Элен с Хормозом появились только к вечеру, изумленные, что мы уже пообедали.
– Ты же пригласила нас на ужин, – сказала Элен. В ее голосе чувствовалась обида.
– Я определенно приглашала вас на обед, – возразила я, – произошло какое-то недоразумение.
Еще долго Хормоз ворчал на жену в нашем присутствии. Она молча опустила покрытую чадрой голову.
Судьба Элен была для меня стимулом в неустанных поисках способов побега из Ирана. Конечно, и без этого негативного примера я делала бы все, что в моих силах, но ее ситуация подсказывала мне, что следует торопиться. Чем дольше я оставалась в Иране, тем больше опасалась, что я стану похожей на нее.
В нашей жизни в Иране наступил переломный момент. Хотя настоящие условия были несравненно лучше, однако именно поэтому возрастал риск смириться с действительностью. Возможно ли было достичь относительного счастья здесь, в Иране, рядом с Муди?
Каждый вечер, отправляясь в постель с Муди, я знала наверняка, что ответом на этот вопрос будет «нет!». Я ненавидела мужчину, с которым спала. Более того, я боялась его. Сейчас он был уравновешенным, но я знала, что это не продлится слишком долго. В глубине души я чувствовала, что следующий взрыв безумия и грубости является лишь вопросом времени.
Теперь я часто могла пользоваться телефоном; достаточно часто, хотя и тайно, могла навещать посольство; возобновила свои усилия в поисках того, кто мог бы и хотел бы мне помочь. К несчастью, оборвалась самая надежная ниточка на пути к свободе: телефон госпожи Алави не отвечал. После многих безрезультатных попыток мне снова удалось связаться с Рашидом, друг которого переправлял людей в Турцию. Он опять отказался организовать побег вместе с ребенком.
Нужно было искать кого-то другого. Но кого?.. И как?..
Я смотрела на адрес, который был нацарапан на клочке бумаги, втиснутом мне в ладонь.
– Иди по этому адресу и спроси шефа, – было велено мне.
Меня направлял доброжелатель. Открыть его имя означало обречь его на смерть в Исламской Республике Иран.
Это был адрес учреждения, находящегося на другом конце города, так что предстояло долгое и мучительное путешествие по запруженным улицам. Я решила отправиться туда немедленно. Махтаб была со мной. Время приближалось к обеду, и я не знала, удастся ли мне вернуться домой до прихода Муди. Все более дерзко я пользовалась свободой. При необходимости можно будет купить что-либо и этим объяснить опоздание. По крайней мере, один раз он поверит.
Я не могу ждать. Чтобы выиграть время, я вызвала дорогостоящее такси по телефону, вместо того чтобы искать оранжевое. Несмотря на это, поездка была длительной и изнуряющей. Махтаб не спрашивала, куда мы едем.
Наконец мы добрались. Это было обыкновенное бюро. У секретаря я спросила, как можно пройти к директору.
– Идите налево, затем в конце холла по ступенькам вниз, – ответила она.
Мы с Махтаб пошли в указанном направлении и оказались в цокальном этаже. В приемной для посетителей я попросила Махтаб:
– Подожди здесь минутку. Она согласно кивнула головой.
– Где можно найти директора? – снова спросила я проходящего мимо сотрудника.
– В конце холла, – указал он на кабинет в стороне, и я решительно направилась туда.
Постучав в дверь и услышав мужской голос, я в соответствии с инструкцией назвала себя:
– Я – Бетти Махмуди.
– Войдите, – ответил мне мужчина на хорошем английском языке.
Сжимая мою ладонь, он сказал:
– Я ждал вас.
Он закрыл за мной дверь и, улыбаясь, пригласил меня сесть. Это был худощавый, невысокого роста мужчина, элегантно одетый. Он сел за стол и завязал со мной свободную беседу.
Я знала историю сидящего передо мной мужчины. В свое время он питал надежду покинуть Иран вместе с семьей, но обстоятельства сложились иначе. На работе он был процветающим бизнесменом, всецело поддерживающим правление аятоллы Хомейни. Дома же становился самим собой.
Его знали под несколькими именами. Я называла его Амаль.
– Я очень сочувствую вам, – сказал он без всякого вступления. – Я сделаю все возможное, чтобы вывезти вас отсюда.
Его открытость весьма импонировала, но вместе с тем пугала. Он знал обо мне все и был уверен, что сможет мне помочь, но я уже пережила подобные ситуации с Триш и Сьюзан, с Рашидом и его приятелем, с таинственной госпожой Алави.
– Послушайте, уже несколько раз меня обещали вывезти из страны, но всегда вопрос упирался в моего ребенка. Я не поеду без моей дочери. Если ее нельзя вывезти, то и я не поеду. Давайте решим это сразу, потому что нет смысла терять время.
– Я уважаю ваше желание, – сказал он. – Если вы настаиваете, то я вывезу вас обеих. Нужно быть только терпеливой, ибо не знаю, как и когда мне удастся организовать это.
