я придумал хитрую систему с помощью батарейки и конденсатора от телевизора. Надо только откорректировать. Лула служит мне подопытным кроликом.
Звоню.
– Смотри-ка, привидение, – говорит Мари.
Подходит Лена. Она подстригла волосы. Мне кажется, что ей это не очень идет.
– Ты сделала стрижку, тебе идет, – говорю ей, прежде чем спросить про кассеты.
Она их получила. Выходим выпить по стаканчику. Она сменила духи. Сразу начала с того, чтобы я прекратил посылать ей такого рода послания. Она говорит, что больше не любит меня. Больше нет, настаивает она. Я это предвидел. Предлагаю остаться друзьями. Она согласна. Пара комплиментов по поводу моего вида и одежды. Я надел жилет поверх ее белой рубашки. Спрашиваю, не согласится ли она иногда бегать со мной вдоль канала.
– Почему бы нет?
У ее депутата жизнь не очень. Выплыли тайные делишки и наделали много шуму… Лена была только что принята в его кабинет ответственной за поручения. Она не смогла объяснить, о поручениях какого рода идет речь.
– Знаешь, я же только начинаю. В любом случае, очень жаль. Бертье – прекрасный человек.
Прежде чем уйти, Лена гладит меня по щеке и бросает:
– Мне действительно очень нравится, что ты так все принимаешь. Я боялась твоей реакции.
– Почему?
– Не знаю, просто плохое впечатление. Я считала, что ты очень изменился…
– Все это из-за книги, – говорю ей, – это странная работа.
Улыбаюсь, изображая нежность. Дрянь, за кого она меня принимает? Ужасная дрянь! Создание дьявола! Сука! Предательница! Ведьма!
Возвращаюсь, держась за щеку. К счастью, Гаэль еще там. Она хочет пожелать спокойной ночи рыбине, прежде чем пойти спать.
– Что это за штуку ты нацепил на Лулу? – спрашивает Гаэль.
– Электрический провод.
– Чтобы у нее в голове зажигался свет?
– Да, что-то в этом роде.
Сочиняю ей сказку о прекрасной принцессе, и она оставляет меня наедине с Матильдой. Рассказываю Матильде о встрече с Леной. Она смеется.
Прекрати смеяться, Матильда! Умоляю тебя!
Лето близится к концу. Десятки раз я начинаю первую главу. И все время не удовлетворен. Я еще недостаточно изучил Матильду. Звоню Шанталь. Она ликует. Готовится к долгому путешествию, а затем уезжает в Гоа. За кассету и обещание молчать Куртеманш выплатил ей сто тысяч франков, как компенсацию за переезд. Она хочет купить дом и больше не возвращаться. Уезжает одна. Меня она сердечно приглашает навестить ее там. Но до этого я хочу покончить с Матильдой. Благодаря Шанталь я раздобыл список многочисленных бывших любовников Матильды. Ищу в этом направлении. Любовь, страсть, секс, детство, смерть. Никогда я еще не был так близок к цели. Встречая этих мужчин, которые в ее глазах были предателями, я понял, как зародилось и выросло желание убить Эмиля. Но я спрашиваю себя, почему все эти типы, что бросили ее, не получили то же, что и Эмиль.
Что послужило толчком?
XXIII
Лена надела черные шорты и широкий с большим вырезом джемпер. У нее длинный, правильный шаг, но не хватает дыхания. Вот уже четвертый раз мы бежим вместе. Она измучена моей хорошей физической подготовкой. Легко бегу следом за ней только для того, чтобы разглядывать ее в свое удовольствие. Знаю ее тело наизусть, но оно все равно волнует меня. Она не носит плавок, и ткань плотно прилипает к ее коже. У меня в ноздрях стоит запах ее пота. Я слышу трение волос о ткань и угадываю под джемпером тяжелое колыхание грудей. Бегу со стоящим членом под широкими спортивными штанами. Иногда, приближаясь к ней, просовываю руку в карман. Она ни секунды не сомневается в том, как я напряжен. Она – единственное в мире существо, которое способно привести меня в такое состояние. Но какое безумное наслаждение после сорока пяти минут усилий, много раз повторяемых движений рук и ног, прерывистого дыхания, копящейся усталости – расслабиться. Она, скрестив ноги, на глазах у всех лежит на маленькой лужайке на берегу канала. А я, втайне от нее, получаю удовольствие, которое кроется под тканью моих спортивных штанов.
Я скрываю свою игру. Я – сама безупречность и корректность. Смеюсь над каждой ее шуткой. Больше не посылаю никаких кассет, не протыкаю шин, не делаю неуместных намеков по поводу Бертье.
Лена вся в поту. Она пышет здоровьем. Приглашаю ее зайти ко мне после бега. Говорю, что все приготовил. Красивый стол с белой скатертью. Прохладное шампанское.
Лосось в кислом соусе и сыр на десерт.
– Чтобы отпраздновать наше примирение. – И добавляю: – Ты не можешь мне отказать в этом.
– Мне надо зайти к себе, чтобы принять душ.
