Я счастлива, что ты женился, и уже приказала приготовить покои для баронессы.
Я с нетерпением жду твоего возвращения и уверена, что твоя молодая жена очарует меня так же, как и тебя.
Твоя любящая мать Женевьева ».
– Я тебя очаровала, Николас? – с удовлетворенной улыбкой спросила Симона, возвращая письмо.
– Конечно, – ответил он и притянул ее к себе на колени. – Тебе не хочется называть меня Ник? В нашей семье все меня так называют.
– Да, Ник, с удовольствием. – Близость мужа волновала Симону, а когда его имя протяжно скатилось с ее языка, оба рассмеялись.
– Думаю, ты поладишь с моей матерью, – улыбнувшись, заметил Ник.
– О… – Симона в упор рассматривала его гладкую, блестящую кожу.
– Она ведь тоже француженка.
Симона удивленно приподняла брови:
– Правда? Почему же ее не было на свадьбе? Почему она не сопровождала тебя и твоего брата в Лондон?
Спросив, Симона заметила, как лицо Николаса на мгновение окаменело, но ответил он спокойно:
– Мать редко бывает в Лондоне. Она покинула Францию при весьма неблагоприятных обстоятельствах и теперь не любит встречаться с людьми из своего прошлого.
Симона была заинтригована:
– Родовое имя твоего брата д’Аржан. Он тоже француз?
– Да, – ответил Ник и надолго замолчал, Симона даже решила, что больше он ничего не скажет. – Я знаком с Тристаном всего два года, – в конце концов продолжил Ник. – Он мой сводный брат. Когда мать приехала в Англию и вышла замуж за моего отца, Тристан остался во Франции. Д’Аржан – это девичья фамилия моей матери.
– Она бросила его? – тихо спросила Симона.
Ник покачал головой:
– Она считала, что он погиб. Его похитили еще в детстве. Похитил и продал в рабство первый муж моей матери, он не был отцом Тристана. Когда ее муж сам похвастался своими деяниями, мать убила его и сбежала из Франции, она ведь стала убийцей.
Симона была потрясена. Глядя на веселые лица барона Крейна и его брата, ни за что нельзя было подумать, что в их прошлом кроются такие мрачные тайны.
– А королю Вильгельму это известно?
– Известно. И он ее простил.
Симона молчала, обдумывая эти признания, потом голос Ника вернул ее к действительности:
– Это изменило твое отношение ко мне?
– После того, что я рассказала тебе о своей собственной семье? Конечно, нет! – воскликнула Симона. – Признаюсь, меня удивил твой рассказ, но я восхищаюсь решительностью твоей матери. Не многие женщины смогли бы нести такое бремя. Тебе повезло, что у тебя такие близкие.
– Моя мать – настоящее сокровище, – признал Ник и после некоторой запинки добавил: – Тристан и я… мы все еще узнаем друг друга. Он считает, что после смерти моего отца должен меня защищать. Мать обожает его. Мне кажется, ей хочется возместить Тристану столь долгое отсутствие материнской любви.
– Ты хороший человек, Николас, – с мягкой улыбкой проговорила Симона. – И твой брат тоже. Я уверена, вы сумеете уничтожить все трения между вами.
Симоне показалось, что они стали намного ближе, чем прежде, и она собиралась с духом, чтобы задать вопрос о его вчерашних похождениях – она считала, что должна это узнать, но тут взгляд Ника увлажнился, и барон наклонился к ее губам. Этот глубокий и страстный поцелуй заставил Симону забыть о тревогах.
Рука Ника легла ей на талию, поднялась по спине, вцепилась в плечо, сползла к груди. Сердце Симоны гулко стучало, из губ вырывалось настоящее мурлыканье.
Она уже час не видела Дидье. Брат убежал из комнаты вместе со своим перышком, с которым теперь никогда не расставался. Может быть, теперь…
…он сможет получить свою жену.