Я почувствовала, как в моем сердце разливается тепло и становится светло и ясно, хотя и старалась не поддаваться этому состоянию.
– Вот номера моих телефонов, – сказал он, быстро записывая что-то на листочке. – Я поясню вам сейчас, как они закодированы. Это служебный и домашний. Можете звонить в любое время. В случае надобности делайте это без малейшего колебания. Я должен как можно чаще иметь о вас информацию. Я не могу рисковать, связываясь с вами дома. Ваш муж мог бы это неправильно понять, мог бы приревновать, – Амаль рассмеялся.
У него был заразительный смех. «Жаль, что он женат», – подумала я и тотчас же устыдилась своих мыслей.
– Хорошо, – согласилась я.
В нем было что-то такое, что заставляло верить в успех.
– Мы не будем разговаривать по телефону, – продолжал он инструктировать меня. – Вы позвоните, и если у меня будет для вас какая-нибудь информация, я скажу, что мне нужно с вами встретиться, и вы должны будете приехать сюда. По телефону мы не будем обсуждать никаких вопросов.
«Что-то должно за этим скрываться, – подумала я. – Может быть, речь идет о деньгах?»
– Мне нужно попросить родителей, чтобы они передали в посольство некоторую сумму? – спросила я.
– Нет. Сейчас не идет речь об этом. Я сам за все заплачу. Вы вернете мне деньги по возвращении в Америку.
На обратном пути Махтаб не произнесла ни слова. Я благодарила Бога за это, потому что в моей голове творилось что-то невообразимое. Я старалась оценить возможности успеха нашего мероприятия. Неужели я действительно нашла наконец путь для побега из Ирана?
«Вы вернете мне деньги по возвращении в Америку», – сказал он уверенно. Но я помню и другие его слова: «Я не знаю, как и когда мне удастся организовать это».
Закончилось лето, снова приближалось начало учебного года. Мне нужно было делать вид, что я поддерживаю желание Муди послать Махтаб в первый класс, поэтому я не возражала, когда он затронул эту тему.
К моему удивлению, Махтаб тоже была согласна. Она действительно начала привыкать к мысли остаться в Иране.
В один из дней Муди, Махтаб и я отправились в ближайшую школу. Здание было меньше похоже на тюрьму, чем медресе Зайнаб. В нем было много окон, через которые проникал солнечный свет. Однако оказалось, что эта светлая атмосфера никак не влияет на директрису, ворчливую старую женщину в чадре. Она внимательно присматривалась к нам.
– Мы хотим записать дочь в школу, – объяснил Муди по-персидски.
– К сожалению, невозможно. У нас нет свободных мест, – проворчала она.
Скрипучим голосом она дала нам другой адрес.
– Но мы пришли сюда, потому что эта школа ближайшая, – не соглашался Муди.
– Мы никого не принимаем!
Мы с Махтаб пошли к выходу. Я чувствовала, что моя дочь довольна, что не останется у этой черствой старой женщины.
– Ну что ж, – проворчал Муди, – у меня сегодня нет времени идти в другую школу. Я должен ассистировать при операции.
– Ах, так вы врач? – заинтересовалась директриса.
– Да.
– Вернитесь, пожалуйста. Прошу вас, присядьте.
Всегда найдется место для дочери врача. Муди был очень доволен, получив подтверждение своего высокого общественного положения.
Директриса решила с нами необходимые формальности. У Махтаб должна быть серая форма, еланча, брюки и большой платок, а также шарф, сшитый спереди вместо узла, более неудобный, чем русари, но удобнее чадры. Меня предупредила, что мне следует приводить Махтаб в назначенные дни на собрание матерей и дочерей.
Выйдя из школы, я сказала:
– Как можно ходить в одной форме? Она должна носить ежедневно одну и ту же одежду?
– Другие ходят так, – ответил Муди. – Но ты права. У нее должно быть несколько.
Он пошел на работу, оставив нам деньги на школьную форму. Тепло солнечного сентябрьского дня наполняло меня бодростью и надеждой. Мы гуляли с дочерью совершенно свободно. Я вступила в следующий важный этап. Когда Махтаб будет в школе, а Муди на работе, я смогу заняться решением наших проблем.
Несколько дней спустя мы с Махтаб пошли на вступительное собрание, взяв с собой в качестве переводчицы нашу соседку Малиху. Правда, она плохо говорила по-английски, но с ее и Махтаб помощью я смогла понять суть.
Собрание длилось почти пять часов. Обязательными были молитвы и чтение Корана. Затем директриса обратилась к родителям с возвышенной речью, прося о пожертвованиях для школы. Она сообщила, что в школе нет туалетов и деньги необходимы на улучшение условий.
Вечером я заявила Муди:
– Не может быть и речи. Они ничего не получат от нас. Если у них достаточно денег на такое количество пасдаров, то могут найти деньги и на обустройство туалетов.
Однако он не согласился со мной и передал щедрое пожертвование. А когда начались занятия, оказалось, что школа оборудована вместо туалетов дырами в полу.
