https://wodolei.ru/catalog/installation/bochki/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Кушать будешь? – залебезила Света, который этот лебезеж совершенно не шел. Она лучше всего смотрелась в роли командира.
– Угу, – кивнул муж и долго, очень долго вокруг меня гремели кастрюлями, чашками, холодильником. В результате, уснула я только к утру, когда уже было пора вставать и шкандыбать на работу. Всю дорогу я безнадежно клевала носом, норовила заснуть на декорациях (совсем как когда я только начинала встречаться с Борисом).
– Арбайтен, Арбайтен! – орал неожиданно бодрый Славик. Что это ему не лежалось в анабиозе?! Не мог подождать со своей солнечной активностью, пока я не выберусь из цепких лап заботливой подруги. Так на тебе! Его неожиданно осенило каким-то новым проектом (скорее всего, потому что после отпуска у него совершенно не осталось денег), которым он напрягал всех вокруг.
– Чего тебе надобно, старче? – грустно взывала к его совести Лера. Я же сквозь сон пыталась въехать в то, чего Славик пытается затеять. Что-то у меня не стыковалось. Потому что Славик заявлял, что хочет предложить продюсерам ни что иное, как снимать передачу о братьях наших меньших.
– Как в мире животных? – пыталась врубиться я.
– Не знаю. Это отстой для буржуа, – лихорадочно разметая бумаги из своего стола, отмахивался Славик.
– А мне нравится, – обиделась Лера. Я усмехнулась. Славик для всех был и оставался мастером похабно-эпатажного толка. Из любого начинания, даже самого невинного, он вылеплял нечто шокирующее, дикое. Он мог сделать авторскую программу про то, какая на свете работа самая грязная, для чего не постеснялся бы снять труд сантехников на передовой канализационного фронта. Мне стало даже интересно, что у него получится, если начать освещать зверушек.
– Я с тобой. Нопасаран! Говори, я тебе все сделаю, – пообещала я сквозь сон.
– Когда придумаю – скажу! – пообещал он и устало пошел пить с продюсерами на тему финансирования его гениальности. А я пыталась придумать повод, чтобы избавить себя от Светиной гостеприимности. После вчерашней ночи мне совершенно не улыбалось ехать в ее парк аттракционов снова. Но пришлось.
– Ты готова? – с легкостью перебросив сумочку через плечо, спросила она в шесть ноль-ноль. Я дернулась от неожиданности, потому что у нас, можно сказать, только-только начали работать.
– Не-а. Я задержусь, – попыталась сделать непринужденный вид я. Будто не понимаю, о чем она. Словно речь идет о том, чтобы вместе дойти до метро.
– А как ты потом до меня доедешь? – с интересом посмотрела на меня она. Что и говорить, а претворяться я всегда умела плохо.
– А… как-нибудь, – отмахнулась я и стала сосредоточенно что-то писать в компьютер. Что-то не имело никакого смысла, но снаружи выглядело очень солидно. Мне совершенно, абсолютно, гарантированно не хотелось к Свете.
– Я тебя подожду, – сказала она и присела рядом. Через час мы пили чай на ее кухне. А через еще день меня завез к ней Петечка, который полностью и целиком одобрял как саму Свету, так и ее влияние на меня. Свадьба приближалась неотвратимо, неконтролируемо. Меня возили мерить свадебное платье, которое мне не нравилось, но которое нравилось всем, включая и мою маму.
– Как ты хороша. Тебе не дашь больше шестнадцати, – сказала она, узрев меня в полном рюшей и оборок легкомысленно-воздушном творении свадебного модельера.
– Это потому, что меня в нем вообще не видно. А видно только платье и фату. Такое нацепи и на старуху, никто ничего не поймет, – бурчала я. Ощущения счастья от скорой победы на фронте семейного статуса никак не приходило ко мне. Может, со мной что-то не так?
– А что плохого, если платье тебя скрывает. Ты в нем такая чистая, светлая, – обижалась на мой тон мама.
– Ага. Только белое – символ невинности, – зачем-то добавила я, заставив маму покраснеть. И так мы припирались по любому поводу. По поводу ресторана, в котором будет проходить свадьба.