Я умею ее убеждать:
– Но это глупо, ты можешь вымыться у меня, заодно заберешь те шмотки и безделушки, которые оставила.
Наконец она соглашается. Поднимаясь, сообщает мне, что нашла квартиру и скоро уедет от Мари. Она сразу направляется в ванную комнату. Говорит:
– Странно возвращаться сюда.
Смотрю, как она раздевается. Она видит, что я смотрю, и не прячется. Течет вода и перекрывает наши дыхания. Ее тело на фоне белого кафеля. Такое тело – мечта каждой женщины. Белая кожа, округлые бедра, смех, который электризует меня. С безразличным видом спрашиваю, спит ли она с Бертье. Она уверяет меня, что нет. Лжет. Капельки пота блестят около пупка. Она плещет водой себе на грудь, хохоча от удовольствия. Говорит, что ей горячо.
– А Давид? – спрашиваю ее.
– Он уехал в турне.
Предлагаю ей поставить музыку, пока она моется. Она шутит, как раньше:
– Да, я совсем забыла твою знаменитую цепь «Б».
– «Ромео и Джульетта» Прокофьева, подходит? – кричу из гостиной.
Не слышу ответа. Первый акт, действие третье. Битва. Очень мягко в начале и очень сильно в конце. Магия звуков. Матильда с заговорщическим видом позволяет мне действовать. Лена закрывает кран.
Включаю свой прибор. Он совсем маленький, размером с транзисторную батарейку. Слабо загорается красная лампочка. Через одну минуту оттуда выйдут 10 тысяч вольт. Взглядом я следую за проводом. Он проходит через стену гостиной, заканчивается за плиткой, как раз над кранами ванны, и соприкасается с водой. Знаменитая цепь «Б». Я проверил свой прибор утром на Луле. Результат был потрясающим. Рыбина резко остановилась. Ее тело лишь слегка затвердело. Возвращаюсь в ванную. На несколько мгновений задерживаюсь в проеме двери. Вхожу, прислоняюсь к кафельной стене, скрестив руки. В зеркале мое лицо. Чистое и выбритое. Ни намека на нервозность. Я нахожу его даже миролюбивым. Маска нежности и услужливости. Лена, кажется, совсем не стесняется моего присутствия. Намыливает под мышками, трет плечи волосяной рукавицей. Музыка обволакивает нас. От пара запотевает зеркало. Я спрашиваю себя, неужели все произойдет так же, как с рыбиной. Лена напевает под Прокофьева. Мне понадобится примерно семь секунд на то, чтобы вернуться в гостиную, и две секунды, чтобы выключить аппарат. Он включен уже около тридцати секунд. У меня еще есть время остановить эту игру. Продлить пение Лены. Такая идея мне приходит на ум. Но другая прерывает ее ход. Если я остановлю машину, Лена будет петь еще несколько минут. Затем она выйдет из воды. Я удалюсь из ванной, чтобы не смущать ее. Она набросит мой халат. Мы пообедаем. Разговор быстро наскучит. Лена чмокнет меня в щеку или, еще хуже, в лоб. И, конечно, скажет:
– Уже поздно, мне пора возвращаться…
И уйдет. Она будет встречаться с другими типами, с депутатом, с гитаристом… И больше не вспомнит обо мне. Ну разве что как о старой собаке.
Нет, пусть все будет не так.
Волосок в лампочке начал краснеть. Сейчас батарейка начнет действовать. Лена не покинет меня больше. Я буду счастлив. Ни один мужчина никогда не осквернит ее. Я буду принадлежать только ей. А она – только мне.
– Ты уже придумал, чем кончится твоя книга? – спрашивает Лена.
– Не волнуйся за меня.
Тебе не следует так явно чувствовать себя в шкуре этой бедной женщины…
Лена замолкает. Застывший рот. Мыло на полу. Дрожь в руках. Рука ее тянется ко мне. Если я дотронусь до нее, я тоже умру. Почему нет? Голова запрокинута назад. Она старается приподняться, опираясь на локти. Это смерть, Лена, ты понимаешь? Сейчас ты станешь твердой и холодной. Движения. Судороги. Агония. Одна ступня с тщательно накрашенными карминовыми ногтями высовывается из ванны. Престо. Вздох. Последний вздох. Начало четвертого действия. Анданте. Неподвижное лицо под водой. Мертвые глаза, открытые и черные.
Конец.
Плавают несколько волосков. Губы как будто улыбаются. Она не успела ни испугаться, ни почувствовать боль. Мыльная вода в ванне была великолепным проводником. За тысячную долю секунды десять тысяч вольт проникли в Лену, направленно вонзили в сердце сотни тысяч нейронов, денервировали мускулы. Великолепная вентрикулярная дефибрилляция. Сердце не выдержало больше секунды.
Такое прекрасное белое тело, такие красные ногти. Без крови. Музыка.
Я не задерживаюсь. Я запрограммирован. Выключаю конденсатор, вставляю его снова в телевизор, складываю аппарат и провода в ящик для инструментов. Возвращаюсь в ванную.
– Лена, любовь моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19