Вскоре установился определенный распорядок. Махтаб ранним утром шла в школу. Я должна была лишь проводить ее до автобусной остановки, а после полудня ждать там ее возвращения.
Большую часть недели Муди оставался дома, занимаясь частной практикой. По мере роста его репутации увеличивалось и число пациентов. Люди особенно хвалили его методы обезболивания. Поскольку возникли определенные проблемы с посетительницами, Муди обучил меня некоторым приемам. Эти дополнительные обязанности совместно с работой регистратора отбирали у меня почти все время на протяжении дня.
Я была свободна только по вторникам и средам, когда Муди работал в клинике. Эти два дня в неделю принадлежали исключительно мне. Я могла без ограничения бродить по городу, решая свои дела.
Я снова начала регулярно навещать Хелен в посольстве. Каждую неделю я получала письма от родителей и сыновей. Я так тосковала по ним! Каждое письмо от мамы усиливало мое беспокойство: она писала об ухудшающемся здоровье отца, о том, что неизвестно, как долго он протянет. Он постоянно говорил о нас, молился о том, чтобы увидеть нас перед смертью.
Почти ежедневно я звонила Амалю. Всякий раз он спрашивал меня только о здоровье, добавляя: «Прошу набраться терпения».
Как-то раз я отправилась за покупками. Муди поручил мне заказать дубликат ключа от квартиры.
По дороге мне встретился книжный магазин. Я не могла не зайти в него.
Хозяин говорил по-английски.
– У вас есть поваренные книги на английском языке? – спросила я.
– Да, этажом ниже.
Спустившись, я нашла много старых кулинарных книг и почувствовала себя как в раю. Мне так не хватало маленьких, нехитрых радостей, таких, как чтение рецептов приготовления пищи.
Вдруг я услышала голосок девочки:
– Мамочка, ты купишь мне сказки?
И тут я увидела женщину и ребенка. Обе они были одеты в епанчи и шарфы. Женщина была высокой, темноволосой, с несколько смуглой кожей, как у большинства иранок. Она не была похожа на американку, но на всякий случай я спросила:
– Вы американка?
– Да, – ответила она. Ее звали Элис Шариф.
Элис – учительница начальной школы в Сан-Франциско. В Америке вышла замуж за иранца. Вскоре после того, как ее муж Малек защитил докторскую диссертацию в Калифорнии, умер его отец. Сейчас они приехали сюда для урегулирования наследственных формальностей. Ей не нравилось здесь, но она не опасалась за свое будущее. Их дочь, Самира, которую родители звали Самми, была ровесницей Махтаб.
– О Боже! – воскликнула я, взглянув на часы. – Мне нужно встретить дочь из школы.
Мы обменялись номерами телефонов. Вечером я рассказала Муди об Элис и Малеке.
– Нам нужно их пригласить, – сказал он с нескрываемой радостью. – Их можно познакомить с Шамси и Зари.
– Может быть, мы пригласим их на пятницу? – предложила я.
– Хорошо, – тотчас же согласился он.
С приближением полудня в пятницу он был взволнован не меньше меня. Ему сразу понравились Элис и Малек. Элис была интеллигентной, очень добросердечной, разговорчивой женщиной, всегда готовой рассказать какую-нибудь забавную историю. Присматриваясь к гостям в тот вечер, я пришла к выводу, что из всех моих иранских знакомых только Шамси и Элис казались мне действительно счастливыми. Возможно, потому, что обе знали о своем скором возвращении в Америку.
Элис рассказала анекдот:
«Один посетитель вошел в картинную галерею и увидел портрет Хомейни. Ему захотелось его купить. Хозяин назвал цену: пятьсот туманов.
– Плачу триста, – предложил клиент.
– Нет, пятьсот.
– Триста пятьдесят.
– Пятьсот.
– Четыреста, – сказал клиент, – это мое последнее слово.
В этот момент вошел другой посетитель и обнаружил портрет Иисуса Христа, который ему очень понравился. Он поинтересовался у хозяина галереи его стоимостью.
– Пятьсот туманов, – был ответ.
– Беру.
Клиент отсчитал пятьсот туманов и ушел с портретом.
Тогда хозяин сказал первому посетителю:
– Вы видели того человека? Вошел, посмотрел понравившуюся ему картину, заплатил столько, сколько я сказал, и ушел.
Первый посетитель ответил на это:
– Согласен. Если вам удастся распять Хомейни, то я заплачу эти пятьсот туманов!».
Смеялись все, включая Муди.
На следующий день позвонила Шамси:
– Бетти, Элис – неподражаема, вы определенно подружитесь.
– Несомненно, – согласилась я.
– Расстанься с Элен, – добавила Шамси. – Она такая ограниченная.
С Элис мы встречались регулярно. Она была единственной женщиной в Иране, в хозяйстве которой имелись такие роскошные вещи, как автоматическая сушилка или специальное средство для смягчения выстиранного белья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47