Ник зарычал от возбуждения. Симона прильнула к его груди. Он подхватил ее под колени, легко поднял и, не отрываясь от ее губ, отнес на меховое покрывало. Затем, отстранившись, впился глазами в нежное лицо, вызывающее в памяти лепестки роз, упавшие в свежие сливки. Пухлые губы Симоны раскрылись.
Ник стал лихорадочно стягивать с себя рубашку, сбрасывать сапоги и уже взялся за ленты кюлот, но тут лицо Симоны погасло.
Проследив за ее взглядом, Ник не смог сдержать разочарованного вздоха – в изножье кровати кружилось крошечное белое перышко: вверх-вниз, пауза; вверх-вниз, пауза…
– Что он делает? – напряженно спроеил Ник. Симона закрыла лицо руками.
– Думаю, подкрадывается к нам. – И она уронила руки на колени. – Мы заметили тебя, Дидье. Чего ты хочешь?
Ник видел, как хмурился лоб Симоны, пока она выслушивала ответ брата.
– Сюда идет мой отец, – наконец сообщила она мужу.
Ник выругался себе под нос. В этот момент в дверь постучали. Ник помог жене подняться с такой уютной, такой мягкой и так мало используемой кровати, ворчливо поблагодарил Дидье за предупреждение, но вдруг заметил, что его перышко исчезло.
– Симона, почему Дидье всегда исчезает при появлении твоего отца?
– Не знаю. Сама я этого не замечала, но ты прав. Очень странно.
Не надевая рубашки, Ник отпер замок. Дидье не ошибся. За дверью стоял Арман. Отец Симоны был крупным мужчиной и, как догадывался Николас, частенько использовал это качество в собственных целях. Однако в отличие от Ника Арман был не мускулист, а скорее грузен, и весь его вид – шрамы, перекошенное лицо, изуродованная рука и хромая нога создавали мрачное и даже пугающее впечатление. Он был того же роста, что и Ник, и это его явно раздражало, ибо лишало возможности смотреть на зятя сверху вниз.
– Дю Рош! Что-нибудь случилось?
– Ничего особенного. – Обычное для Армана неприятное выражение лица на сей раз было особенно отталкивающим, к опущенному уголку рта он прижимал платок. – Однако, как мне ни жаль, я вынужден прибегнуть к вашей помощи.
Ник отступил в сторону, пропуская дю Роша в свои покои.
– Добрый день, папа. – Симона неуверенно улыбнулась отцу. – Надеюсь, ты здоров?
– Симона. Ты выглядишь… – он окинул взглядом помятое платье дочери, – растрепанной.
Симона покраснела и опустила глаза. Ник рассердился:
– В чем дело, дю Рош?
– Дело в слугах. – Арман отвернулся от дочери и теперь обращался только к Нику: – Сегодня утром я был в доках. Хотел распорядиться, чтобы мои вещи отделили от вещей Симоны и приготовили их к путешествию. Но мне отказали. Заявили, что сначала надо заплатить.
– Без сомнения, это странно. Вильгельм нанимает только самых добросовестных работников, – нахмурился Ник. – Они ведь однажды уже помогали вам с перевозкой вещей, так?
– Да, но… – Арман запнулся и покраснел. – Дело в том… дело в том, что у меня нет ни пенни, чтобы расплатиться.
Ник услышал, как ахнула Симона, и, обернувшись к ней, увидел, что она с ужасом смотрит на отца.
– Папа! Ты не заплатил им?
Арман помрачнел и буркнул через плечо:
– Не вмешивайся, Симона. Если бы не твое легкомыслие, я не оказался бы в столь унизительном положении.
Симона сжалась, как будто ее ударили, а Ник, рассвирепев, едва сдержался, чтобы не вцепиться Арману в глотку.
– Дю Рош, выбирайте выражения, когда говорите с моей женой!
Арман открыл было рот, чтобы ответить, но потом весьма благоразумно решил промолчать. Он едва заметно поклонился в сторону Симоны и пробормотал:
– Приношу свои извинения.