– Там очень хорошая кухня, – говорила Света.
– Это пошло – справлять свадьбу в ресторане. Я вообще не хочу, чтобы было много гостей.
– Это же бывает раз в жизни. Такое большое событие, – удивлялся Петечка, которому очень нравилось, как он выглядит в кремовом костюме жениха.
– А вот это не факт, – вредничала я, заставляя его покрываться нервной испариной. Когда мне удалось наконец вытрясти для себя право жить в собственном доме, до свадьбы оставался один день. Вернее, одна ночь, которую мне милостиво разрешили провести в своей кроватке. Напоследок. Я весь вечер бродила по дому, перебирала книги, пила кофе, сидела на балконе и рассматривала зеленеющее Строгино. Мне категорически не хотелось говорить ни о свадьбе, ни о переменах, ни о чем. Я отчаянно делала вид, что ничего, ровным счетом ничего не происходит.
– Ты его любишь? – наконец додумалась спросить у меня мама. Нашла время! Накануне свадьбы, когда все уже готово, свадебное платье расслабляется у нас в холле на вешалке, заставляя Ларика презрительно морщиться каждый раз, когда он проходит мимо него в туалет. Ресторан уже позвякивает стаканами, гости уже потирают ручки и экономят на подарках. В общем, все было на мази, а мама полезла ко мне в душу с неправильными вопросами.
– А что? – решила потянуть волынку я.
– Просто ты так нервничаешь.
– Разве не нормально, когда девушка нервничает перед свадьбой? – спросила я, хотя, на мой взгляд, нервничать – был не очень верно подобранный для моего состояния термин.
– Нормально, если она нервничает и счастлива, – въелась в меня мама.
– А я что? Я ничего. Я тоже счастлива, – поспешила запорошить ей глаза я.
– Мне почему-то так не кажется, – сказала проницательная мама. Естественно, ведь она знает меня с детства и прекрасно понимает, что я за фрукт. И все мои номера и попытки выдать желаемое за действительное она раскусывает на раз.
– Ну, а зачем тогда я буду тебя расстраивать своими рассказами? – резонно спросила я. – Что от этого изменится?
– А кто такой Борис? – вдруг нежданно-негаданно уставилась на меня мама. У меня, что называется, все упало.
– А ты откуда знаешь? Светка растрепала? – ужаснулась я. После истории с Андреем я молчала про Бориса как рыба с набитым ртом. Мне попреков в собственной глупости, инфантильности и недальновидности хватило на всю жизнь. Поэтому я свято решила оповещать родню о своих романах только после поступления предложения руки и сердца. Поскольку от Бориса оно и думать не могло поступить, то я была убеждена, что мама о нем даже и не подозревает.
– Что растрепала? – не поняла мама.
– Про Бориса. И вообще, что ты это вдруг про него спросила? Он просто случайный прохожий, не больше, – притворилась я.
– Просто случайный? А почему ты так побледнела? – уставилась в меня мать. Я пыталась сообразить. Откуда? Откуда она о нем знает? Впрочем, может, я все-таки в беспамятстве что-то и упоминала. По крайней мере, имя.
– Это я тебе рассказывала? – уточнила я. Было что-то чудовищно неправильное в том, что накануне моей свадьбы кто-то вытащил этого кролика из шляпы. Я не была готова слушать, а тем более говорить о нем. Даже просто его имя причиняло мне боль. Это жестоко, в конце концов. Мало того, что мне придется пройти всю жизнь рука об руку с Петечкой, от которого меня воротило еще в институте, так еще и перед свадьбой настроение портят.
– Никто мне ничего не рассказывал, как и всегда. Вот так всю жизнь. У тебя что-то происходит, а я даже и не в курсе, – вдруг зачем-то пустила слезу мамуля.
– Мама! – крикнула я. – Мне сейчас не до твоих упреков. Откуда ты узнала про Бориса?
– Ну, сейчас это все уже не важно.
– Важно! – уже чуть ли не с истерикой несла на нее я. – Ты что-то скрываешь.
– Да подумаешь, – вдруг не стала спорить со мной мама. Я оторопела. Я так ляпнула, наугад. А что, она и правда что-то от меня скрывает?
