Запах перегара от дешевого вина, шедший из его рта, был отвратителен. - Кто первый пришел, того первого и обслужили. Щедрость этой милостивой богини не безгранична.
Феликс лег на спину и принялся рассматривать потрескавшиеся росписи на потолке. Фреска, изображавшая богиню, исцеляющую пять тысяч человек в реке в Налне, почти что стерлась от сырости. Голуби, расправляющие крылья над ее плечами, превратились в бесформенные комья. Однако сам сюжет вызвал у Феликса воспоминания детства.
Он вспомнил последнюю длительную болезнь его матери, когда она часто ходила в храм помолиться. Ему было тогда девять лет, и ни он, ни его брат не могли понять, почему их мать так много кашляет и так долго бывает в храме. Им там было скучно, их тянуло на улицу - играть на солнце, а не сидеть внутри с умиротворенными пожилыми женщинами в белых одеждах под их нескончаемое пение. Оглядываясь назад, он понимал теперь, почему была так бледнаего мать и почему она так часто повторяла молитву о кающемся грешнике. Феликс не ожидал, что эти воспоминания почти 13-летней давности отзовутся в его сердце такой болью. Он заставил себя наконец сесть, зная, что должен покинуть это место.
Готрек лежал на соломенном тюфячке рядом с ним, громко сопя. Во сне его лицо казалось каким-то невинным. Резкие морщины, искажающие его черты, разгладились, делая его значительно моложе. Феликс впервые задумался о том, сколько же лет Победителю троллей. Как и все гномы, Готрек казался окутанным некой твердой самоуверенностью, свидетельствовавшей о немалом жизненном опыте. Разумеется, все в Победителе указывало на то, что он познал достаточно страданий для обычной человеческой жизни.
Феликс думал о том, сколько же живут гномы. Они не бессмертны, как рассказывают, например, об эльфах, но живут очень долго. Так сколько же лет Победителю троллей? Он покачал головой. Это была еще одна загадка. Феликс поразился тому, как же мало он узнал о своем друге за все время странствий. Однако в своем теперешнем состоянии Готрек вряд ли сможет ответить на эти вопросы.
Он толкнул Победителя носком башмака, отметив, как на нем сморщилась некогда превосходная кожа. Феликс оглядел толпу горных охотников и попрошаек, выстроившихся в очередь возле жриц и наполнявших воздух звуками харканья, кашля и плевков. Он посмотрел на одежду этих оборванцев, потом на свою - и заметил, к своему ужасу, что стал похож на них. Служительницы храма даже не взглянули на них, когда впускали: он и Победитель смотрелись среди нищих как родные.
Он вспомнил о мечте Готрека стать героем поэмы. Интересно, захотел бы он, чтобы в поэме упоминалось все происходящее сейчас? Испытывал ли Сигмар или другие великие герои подобные же унижения?
Барды никогда не упоминали в своих песнях ничего похожего. В их историях все казалось простым и ясным. Тот единственный случай, когда Сигмар посетил приют для нищих, был представлен как часть хорошо продуманного плана. "Ну, что ж, - подумал Феликс, - в своей балладе я тоже опишу это происшествие подобным образом". Он насмешливо улыбнулся, подумав обо всех историях странствий героев, которые читал в юности. Видимо, все сказители дума ют одинаково - так все поэмы и пишутся.
Пожилая женщина закашлялась долго и сильно. Ее кашель, казалось, будет продолжаться вечно, надрывая грудь как будто бы выпадали все кости. Она была тощей и бледной и, похоже, умирала. Взглянув на нее снова, Феликс вдруг увидел лицо своей матери, хотя Рената Ягер была хорошо сложена и вышла замуж за богатого торговца.
Он еще раз посмотрел на фреску богини на потолке к молча помолился ей о скорейшем выздоровлении Победителя троллей и о душе своей матери. Если Шаллая и услышала его, то не подала никакого знака. Феликс еще раз толкнул Готрека.
- Вставай, герой. Время пришло, пора уходить отсюда. Нам предстоит долгая дорога на вершину горы.
Таверна была почти пуста, не считая хозяина за стойкой да нескольких пьяниц, спящих в углу. Их тела были покрыты золой из камина. Пожилая женщина стояла на четвереньках, оттирая деревянный пол, ее лицо скрывала пакля седых волос. Мощная секира Готрека все еще стояла прислоненной к камину там, где он ее оставил.
При дневном свете, пробивающемся сквозь крошечные окна, это место выглядело совсем иначе, чем ночью. Дюжина столов, которые обычно бывают полностью заняты, выглядели одинокими и покинутыми. Беспощадное солнце освещало каждую царапину на стойке бара и обнажало толстый слой пыли, покрывавшей бутылки с грогом. Феликсу показалось, что на поверхности бочонка с пивом плавают мертвые насекомые. Наверно, это была моль.