Симона с усилием сглотнула, но все же решилась задать следующий вопрос:
– Но ты ведь заплатил за хранение, правда, папа?
Арман стиснул зубы, кожаный ремешок, удерживающий его волосы, задрожал. Он не стал отвечать дочери, а снова обратился к Николасу:
– Фицтодд, окажите мне любезность. Если бы я получил договоренную сумму за руку Симоны, мне не пришлось бы сейчас просить о помощи.
Ника тошнило от жадности и нелепых рассуждений тестя. Что делал бы этот человек, если бы ему не удалось так быстро подыскать для дочери хорошую партию? Арман вполне мог оказаться в долговой тюрьме. И что бы тогда стала делать черноволосая красавица Ника, оставшись одна в Лондоне без единого пенни и даже без служанки? Ник покачал головой, натянул сапоги и прошел к столу, где лежал ящик, полученный из Хартмура.
– Вам повезло, дю Рош. Ваши деньги доставили сегодня утром. – Он постучал по шкатулке и толкнул ее в сторону тестя.
Глаза Армана расширились. Казалось, он на мгновение застыл. Его рот изогнулся в немыслимой ухмылке, Арман снова поднял платок к лицу и вытер губы. Француз явно пытался оценить содержимое шкатулки. Это зрелище показалось Нику отвратительным.
Своей неловкой походкой Арман проделал несколько шагов до стола, без приглашения уселся на стул, здоровой рукой придвинул к себе шкатулку и стянул ее на колени.
– Здесь все? – облизнув губы, спросил он и с легким щелчком открыл шкатулку. Внутри оказались стопки блестящих монет. Несколько мгновений Арман смотрел на них как завороженный.
– Да, все. После выплаты долгов, – ответил Ник. – Список там.
Арман нахмурился и, изуродованной рукой неловко придерживая шкатулку, достал сложенный вчетверо листок бумаги.
– О каких долгах вы говорите? – просмотрев бумагу, заявил он. Его лицо потемнело от гнева. – Это возмутительно! – взревел Арман и топнул ногой, сбросив при этом шкатулку с колен. Монеты золотым дождем рассыпались по полу. Симона вскрикнула и отшатнулась, а ее отец стал громко зачитывать список: – Проживание в трактире «Стаг и Стерн», корм для кобылы, трость из Петры… – Арман поперхнулся словами и поднял на Ника бешеный взгляд: – Как вы посмели, не посоветовавшись со мной, вычесть столь пустяковые расходы?
Ник и не подумал извиняться:
– Как вы заметили, я не включил сюда расходы Симоны, сделанные до свадьбы, хотя имел на это полное право.
– Это абсурд! – выкрикнул Арман, впиваясь глазами в список. – Да если бы я знал о такой вашей мелочности, Фицтодд, я бы…
– Что – вы бы? – невозмутимым тоном спросил Ник. – Не допустили бы свадьбы? Не тратили бы столько на вино и покупки? Не послали бы мне все свои счета за время пребывания в Лондоне? – Николас говорил без тени улыбки. – Думаю, это не так.
Лицо Армана источало бессильную злобу. Николас не удивился, когда Симона вдруг заговорила, пытаясь успокоить отца:
– Папа, но ты же не станешь выпрашивать деньги у барона. Разве твоя гордость позволит это?
Арман взглянул на дочь с таким видом, словно в его присутствии вдруг заговорил камень.
– Я говорю не о гордости и не о подаянии, безмозглая ты курица! – Арман пришел в настоящее бешенство. Потрясая бумагой перед лицом дочери, он кричал; – Мне нужна каждая, понимаешь ты это, каждая монета, каждый фартинг! М-м-мое сокровище этого требует. Я уже близок к цели, близок, ты слышишь?! Я чувствую…
Терпение Николаса подошло к концу.
– Я устал от вашего общества, дю Рош. Собирайте вашу добычу и оставьте мои покои. Утром мы с Симоной покидаем Лондон, так что можете попрощаться.
