Мне
казалось, что наши тела перемешались, чтобы слиться в одно. Мои
нервы напряглись и жилы надулись. Крепкое трение, которое я
чувствовала и которое производилось с невероятным упорством,
меня так разожгло, что мне казалось трением раскаленного до
красна железного стержня. Скоро я впала в такой восторг, что
почувствовала себя как в раю. Густая, горячая жидкость влилась
в меня с молниеносной быстротой, проникая до костей, щекоча под
сердцем. Ох... Это было слишком! Я пылала как огненая лава!
Я чувствовала как во мне бежит острое едкое истечение,
извержение, которое я сама поощряла и вызывала яростными
телодвижениями. Наконец я упала в изнеможении, летяв какую-то
бездонную пропасть неслыханного наслаждения.
Фанни: "какая же отвратительная жестокость!"
Гамиани: "о да, отвратительная, да к тому же губительная.
Вернувшись к жизни и выздоровев, я поняла ужасную развращенность
моей тетки и ее страшных соратников в разврате, которых
подстрекало к наслаждению только зрелище неимоверной пытки."
Я поклялась в смертельной ненависти к ним, и эту ненависть в
моей мести, в моем безнадежном отчаянии, перенесла на всех
мужчин. Мысль о возможности снова подвергнуться их ласкам
переворачивало все мое существо. Я не хотела больше этого
унижения, не хотела служить игрушкой их прихоти. Но мой огневой
темперамент! Он требовал исхода. Лишь намного позже меня
излечили от ручного блуда - мудрые уроки девушек монастыря
искупления. Но их роковая наука погубила меня на всегда! Тут
рыдания пресекли голос графини. Ласки не оказывали на нее
воздействие. Чтобы переменить разговор я обратился к Фанни.
"Теперь за вами очередь, прекрасная Фанни. Вы в одну и ту же
ночь приняли посвящение во все тайны. Ну раскажите же, как и
когда вы узнали впервые радость чувств?!"
Фанни: "я! ? О, нет, скажу вам прямо, я на это не решусь."
Альсид: "ваша застенчивость здесь по меньшей мере, не ко
времени."
Фанни: "дело в том, что после рассказов графини, все то, что
я могла бы рассказать, будет незначительно."
Альсид: "пожалуйста, не думайте этого, милое дитя. К чему
эти колебания. Разве не связали нас одни чувства, одно
наслаждение. Нам нечего краснеть! Мы совершили уже все!
Теперь можно говорить."
Гамиани: "ну хорошо, моя прелесть, один поцелуй, двести
поцелуев все для того, чтобы заставить вас решиться. О,
посмотрите Фанни! До чего он влюблен? Он тебе угрожает,
Фанни!"
Фанни: "нет! Оставьте. Я больше не в силах. Сжальтесь,
прошу вас ..."
Гамиани: "как вы похотливы, Альсид... Убирайтесь... Ох!"
Альсид: "никакой уступки, чери возьми! Расскажите одисею
вашего величества."
Фанни. - "Вы меня насилуете!"
Гамиани и Альсид: "да! Да!"
Фанни: "до 15 лет я росла в полном неведении, уверяю вас.
Даже в мыслях не останавливалась на том, чем отличается мужчина
от женщины. Я жила беззаботно, счастливая, без сомнений. Но
вот однажды, оставшись дома одна, я почувствовала как будто
томление по простору и непринужденности, я разделась и уселась
голая на диван перед зеркалом. Ой мне стыдно вспоминать... Я
растянулась, раздвинула бедра и двигалась туда сюда. Не зная,
что со мной делается, я принимала самые непристойные позы.
Гладкая обивка дивана своей тяжестью доставляла мне сладкое
ощущение, и я сладострастно терлась об нее всем телом. Ах как я
свободно дышала! Какое это было сладострастное и восхитительное
ощущение тела! Я была в упоительном восторге. Мне казалось,
что совсем новая жизнь заливает мое существо, что я становлюсь
сильнее и толще, что я таю в лучах прекрасного солнца."
Альсид:- "Фанни, какая вы поэтическая душа!"
Фанни:- "о я вам верно описываю свои чувства. Мои глаза с
упоением блуждали по моему телу, руки ловили шею, грудь.
Скользя вниз, они остановились, и я против воли утонула в сонной
грезе. Слова любовь, любовник, беспрестанно звучали у меня в
голове со своим неизяснимым смыслом. Наконец я нашла, что я
одинока. Я почувствовала жуткую пустоту. Я встала, печально
оглядываясь кругом, некоторое время оставаясь в задумчивости,
голова моя печально поникла, руки опустились и сжались в ладони.
Потом оглядывая себя и трогая, я спрашивала себя сама все ли во
мне закончено, все ли мое тело выполняет свое назначение?!
