Разак снял с себя пиджак и протянул его Фаруху, попросив забросить в офис. Он проследил взглядом за тем, как хранитель поднялся по лестнице и растворился в солнечном свете.
Закатав рукава рубашки, Разак достал мобильный телефон и набрал номер сотрудника полиции Израиля, подписавшего рекомендательное письмо. Два раза его переадресовывали, затем попросили подождать, заставив слушать какую-то песенку из израильской попсы. Наблюдая за тем, как Бартон меряет шагами пол мечети Марвани, Разак покачивался с пяток на носки, держа телефон на вытянутой руке как можно дальше, чтобы от техноритма этой песенки у него не разболелась голова. Через минуту раздались два отчетливых щелчка, за ними последовал гудок.
– Генерал Тополь слушает, – произнес гнусавый голос.
Разак приложил все усилия, чтобы в его почти безупречном английском не проскальзывал арабский акцент:
– Мое имя Разак бен Ахмед аль-Тахини. Я уполномоченный ВАКФ по надзору за расследованием происшествия на Храмовой горе.
– Так и знал, что вы позвоните, – без всякого выражения проговорил Тополь. – Я так понимаю, с мистером Бартоном вы уже познакомились?
Такая прямота ошарашила Разака:
– Познакомились…
– Хороший спец. Я как-то с ним работал. Весьма объективен.
Разак воздержался от комментариев:
– Вынужден сообщить вам, что его присутствие вызвало не слишком одобрительную реакцию ВАКФ. Мы понимаем необходимость участия вашего департамента, однако мистер Бартон переступил порог мечети без соответствующего разрешения.
– Приношу извинения, что не успели вам сообщить, – ответил Тополь, подавив зевок. – Но Грэм Бартон уполномочен действовать от нашего имени. В письме, которое у него с собой, все указано. Уверен, вы понимаете, что характер преступления вынуждает нас с вами играть две главные роли в расследовании.
– Но ведь он не следователь, а археолог, – возразил Разак. – К тому же израильская полиция уже осматривала место преступления.
– Ну да, наши люди были там, – согласился Тополь. – Однако целью преступления, похоже, был какой-то артефакт. Мы полицейские. Угон автомобилей. Квартирные кражи со взломом, убийства – это мы понимаем. А вот артефакты для нас – темный лес. Потому и решили, что следствию пригодятся познания Бартона в археологии.
Разак воздержался от ответа, по обыкновению предпочтя молчание конфронтации. Во время переговоров противная сторона частенько выбалтывала важную информацию только для того, чтобы заполнить паузу или избежать молчания. Пауза позволяла ему обдумать возражения.
Полицейский понизил голос, перейдя на заговорщический тон:
– Я так думаю, нам обоим следует на время забыть о наших разногласиях ради исполнения правосудия.
– Мои коллеги и я лично разделяем ваше беспокойство. Можем ли мы быть уверены в том, что информация будет храниться в тайне до завершения расследования?
– Даю вам честное слово. Мы ищем скорого и мирного разрешения проблемы. Сплетни разносятся, как пожар. Нюхом чую, скоро на нас свалится куча неприятностей.
– Понимаю.
– Удачи вам!
Отбой.
Разак повернулся к англичанину – тот стоял, сложив руки за спиной, и, насвистывая, любовался впечатляющим интерьером мечети.
– Все в порядке? – поинтересовался Бартон.
Разак кивнул и протянул руку:
– Добро пожаловать, мистер Бартон. Меня зовут Разак.
6
Ватикан
В конце тускло освещенного коридора располагалась лестница. Шарлотта Хеннеси и отец Донован спустились на два пролета по крутым ступеням и очутились в современном фойе дома Святой Марфы. Пройдя по мраморным плитам пола мимо бронзового бюста Папы Иоанна Павла II, они вышли на яркое полуденное солнце.
Шарлотта привыкла к сухому континентальному зною Финикса. Римская жара угнетала ее своей влажностью. К тому же приходилось подчиняться строгим требованиям ватиканского дресс-кода: руки, ноги и плечи должны быть постоянно прикрыты. Никаких шортов и блузок с короткими рукавами. Как в школе – никаких топов или блузок на бретельках. На следующие несколько дней запланированы брюки хаки и рубашки с длинными рукавами из плотной ткани. Дома она обычно заканчивала день, лежа в бикини на берегу пруда на заднем дворе своего ранчо в испанском стиле. По крайней мере, когда чувствовала себя достаточно хорошо. Шарлотта с прискорбием осознала, что здесь ей это не светит.
– Уверен, вы сейчас гадаете, для чего вас попросили приехать сюда, – заговорил отец Донован.
– Да, эта мысль приходила мне в голову, – вежливо ответила она.