Несколько мгновений Арман с яростью смотрел Нику в глаза, потом неловко опустился на колени и стал здоровой рукой собирать монеты в шкатулку. Симона, желая ему помочь, тоже встала на колени, но Арман накрыл монеты своим телом и дико заорал:
– Не прикасайся! Не смей! Убирайся! Ты их отравишь!
Симона с искаженным от обиды лицом вскочила на ноги. Арман сам собрал все до последней монеты, сунул шкатулку под мышку и с трудом поднялся.
– Папа, мы теперь долго не увидимся, – проглотив обиду, начала Симона. – Прощай.
– Надеюсь, что так и будет, – фыркнул Арман и смерил дочь взглядом: – Ты, несомненно, дочь своей матери. Скатертью дорога! – Арман обошел Николаса, повозился с ручкой и вышел из комнаты, оставив дверь нараспашку.
Ник спокойно прикрыл дверь, а когда обернулся, Симона лежала на кровати и отчаянно рыдала, бормоча сквозь слезы:
– О, как я его ненавижу! Ненавижу!
Ник опустился на край постели и притянул Симону к себе.
– Ш-ш-ш… Он ушел.
– Почему он до сих пор считает меня виноватой? – говорила она, пытаясь унять слезы. – Я же делала все, что он требовал! А он ничуть меня не жалеет! – Она потерла нос.
– Ш-ш-ш… ш-ш-ш… – повторял Ник, легонько ее укачивая. – Он больше не будет тебя обижать. Он получил свои деньги и ушел.
Наконец Симона успокоилась.
– Наверное, я буду гореть в аду, – пробормотала она в плечо Нику. – Ведь я жалею, что он не погиб вместо мамы.
– Нет, ты не будешь гореть в аду, – все таким же успокаивающим тоном произнес Ник. – Твоя красота даже пекло превратит в рай. И что тогда будет делать сатана?
Симона против воли улыбнулась. Никтоже приободрился. У Симоны не было привычки лить слезы. Слабость вообще была для нее не характерна, и теперь, когда жена вдруг заплакала, он был готов на что угодно, только бы ее развеселить.
– Ему придется закрыть свою лавочку и поискать себе другое пристанище. Переехать. Скажем, в Уэльс, – подумав, добавил он. – Да, полагаю, Уэльс – идеальное место для ада.
Улыбка Симоны перешла в смех. Она отстранилась от Ника и вытерла слезы.
– Ник, а разве Хартмур не рядом с границей?
– Господи, конечно, рядом! – с притворным удивлением воскликнул Ник. – Значит, мне повезло. Не надо долго добираться.
Симона совсем успокоилась и с прежней веселостью улыбнулась Нику:
– Благодарю тебя. За все благодарю.
– Может, тебе не стоит меня благодарить? По крайней мере, сейчас, – уже серьезно ответил Ник.
Симона бросила на него встревоженный взгляд:
– Почему не стоит?
– Потому что я надеру уши этому разбойнику Дидье за то, что он нам помешал.
Симона подалась вперед, обняла Ника за шею, поцеловала легким поцелуем и с дьявольским блеском в глазах прошептала:
– А я его подержу.
Глава 9
Первый день путешествия к новому дому пролетел быстрее, чем Симона рассчитывала, хотя Николас заранее предупредил ее, что это самый длинный отрезок их двухдневной дороги. На рассвете они покинули зловонную тесноту Лондона и, двигаясь вдоль Темзы на запад, с каждым часом все глубже погружались в благотворную тишину полей и лесов. В редких деревнях из убогих хижин высыпали детишки, привлеченные звоном колокольчиков и стуком колес.
Ник предупредил Симону о попрошайках и даже вручил ей увесистый кошелек с мелочью, чтобы подавать при случае милостыню. Часто в благодарность за монету, сунутую в руку босоногого мальчишки, который тут же уносился прочь, поднимая грязными пятками столбы пыли, крестьянка совала им кусок свежего хлеба или немного сушеных фруктов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37