С недавних пор Шарлотта к арсеналу своих талантов добавила и выступления в СМИ – в ток-шоу и программах новостей. Олдрич рассказал ей, как ватиканский священник, упомянув, что видел одно из ее недавних интервью о реконструкции материнской родословной посредством составления генетической карты митохондриальной ДНК, намекнул на необходимость ее участия в его деле.
Сейчас, когда ее время было поделено между исследованиями и PR-обязанностями, Шарлотта гадала, какую же роль ей отвели здесь. Ведь если разобраться, консервативное папство точно не входило в число ее верных поклонников.
Мысли вновь унеслись к Эвану Олдричу.
Он резко изменил свою карьеру десять лет назад, оставив спокойную должность профессора генетики в Гарварде, чтобы окунуться в нестабильный мир бизнеса. И перемену эту Олдрич произвел блестяще. Не первый раз Шарлотта принималась размышлять о том, чем он руководствуется в своих делах. Точно не деньгами, хотя, когда БМТ со временем стала открытой компанией, он очень хорошо на этом заработал. На самом деле им двигала целеустремленность, непреклонная вера в то, что их работа действительно имеет большое значение. Шарлотту притягивали к Олдричу его увлеченность и неподдельная харизма. А то, что, по ее мнению, выглядел он как кинозвезда, не слишком ее волновало.
Почти год назад Шарлотта и Эван начали встречаться, соблюдая осторожность из-за возможных конфликтов, имеющих отношение к работе. Но если в природе существовала врожденная совместимость между двумя людьми, Шарлотте удалось ее найти. Как непреложный закон природы, она осознала то, что просто-напросто не может без него жить. Всего четыре месяца назад их отношения казались ей идеальными.
И тогда судьба сыграла с ней жестокую шутку.
Рутинный анализ, взятый у Шарлотты в ходе ежегодного медосмотра, выявил аномально высокий уровень белка в крови. Последовали дополнительные анализы, включая и болезненную костную биопсию. В результате страшный диагноз: множественная миелома.
Рак кости.
Поначалу Шарлотта пребывала в ярости: будучи практически вегетарианкой, она редко употребляла спиртное и как одержимая занималась в спортзале. Откуда что взялось?! Тем более тогда она чувствовала себя просто отлично.
Нынче было по-другому. Всего неделю назад она стала принимать мельфалан – начало щадящего этапа химиотерапии. Сейчас Шарлотта чувствовала себя так, словно постоянно боролась с непроходящим похмельем, перемежающимся приступами тошноты.
У нее не хватало решимости рассказать обо всем Эвану. По крайней мере сейчас. Он уже начал заговаривать об их будущем и даже о детях. Все это казалось несбыточным и разбивало ей сердце. В течение последних нескольких недель Шарлотта все больше падала духом. Не желая обманывать его даже в малом, она хотела быть абсолютно уверена, что окажется в числе тех десяти процентов, кто выходит победителем из борьбы с этим заболеванием, прежде чем давать серьезные обещания.
Осторожный стук в дверь вырвал Шарлотту из омута мрачных мыслей.
Четырьмя быстрыми шагами дойдя до двери, она открыла ее и увидела лысого мужчину в черном костюме и в очках, почти одного роста с ней. Белый воротничок священнослужителя сразу же бросился ей в глаза. Лет сорок пять-пятьдесят, лицо привлекательное и бледное.
– Добрый день, доктор Хеннеси. Меня зовут отец Патрик Донован. – Его английский был чуть приправлен ирландским акцентом.
Приятно улыбаясь, он протянул изящную ладонь.
«Ага, мой ватиканский поклонник», – подумала она и сказала:
– Рада видеть вас, падре.
– Я так благодарен вам за проявленное терпение. Прошу извинить, что заставил вас ждать. Пойдем?
– Да, конечно.
5
Храмовая гора
Разак и Фарух стояли глубоко под Храмовой горой, на заваленном обломками камня полу мечети Марвани. Как сообщил хранитель, разрушения были значительными, но только внутренними: прожекторы на опорах освещали зияющую полутораметровую брешь в задней стене. Увидев ее, Разак почувствовал, что его желудок будто бы скрутило в узел.
Впервые он побывал здесь в конце девяностых. Тогда это место представляло собой сплошной каменный завал – от пола до потолка. Так было до того, как израильское правительство разрешило ВАКФ приступить к раскопкам и реставрации. Взамен еврейским архитекторам позволили раскопать туннель Западной стены – подземный проход, соединяющий южную часть площади Западной стены с Виа Долороса в районе северо-западной части набережной, глубоко под зданиями Мусульманского квартала. Как обычно, компромисс не обошелся без кровопролития. Внезапно возникшие столкновения между палестинцами и израильтянами, протестующими против раскопок, привели к гибели семидесяти солдат и мирных жителей. В числе погибших оказался самый близкий друг Разака Талиб, который яростно протестовал против того, чтобы израильтяне вели раскопки под его домом, примыкавшим к сохранившемуся участку Западной стены.