– Ватикан искушен в вопросах теологии и веры, – начал объяснять падре. – Однако вы не слишком удивитесь, услыхав, что и в области естественных наук существуют некие пробелы, восполнить которые способны только мы. – Он улыбнулся с мягкой иронией.
– Что ж, это понятно.
«У священника мягкий характер», – подумала Шарлотта.
Его ирландский акцент действовал успокаивающе, и еще она отметила, что Донован постоянно жестикулирует, вероятно, побочный результат многолетней деятельности проповедника.
Они неторопливо миновали пьяццу Санкте Марте, обходя по боковым дорожкам вокруг апсиды собора. Шарлотта восхищалась ее мрамором и витражами.
– Взять, к примеру, меня, – продолжил падре Донован. – Prefetto di Bibloteca Apostolica Vaticana… Весьма причудливое название для должности смотрителя Ватиканской библиотеки. В моем ведении книги и история церкви. Должен признаться, что я не много знаю о вашей отрасли науки. Но когда увидел вас по телевизору, убедился, что именно вы поможете мне в осуществлении проекта, который меня попросили возглавить.
– Я, мягко говоря, удивлена тем, что моя скромная деятельность заинтересовала кого-то в Ватикане.
– Да, многие за этими стенами имеют свое субъективное мнение относительно генетических исследований. Я же предпочитаю придерживаться более широких взглядов.
– Приятно это слышать, – улыбнулась Шарлотта. – Так чем же именно мне предстоит заняться?
Священник ответил не сразу, а дождался, пока двое монахов, проходящих мимо них, не удалились на достаточное расстояние, и тихо проговорил:
– Мощи. – Он собрался было сообщить подробности, но вдруг передумал. – Лучше вам взглянуть своими глазами.
Направившись к северу по виале дель Джардино Куадрато, они прошли сквозь пышную зелень Ватиканских садов, мимо шикарной, выстроенной в стиле неоклассицизма шестнадцатого века виллы Пия IV.
Прямая улица проходила позади величественного Ватиканского музея. Шарлотта припомнила, как когда-то читала, что именно здесь, в бывшем дворце пап эпохи Возрождения, собрана богатейшая коллекция произведений искусств Ватикана. Это также было место, куда съезжались бесчисленные туристы со всех уголков мира, чтобы полюбоваться на самый известный городской экспонат – Сикстинскую капеллу, стены которой покрыты знаменитыми фресками, а потолок расписан самим Микеланджело.
Она чувствовала, что отец Донован еще не готов поделиться своей тайной. И хотя ее так и подмывало спросить, почему изучением мощей руководит библиотекарь, Шарлотта решила сменить тему.
– Как же здесь красиво! – вздохнула она, охватывая взглядом цветы, декоративные фонтаны и изумительную архитектуру Возрождения. – Как в сказке. И вы здесь живете?
– О да.
– И каково оно, жить здесь?
Священник поднял на нее глаза и усмехнулся.
– Ватикан – это наш дом, наш мир. Все, в чем я нуждаюсь, находится здесь, за этими стенами. Это нечто похожее на кампус колледжа.
– Вот как?
– Разумеется, за исключением ночной жизни, – добавил Донован со смехом. – Хотя, должен сознаться, у нас, конечно же, существуют свои эквиваленты студенческих взаимоотношений.
Они уже приближались к служебному входу музея. Неспешным шагом, менее чем за десять минут, Шарлотта и священник прошли метров шестьсот – почти всю страну в поперечнике.
7
Храмовая гора
Разак подвел англичанина к проделанной взрывом дыре и жестом предложил ему пройти внутрь.
Шагнув в пролом, Бартон быстро окинул помещение внимательным взглядом, анализируя обстановку.
Разак остался стоять у бреши, ему было не по себе от мрачной атмосферы подземелья.
Возбужденный и полный энергии Бартон, без колебаний стал излагать вслух свои соображения.
– В конце первого столетия до нашей эры царь Ирод Великий нанял ведущих архитекторов Рима и Египта для создания Храмовой горы. Грандиозное предприятие потребовало сооружения гигантской платформы, которая включала в себя твердую подстилающую породу на северной оконечности и расширялась к югу, а также мощных крепостных стен в том месте, где гора Мориа идет под уклон. – Бартон развернулся на месте, указав в противоположном направлении. – Вот почему в южной оконечности платформы вполне могли располагаться подземные помещения, как, например, то, в котором сейчас разместилась мечеть Марвани. И археологи с давних пор ведут спор о возможности существования аналогичных помещений под самой горой.
– Вы хотите сказать, что израильтяне знали о существовании потайной комнаты?
Понимая, что Разак будет выискивать любой повод для подозрений, Бартон очень осторожно подбирал слова. И хотя он знал, что израильские археологи проводили тепловое сканирование на Храмовой горе, показавшее наличие подземных аномалий, он был твердо уверен, что именно это помещение обнаружено не было.