Инстинктивно я понимала, что есть что-то, чего мне не достает, и
я ждала этого, всей душой. Вероятно я имела вид помешанной,
потому что я изредка смеялась безумно, руки мои раскрывались
словно для того, чтобы схватить предмет моих вожделений. Я
дошла до того, что обняла сама себя! Я стискивала свои члены,
ласкала себя! Мне непременно нужно было чужое тело, которое
можно обнять и прижать к своему. В странной иллюзии я хватала
себя, принимала свое тело за чужое...
Через стекла больших окон виднелись деревья и газоны. Меня
так манило пойти покататься по зелени или ветерком затеряться в
чаще листьев. Я могла сойти с ума. Моя кровь горячо прилила к
голове. Вне себя от восторга, я откинулась на подушки. Одну из
них сжала между ногами, другую обняла руками. Я безумно
целовала ее, схватывала со страстью, даже улыбалась. Мне
казалось в моем опьянении, что она наделена чувствами. Вдруг я
останавливаюсь, вздрагиваю. Мне кажется, что я тону и исчезаю.
"Ах, боже мой! Ах, ах"восклицаю я, вскакивая от испуга. Я была
совсем мокрая... Не понимая ничего о том что со мной произошло,
я подумала, что во мне что-то повредилось. Мне стало страшно.
Я бросилась на колени, моля бога простить меня, если я поступила
дурно."
Альсид: "милая невинность! Вы никому не доверились, не
рассказали того, что вас испугало?"
Фанни: "нет, я никогда этого не рассказывала, не могла
осмелиться. Я была еще час назад невинна. Вы дали разгадку
моей шараде."
Альсид: "о, Фанни! Это признание переполняет меня счастьем.
Мой друг прими же доказательство моей любви. Гамиани!
Подстрекайте же меня, чтобы я налил этот юный цветок небесной
росой!"
Гамиани: "какой огонь! Какая пламенность! Фанни, ты уже
обмираешь... О... О... Она наслаждается. Она наслаждается,
Альсид. Я расстаюсь с душой... Я... - И сладкая страсть
бросила нас в об'ятия. Мы все унеслись в небо... После
минутного отдыха, когда чувство волнения утихло, я начал свой
рассказ так: "мое детство было счастливо. К тринадцати годам я
был почти мужчиной. Волнение в крови и вожделения живо давали
себя чувствовать. Предназначенный к принятию священного сана,
воспитанный во всей строгости начал целомудрия, я всеми силами
подавлял в себе чувственные вожделения, но телесная жажда
пробудилась, раз'ярилась могучая, могучая повелительница, и я
безнадежно стремился к ее утолению. Я обрек себя строжайшему
посту. Ночью, во сне, природа добивалась облегчения, а я боялся
этого, как нарушения правил, в которых я сам был виноват. Я
удвоил воздержание и старался изгнать всякую пагубную мысль.
Это противодействие, эта внутренняя борьба привела к тому что я
отупел и стал похож на слаьоумного. Вынужденное воздержание
внесло в мои чувства такую сильную ужасную восприимчивость,
какую я никогда прежде не испытывал. Я часто страдал
головокружениями, мне казалось, что предметы кружатся и я вместе
с ними. Когда мне случайно встречалась молодая женщина, то она
казалась живосветящейся, источающей огонь, подобный
электрическим искрам. Разгоряченная кровь приливала к голове
все сильнее и сильнее, снопы огня, наполняющие мою голову словно
иглы, жгли мои глазницы, вызывая перед моими глазами
обольстительные видения.
Это состояние длилось несколько месяцев, когда однажды утром
я внезапно почувствовал, что мне сводит судорогой все члены. Я
при этом испытывал невероятное напряжение и конвульсию, как во
время приступов падучей болезни. Яркое видение вернулось ко мне
с небывалой силой... Мне виделся какой-то четкий круг, быстро
вращающийся передо мной, увеличивающийся и, наконец, ставший
невообразимым. Живой и острый свет заструился из оси круга и
осветил все пространство передо мной бесконечный кругозор,
беспредельные воспламенения небес, прорезаемые тысячью ракет,
которые не спадали, а изливались золотым дождем сапфировых
искр...
Огонь погас. Голубоватый и мягкий день пришел к нему
навстречу. Мне казалось, что я плавал в ярком и приятном свете,
сладостном, как бледный свет луны.
Мне казались, какваай золотых воздушных мотыльков,
туманновоздушные бесконечные мириады нагих девушек, ослепляющих
своей свежестью и прозрачные, как алебастровые статуи. Я
стремился к своим сильфидам, но они шаловливо смеялись и
ускользали. Их прелестные руки в одно мгновение ускользали в
лазурь и снова приближались еще более живо, более радостно.
Чарующие гирлянды восхитительных тел дарили меня улыбкой ласки,
лукавым взглядом, полным соблазна. Мало помалу видение девичьих
гирлянд исчезло. Тогда ко мне подошли женщины в возрасте любви
и нежных страстей. Одни пылали страстью со жгучими глазами и
трепетной грудью, другие, бледные и поникшие, как девы османа.