Некоторые мусульмане упорно верили, что некий злобный джинн умышленно наполнил это подземное помещение каменными обломками, дабы перекрыть доступ сюда. И теперь, когда реставрация близилась к завершению, Разак не мог избавиться от ощущения чьего-то зловещего присутствия в темных углах.
Подойдя к бреши в стене, он пробежал пальцами по ее неровному краю, чувствуя под рукой что-то вязкое. Затем вгляделся в даль потайной комнаты – в ту ее часть, где завалов было меньше всего.
Рядом остановился Фарух с обломком каменной кладки в руке и протянул его Разаку.
– Смотрите, – указал он на ровную дугу, идущую вдоль края кирпича. – Израильтяне нашли оставленную похитителями дрель, ею пробурили отверстия, которые заполнили взрывчаткой.
Разак осмотрел кирпич.
– Как им удалось пронести взрывчатку в самое сердце Иерусалима, через все посты?
– Взрывчатку и оружие… Профессионалы. – Фарух по пояс просунулся в брешь и вгляделся в темноту. – Не хотел говорить при всех, но не исключено, что им помогал кто-то из местных. И вполне возможно, что здесь не обошлось без израильтян.
– Вы говорили, полиция уже видела это? – Разак его уверенности не разделял.
– И полиция, и люди из СБИ. Сразу после кражи они два дня здесь все обнюхивали.
Такая тщательность Разака не удивила.
– Ждем не дождемся их полного отчета, – добавил Фарух. – Пора бы уже, кстати.
Они вдвоем забрались через пролом в комнату.
Здесь тоже стояли прожекторы на подставках, освещая стены, выложенные из мягкого известняка горы Мориа, и толстые земляные опоры, подпирающие каменный свод. На стенах не было никакого орнамента. И застоявшийся воздух все еще хранил привкус взрывчатки.
Разак повернулся и внимательно посмотрел на хранителя:
– Вы знали о существовании этой комнаты?
– Ни сном ни духом. Археологические работы велись в помещении самой мечети. Любые несанкционированные раскопки строго запрещены.
Взгляд Фаруха был тверд, но Разак прекрасно знал: во всем, что касалось раскопок, ВАКФ и прежде позволял себе кое-какие вольности.
Напротив Восточной стены Разак заметил девять аккуратных каменных ковчегов, установленных в ряд. На каждом – гравировка на языке, напоминающем иврит. Он подошел ближе. Прямоугольная вмятина в земле с краю свидетельствовала о том, что прежде здесь стоял десятый ковчег. Разак подошел еще ближе.
Внезапно из-за дыры в стене донесся голос:
– Джентльмены, позвольте вас отвлечь.
Разак и Фарух резко обернулись и увидели мужчину средних лет, заглядывавшего в пролом. Лицо его с бледной кожей, обожженной южным солнцем, венчала копна непослушных темных волос.
– Простите, вы говорите по-английски? – У незнакомца был изящный английский выговор.
– Говорим. – Разак быстро подошел к пролому.
– Замечательно, – улыбнулся незнакомец. – Это все упростит. Мой арабский слабоват.
Фарух локтем отодвинул Разака в сторону.
– Вы кто? – сурово осведомился он.
– Моя фамилия Бартон. – Мужчина сделал движение, намереваясь забраться через брешь в комнату. – Грэм Бартон, я…
Фарух вскинул руки вверх:
– Да как вы посмели войти сюда? Это священное место!
Бартон замер в испуге, словно увидел под ногами мину.
– Простите. Но если вы позволите мне…
– Кто вас впустил? – Разак обошел Фаруха, чтобы преградить путь Бартону.
– Меня прислал сюда комиссар полиции Израиля, в помощь вам. – Он достал письмо с отметкой департамента полиции.
– Англичанин! – Фарух отчаянно жестикулировал. – Они прислали нам в помощь англичанина! И это после всего, что здесь творилось в прошлом!
За многие годы, проведенные Бартоном в Израиле, он с сожалением осознал, что здесь все еще хранят недобрую память об англичанах из-за их неуклюжих попыток колонизации Ближнего Востока в 1900-х годах и ниспровержение правительства, которое лишь усугубило негодование палестинцев и их обиду на Запад.
Он натянуто улыбнулся.
– Должен ли я напоминать вам, – предостерег его Фарух, – что людям немусульманской веры вход сюда запрещен?
– Однозначное определение моим религиозным симпатиям дать довольно сложно, – примирительно сказал Бартон.