– Вовсе нет. Убежден, если б это было так, ВАКФ уже знал бы об этом. – Англичанин не сомневался, что Разак не поверил ни единому его слову.
Бартон переключил свое внимание на каменные ковчеги. Он опустился на корточки, чтобы разглядеть получше, и передвигался так от одного к другому. Его возбуждение росло с каждым новым открытием.
Тем временем беспокойный взгляд Разака блуждал по каменным стенам.
– Так что же это за место?
Бартон выпрямился.
– Как я понимаю, мы сейчас находимся в древнееврейской крипте.
Разак крепко прижал к груди скрещенные руки. Сама мысль о пребывании в склепе, в царстве смерти, в компании душ неверных, лишала присутствия духа и усугубляла его дурные предчувствия. К тому же склеп еврейский! В этот миг помещение будто сделалось меньше. Ему стало душно.
– И похоже, ваши воры унесли одного из постоянных обитателей крипты. – Бартон передвигался фут за футом и сейчас указывал на прямоугольную вмятину в земле в конце ряда.
– По-моему, эти ковчеги слишком малы для того, чтобы быть гробами.
– Позвольте вам кое-что объяснить. – Археолог остановился и помедлил, собираясь с мыслями. – Древние евреи в процессе погребения – тахара – омывали тела усопших, покрывали цветами, травами, специями и маслами. Потом лодыжки, запястья и челюсти перевязывали, а на глаза клали две монетки. – Он приложил к глазам сложенные чашками ладони. – Наконец все тело оборачивали холстами и накрывали саваном.
После этой стадии, насколько было известно Бартону, приготовленное тело помещалось в длинную нишу, углубление в скале, или loculus. Здесь ниш не было, но вариации в дизайне гробниц не являлись редкостью, и сейчас он не хотел грузить Разака лишней информацией.
Пытаясь представить себе внутренние размеры ковчега, Разак никак не мог сообразить, как можно втиснуть тело в такой маленький объем.
– И все же я не возьму в толк…
Бартон вытянул руку.
– Прошу вас, – мягко прервал он. – Так вот, они верили, что тело должно искупить грех, пройдя через процедуру разрушения плоти. Поэтому родственники оставляли труп разлагаться в течение года, после чего вынимали кости и помещали их в священную каменную коробку – миниатюрный гроб, так называемый оссуарий.
Разак уставился на него. Исламский похоронный обычай – погребение в течение двадцати четырех часов в скромной гробнице, обращенной к Мекке, предпочтительно без гроба, – резко контрастировал с детально продуманным древнееврейским ритуалом.
– Понятно… – Разак потер пальцами подбородок.
– Такой способ погребения характерен для этого региона, – продолжил Бартон, – однако практиковался в течение очень непродолжительного периода: примерно с двухсотого года до нашей эры до семидесятых годов нашей. Это помогает нам довольно точно определить дату заложения оссуариев, даже не прибегая к новомодным исследованиям. Как видите, – Бартон указал наряд, – ковчеги достаточно большие, чтобы поместить расчлененный скелет.
– Зачем они хранили кости? – Разак полагал, что знает ответ, но хотел удостовериться окончательно.
– Древние евреи свято верили в возможное воскрешение, которое принесет им грядущий истинный Мессия.
Разак кивнул. Тела мусульман тоже дожидались Дня суда в могилах – это напомнило ему, сколько общих корней имели иудаизм и ислам.
– Тот самый Мессия, – добавил Бартон, – который, согласно иудейской вере, вновь выстроит третий и последний храм здесь, наверху. – Он поднял руку, показывая в направлении эспланады Храмовой горы.
– Этого никогда не будет, – с вызовом заявил Разак.
Другого ответа Бартон от мусульманина и не ждал.
– Ну, да… В общем, вся процедура являла собой приготовления к этому дню. Без костей воскреснуть не было никакого шанса.
– Оссуарий представляют собой какую-либо ценность?
– Смотря какие. Камень должен находиться в нетронутом, первозданном виде. – Бартон внимательно осмотрел остальные девять ковчегов. – Эти, похоже, сохранились превосходно: видимых трещин нет, плюс у всех крышки на месте. Надписи тоже могут быть очень важны. Зачастую резчик наносил на поверхность сведения о личности усопшего. Иногда же резьба делалась как украшение. Если она не повреждена и затейлива, ценность резко возрастает. – На раскопках в этом регионе Бартон повидал сотни однотипных ковчегов, и многие представляли собой более впечатляющее зрелище, чем эти. – А наши оссуарий выглядят весьма заурядными.
– И сколько может стоить один такой?
– Как вам сказать… – Бартон поджал губы. – На антикварном рынке цена может достигать шести тысяч фунтов или десяти тысяч долларов. Большая проблема в том, что не всякую древнюю находку сочтут редкостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45