Их хрупкие, легкие тела были затянуты в легкие ткани. Казалось
они умирают от истомы и ожидания. Они открывали мне свои
об'ятия и постоянно убегали от меня.
Мучимый вожделениями, я суетился на постели, поднимался на
ноги, а руки мои сотрясали мой высокомерный приал. Я бредил
любовью, наслаждаясь в самых непристойных позах. Впечатления,
сохранившиеся от знания мифологии, смешивались теперь с
видениями: я видел юпитера в огне и юону, хватающую его за
пенис/перуи/ в бешенном разгуле и в странной перемешке фигур.
Затем я присутствовал при оргии, при адской вакханалии в темной
и глубокой пещере, освещенной зловониями факелов. Красноватый
свет и отблески, синие и зеленые, отражались на телах сотен
д'яволов с козлинными фигурами, со смешанными, причудливыми,
страшными формами. Они качались на качелях, держа "орудие"
наготове и, налетев на раскинувшуюся женщину, сразу вонзали свое
копье между ног, доставляя ей и себе судороги быстрого и
внезапного наслаждения другие, опрокинув монахиню вниз головой,
с сумашедшим смехом кувалдой всаживали ей великолепный огненный
приал и вызывали в ней с каждым ударом пароксизмы неистового
наслаждения. Третьи с фитилем в руках, зажигали орудие,
стреляющее пылающим членом, который бестрашно принимала в мишень
своих раздвинутых бедер бешенная дьяволица. А самые злобные из
шайки связали мессалину и у нее на глазах предавались
всевозможным играм в напряженном и остром наслаждении.
Злосчастная извивалась в бешенстве с пеной у рта, стремясь к
наслаждению для нее не доступному. Там и сям тысячи дьяволят,
один резвее другого, бродили, бегали, присасывались, кусались,
танцуя кругами смешивались в груды. Повсюду слышалось хихиканье
и хохот, исступленные крики, вздохи и обмороки сладострастия...
В промежутке, когда настроение поднималось, дьяволы старшего
чина игриво развлекались, пародируя таинства нашей веры.
Совершенно голая монахиня распростерлась со взором, блаженно
устремленным на белое причастие, протянутое на конце весьма
изрядного кропила огромным железноносцем в мирте, одетой шиворот
на выворот. Поодаль дьяволица принимала себе на лицо жидкое
крещение, в то время как другая, прикидываясь умирающей,
напутствовалась страшным изобилием священного предсмертного
причастия. Страшный дьявол, которого четверо несли на плечах,
гордо раскачивал мощное орудие своего сатанинского любовного
наслаждения и когда его совсем разобрало, волнами полил потоки
своей жертвенной жизни. Всякий падал ниц при его приближении.
Это было издевательское подражание процесии святых тайн.
И вот бьет час! Тот час, когда все дьяволы созывают друг
друга, берутся за руки и образуют огненный круг. Начинается
хоровод. Они вертятся, носятся, летают как молнии. Слабые
валились под ноги в этом быстром кружении, в этом быстром
скакании. Их падения опрокидывали других. Это было жуткое
месиво - дикая смесь, самых причудливых сплетений тела с телом,
постыдных совокуплений, грязный хаос поверженных тел, до предела
охваченных омерзительной похотью...
Гамиани: "вы приукрашиваете на диво, милый Альсид. Из
вашего сновидения была бы недурная книга."
Альсид: "чего вы хотите? Надо же как-нибудь провести ночь.
Но послушайте дальше. Продолжение уже будет действительностью.
Когда я стал приходить в себя от этого грозного приступа
болезни, я почувствовал себя немного легче, но угнетение духа
усилилось. Около моей кровати сидели три молодые женщины,
одетые в простые белые пеньюары. Я подумал, что у меня
продолжается головокружение, но мне тотчас же сказали, что врач,
поняв причину моей болезни, решил применить единственное
лекарство, которое мне нужно...
Я тотчас же схватил упругую белую руку, осыпал ее поцелуями и
в ответ на это свежие цветущие губы примкнули к моим губам. Это
сладкое прикосновение меня наэлектризовало и я загорелся бешеным
пламенем...
"Прекрасные подруги - воскликнул я, - я хочу счастья через
край! Я хочу умереть в ваших об'ятиях! Отдайтесь моему
восторгу, моему безумию!"
Тотчас же я отбросил в сторону все, что меня прикрывало и
вытянулся на постели. Подушка, положенная мне под бедра, дала
мне самое выгодное положение. Выпрямился высокомерно мой
ликующий кинжал ..." Ну вот ты, пленительная рыжеволосая девушка
с такой упругой белой грудью, сядь лицом к моему изголовью и
раздвинь ноги .
1 2 3 4 5 6 7