В отсутствие людей таверна выглядела более просторной и похожей на пещеру. Липкая вонь сальных свечей и аромат жарящегося мяса наполняли воздух. Все вокруг пропиталось запахом дешевого табака и пролитого вина. А поскольку тишину больше не нарушало пьяное бормотание, каждое произнесенное слово отдавалось эхом.
- Чего вам двоим надо? - холодно спросил трактиршик. Это был крупный человек, уже начавший полнеть, его волосы были зачесаны на одну сторону, чтобы скрыть лысину. Лицо было обветренным, а лопнувшие сосуды покрывали темной сеткой нос и щеки. Феликс подумал, что он похож на свои собственные треснутые тарелки. Не обращая внимание на хозяина и боль в мускулах, Феликс прошел к камину и поднял секиру Готрека. Гном стоял там же, где его оставил Феликс, глупо озираясь по сторонам.
Вес секиры удивил Феликса - он с трудом мог удержать ее в одной руке. Он схватился за топорище второй рукой и покрепче сжал секиру, представляя себе, как этой штукой драться. Он попробовал было замахнуться, но у него ничего не получилось - не удавалось удержать равновесие. Вспоминая о том, как гном легко размахивал секирой, нанося короткие удары и резко меняя их направление, Феликс внезапно ощутил огромное уважение к его силе.
Осторожно неся секиру двумя руками, он принялся рассматривать лезвие. Оно было сделано из звездного металла, не похожего ни на один металл земного происхождения. Старинные руны покрывали отполированную поверхность. Край секиры был очень острым, хотя Феликс никогда не видел, чтобы Готрек затачивал его. Удовлетворив свое любопытство, он наконец передал секиру гному. Победитель с легкостью взял ее одной рукой и повертел, словно бы пытаясь понять, зачем она нужна. Казалось, он совершенно забыл, как драться этим оружием. Это был плохой знак.
- Я спросил, чего надо? - вновь подал голос хозяин. Феликс подумал, что, несмотря на всю свою браваду, тот нервничал. Его лицо покраснело, и легкая испарина слегка Поблескивала над его верхней губой, а голос слегка дрожал. - Нам не нужны здесь такие, как вы. Вы приходите и осложняете жизнь нашим постоянным посетителям.
Феликс подошел к нему и прислонился к бару, скрестив руки.
- Я никому не осложняю жизнь, - мягко сказал он в его голосе появилась угроза. - Но уже начинаю подумы-вать об этом.
Человек сглотнул. Он поднял глаза, глядя поверх головы Феликса, но его голос даже приобрел какую-то твердость.
- Хмм… От бродяг без гроша в кармане, явившихся с пустошей, всегда одни неприятности.
- Почему вы так боитесь Вольфганга? - внезапно спросил Феликс. Он начинал сердиться. Он не ошибся - ведь Вольфганг явно обладал в городе каким-то влиянием, и хозяин гостиницы принимал его сторону в ущерб собственным интересам. Феликс уже наблюдал подобное в Альтдорфе, и ему все это не нравилось. - Почему вы лжете?
Мужчина поставил стакан, который вытирал, на стол и пристально поглядел на Феликса.
- Никогда не приходи в мою таверну и не называй меня лжецом. Или я вышвырну тебя вон.
У Феликса похолодело в животе, как всегда происходило, когда он сталкивался с грубостью, и рука потянулась к рукояти меча. Феликс не боялся трактирщика, но из-за нынешней слабости он мог не справиться с таким ражим малым. Но его гордость все еще была ущемлена из-за побоев, полученных прошлой ночью, и ему хотелось отомстить кому-нибудь.
- Чего ты ждешь? - Феликс почувствовал ладонь на своей руке. Это был Готрек. - Пойдем, Феликс. Нам не нужны неприятности. Нам надо в горы.
- Почему бы тебе не послушаться своего маленького друга и не уйти, прежде чем я поучу тебя хорошим манерам?
Он почувствовал, как у него все поплыло перед глазами, но не смог вырваться из крепких объятий Готрека, пока тот тащил его к выходу.
- Ну почему каждый, кого я встречаю здесь, предлагает мне урок хороших манер? - воскликнул Феликс, когда они оказались на улице.
Грета поджидала их на углу улицы возле городских ворот, стоя около холщовой палатки, которую соорудили изготовители булочек, чтобы привлечь покупателей. Ее глаза покраснели и опухли, как будто она много плакала. Феликс заметил синяк у нее на шее, как будто бы кто-то крепко держал ее. От него не укрылись и следы ногтей на ее теле. Волосы были в беспорядке, а платье разорвано, словно бы его пытались быстро сорвать.
- Что случилось? - спросил Феликс. Он все еще был зол из-за ссоры с трактирщиком, и его слова прозвучали довольно резко. Грета поглядела на него так, как будто бы хотела заплакать, но ее лицо стало спокойным и непроницаемым.