Когда-то он регулярно посещал службы в англиканской церкви Святой Троицы, расположенной неподалеку от его кенсингтонского дома в Лондоне. Давно это было. Теперь он считал себя верующим светского толка, избегающим официальной религии, но стремящимся к углублению своей веры в то, что во вселенной существует нечто более значительное, чем он сам. В процессе этих поисков ему пришлось отказаться от кое-каких составляющих большинства вероисповеданий, включая ислам, который он глубоко уважал.
– Итак, с какой целью вы здесь? – настаивал Разак.
– Я сотрудничаю с Археологическим управлением при Министерстве культуры Израиля. – Бартон старался сохранять невозмутимый вид. Он уже чувствовал, что согласие на эту работу было крайне дурной идеей. Гуппи попала в аквариум с пираньями. – Моя специальность – древние памятники Святой земли.
«А точнее, библейские древности», – про себя добавил он, однако озвучивать свою мысль счел неразумным.
– И я пользуюсь в этой сфере достаточным уважением, – сказал он вслух, завершив фразу уже мысленно: «И даже считаюсь знаменитостью».
Выпускник Оксфордского университета, заведующий отделом античности Лондонского музея, обладатель резюме, которое можно читать, как увлекательный роман, не говоря уж об участии в бесчисленных археологических раскопках в Иерусалиме и его окрестностях и регулярных статьях в «Библикэл археолоджи ревю» – вот послужной список Грэма Бартона. И как раз перед самым хищением Археологическое управление выдало ему щедрый денежный аванс за осуществление надзора за грядущей широкой кампанией по оцифровке материалов, которая каталогизирует все коллекции музеев Израиля. Бартон благоразумно решил не распространяться об этом сейчас.
Однако Фарух оставался непреклонен.
– Ваши верительные грамоты нас не впечатляют.
– Понятно. Но я могу сэкономить вам уйму времени, – добавил Бартон, не реагируя на открытую враждебность хранителя. – Более того, меня официально поддерживают СБИ и полиция Израиля. Мне сообщили, что вам требуется всесторонняя помощь в расследовании происшествия. Вот мое рекомендательное письмо. – Его тон стал более напористым и уверенным.
Фарух, встретившись глазами с Разаком, прочел в них недовольство израильтянами, их изворотливой тактикой.
– Мне сообщили, что инцидент имеет какое-то отношение к древней реликвии. – Бартон вознамерился заглянуть через плечо Разака.
Два мусульманина все еще пытались противостоять вторжению.
– Все говорит о том, что воры обладали точной информацией о расположении помещения, столь тщательно спрятанного под Храмовой горой. Вы с этим согласны? – Бартон продолжал напирать.
– Одну минутку. – Фарух поднял палец и жестом велел археологу ретироваться.
Со вздохом Бартон отступил назад, в мечеть. Политические сложности явно вызывали у него раздражение. Разак проводил англичанина взглядом.
– Странно. Интересно, они…
– Это грубое оскорбление! – Лицо Фаруха приблизилось к его лицу.
– А израильтяне сообщили вам об этом? – Разак понизил голос почти до шепота: – Нет. И я этого не допущу.
Разак глубоко вздохнул. Не по душе ему была идея позволить этому Бартону – скорее всего, человеку израильских властей – соваться в расследование такого деликатного дела. В конце концов, СБИ и израильская полиция уже потратили двое суток на осмотр места происшествия, не получив очевидных результатов. А теперь вдруг решили прислать непрофессионала и чужака? Вполне возможно, Бартон послан не просто для того, чтобы имитировать расследование. Никто не знает, каковы мотивы Израиля. Однако время работает не на Разака, к тому же его знание археологии и древностей, мягко говоря, ограниченно.
Фарух прошипел ему в ухо:
– Что скажете?
– У нас не так много времени. Поскольку Бартон утверждает, что является экспертом…
– И что?..
– Мне кажется, что израильтяне уже в курсе того, что здесь стряслось. Возможно, он предоставит нам кое-какую информацию. Хоть какую-то зацепку. В интересах всех сторон разрешить эту проблему как можно скорее.
– Разак… Доверие надо заслужить. – Фарух смотрел в пол. – Вы достойный человек. Но не все любят вас. Мы с вами – мы доверяем друг другу. Однако с этим Бартоном мы должны быть предельно осторожны. – Желая придать весомости последним словам, он воздел кверху указательный палец.
– Разумеется, но разве у нас есть выбор?
Фарух выдержал его взгляд.
– Вероятно, вы правы, – наконец уступил он, выразительно вздохнув. – Просто мне очень хотелось бы, чтоб он не был англичанином. – Хранитель выдавил улыбку. – Заберите у него рекомендательное письмо и проверьте его личность в полиции. Делайте, что сочтете необходимым. Я ухожу.
Выбравшись в мечеть, Разак взял письмо и велел англичанину дожидаться его возвращения, затем проводил Фаруха до лестницы.
– Глаз с него не спускайте, – напомнил Фарух, украдкой оглянувшись на Бартона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45