- Ничего, - ответила девушка. Улица начала наполняться свободными хуторянами, которые спешили на рынок, чтобы продать овощи, яйца и другие товары. Ранние прохожие с любопытством поглядывали на побитого молодого человека и растрепанную служанку с постоялого двора. Мимо них проехала телега золотаря. Феликс прикрыл рот рукой, спасаясь от вони. Готрек же только в недоумении поглядел вслед этой повозке.
- Кто-то напал на тебя? - спросил он более мягко, видя, как она расстроена.
- Нет. Никто не нападал, - в голосе девушки не было никаких чувств, а на ее лице Феликс увидел то же выражение отрешенности, как у выживших после резни в форте фон Диеля. Она, видимо, была в состоянии шока.
- Что случилось ночью?
- Ничего!
Гнев, наполнявший Феликса, едва не выплеснулся наружу, это деланное нежелание разговаривать едва не превратило девушку в жертву его подавленной ярости. Он внезапно понял, как отвратительно чувствует себя после полученных побоев. Но это ощущение было порождено не болью, а пониманием собственной беспомощности. Он старался не сорвать свою злость на ней.
- Чего ты хочешь от меня, Грета? - В его голосе звучала горечь. Он хотел думать только о себе и не связываться с бедами других. Боль, усталость и гнев почти что уничтожили его способность сочувствовать.
- Ты уходишь из города, да? Возьми меня с собой. - Она почти умоляла, словно прорвались те чувства, которые она испытывала с самого начала разговора.
- Я отправляюсь в горы, чтобы принести солнцецвет Криптману. Это очень опасно. Последний раз я там наткнулся на банды мутантов. Я не могу взять тебя сейчас. Но я вернусь, чтобы вылечить Готрека. А потом мы пойдем на север. И ты с нами, если захочешь.
На самом деле ему совсем не хотелось брать с собой девушку в долгое и опасное путешествие в Налн и охранять ее на этом пути; но Феликс чувствовал себя обязанным, так что надо было, по крайней мере, предложить ей это. Даже если она действительно согласится пойти с ними.
- Я хочу пойти с тобой сейчас! - произнесла она, чуть не плача. - Я больше не могу оставаться здесь.
И вновь Феликс ощутил порыв ярости и поразился своей резкости.
- Нет, жди здесь. Мы идем в горы. Нас не будет всего лишь один день. Мы вернемся за тобой. Мне и так будет сложно присматривать за Готреком. Я правда не могу взять тебя с собой сейчас. Это слишком опасно.
- Ты не можешь оставить меня здесь, Феликс, - внезапно сказала она. - Он - чудовище…
- Иди к Криптману. Он твой друг. Он поможет тебе, пока мы не вернемся.
Казалось, она хотела сказать что-то еще, но, увидев непреклонное выражение на его лице, развернулась и побежала. Когда она скрылась из виду, Феликс почувствовал себя виноватым. Он хотел было ее окликнуть, попросить вернуться, но было уже поздно.
Феликс пожал плечами и зашагал к воротам.
Здорово было выбраться из города! Вновь оказавшись в горах (Готрек начал озираться вокруг себя, принюхиваясь к чистому горному воздуху), Феликс почувствовал себя свободным от грязи и бедности Фридрихсбурга. Глядя на крестьян, обрабатывающих свою землю, Феликс радовался, что не входит в их число и не привязан к земле и этой муторной бесконечной работе.
На длинных делянках земли работали целыми семьями. Он видел сгорбленных женщин, к спинам которых были привязаны корзины с детьми. Мужчина выпрямился и разогнул спину - казалось, его хребет навеки искривлен долгой работой в поле. Свинопасы гнали стада поросят вдоль к дальней деревне. От необработанных участков поля шел отвратительный запах фекалий, привезенных из ночного города.
Феликс перевел взгляд на далекий горизонт. За полями он увидел лес, уходящий высоко в горы. В нежном свете раннего утра горы были прекрасны - они, подобно могучим башням, поднимались от плоской равнины, пронзая небо. Хребет словно бы ограничивал бесконечность горизонта, как будто боги создали эту преграду для того, чтобы отделить людей от небесного царства и оставить в более подходящем для них месте.
Вершины гор были тихи и холодны и могли служить убежищем от мира. Над их головами летали соколы, расправив крылья над дымом из теплых источников - яркие пятнышки в небе, едва различимые человеческим глазом. Они парили над облаками и казались посланниками гор, частью их души. Как бы Феликс хотел оказаться среди них, высоко над человеческим миром, свободный и гордый!
Но, наблюдая за небом, он увидел, как один сокол начал падать. Может быть, он был движим голодом или просто жаждой убийства, но только птица камнем кинулась вниз. Кролик выскочил из норы и побежал, петляя, прямо к Феликсу. Сокол схватил его. Феликс услышал, как хрустнули кости зверька. Сидя на своей жертве, сокол вначале обвел местность ясными злыми глазами и только после этого начал выдирать куски мяса из мертвой тушки.
Он заметил всадников, приближающихся к тому месту, где сидел сокол. Копыта их лошадей раскидывали комья земли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38