– Нет уж, теперь ты мне все скажи! – разозлилась я. Мама замолчала и стала медленно наливать себе чай, мешать в нем сахар, доливать холодной кипяченой водички, чтобы не было горячо. Я почти озверела, глядя на ее неторопливые движения. Но все имеет придел, даже чашка с чаем. Она вздохнула и, наконец, огорошила меня.
– Он приходил сюда. Искал тебя.
– Приходил? – ахнула я. – А почему не позвонил мне на мобильник?
– Я ничего не знаю. Кажется, он пытался найти тебя на работе, но Света…
– Что Света, – вдруг у меня замерло сердце.
– Ну, что-то она ему там сказала. И он пришел сюда.
– Что он хотел? – еле слышно прошептала я. Сердце же ухало так, что чуть ли не выскакивало из груди.
– Поговорить с тобой, – мама посмотрела на меня с вызовом. – Я ничего не знала. Мне казалось, так будет лучше. И Света тоже так считает. В конце концов, он же женат. Из этого ничего хорошего не выйдет.
– Но ты должна была мне сказать, – я налила себе такого же чая, тоже размешала его и выпила одним махом. Я старалась не думать, потому что если начинать думать, то получалось, что Борис не выбросил меня из головы, когда выбросил на лестницу. И что, возможно, он хотел сказать, что простил мне капание по его карманам. Да мало ли что он хотел сказать. А теперь он больше никогда не придет.
– Что он просил мне передать? – вяло спросила я. Мама смущенно опустила глаза.
– Чтобы ты ему позвонила.
– Понятно, – пожала плечами я. Теперь ясно. Он меня наверняка ждал, а теперь считает, что я просто не пришла. И не позвонила. Проигнорировала его предложение поговорить. Господи, и что мне теперь делать?
– Деточка, у тебя завтра свадьба! – всплеснула руками мама. Она внимательно наблюдала за выражением моего лица. И оно ей не понравилось.
– Слушай, а почему бы вам со Светой не выйти замуж за Петечку? Ведь все остальное вы за меня сделали, – тоном любезной светской дамы полюбопытствовала я, аккуратно моя после себя чашку, что само по себе было не к добру.
– Не порти себе жизнь! – взвизгнула мама. – Он женат, ему только и надо, чтобы ты сейчас все развалила.
– Но ведь это все-таки моя жизнь, верно? – полюбопытствовала я. Поставила чистую чашку на полку, одела джинсы с футболкой, взяла сумку и сотовый телефон. Вышла. Хлопнула дверью. Краем глаза успела заметить, что мама плачет. Страстно захотелось вернуться и броситься маме на шею. Но тогда придется завтра вставать рано утром и одевать белое платье. А это теперь невозможно. Я встала около трамвайных рельсов, которыми было изрезано все Строгино и набрала Петечкин номер.
– Петечка?
– Привет, дорогая. Ты как? Я волнуюсь ужасно, – радостно прощебетал он. У меня все внутри сжалось от ужаса.
– Я тоже, – искренне, совершенно искренне сказала я. Я не виновата, что он не правильно истолковал мои слова.
– Я так тебя люблю, – теплым голосом сказал Петечка. Мне захотелось повесить трубку, вернуться в дом и нацепить платье.
– Я тебя тоже. Но свадьбы не будет, – на выдохе брякнула я.
– Что? Я тебя не расслышал.
– Все ты расслышал. Свадьбы не будет. И лучше не спрашивай почему. Я такая стерва, но я не буду портить тебе жизнь. Я тебя не люблю.
– Что?! – только и смог выдавить он.
– Повторить? – любезно спросила я. Петечка замолчал. Потом вдруг спросил:
– Это из-за него?
– Из-за кого? – удивилась я.
– Из-за твоего женатого козла. Я знаю, что он приходил. Что он тебе напел? Имей в виду, он наверняка все врет!
– И ты знал? – чуть не задохнулась от возмущения я. Петечка еще что-то орал. И, кажется, клялся в любви, но я уже не слышала. Я повесила трубку. Потом, подумав, я ее вообще отключила. И выбросила в помойное ведро около остановки трамвая. Для надежности, а то еще потянет снова его включить. Потом я достала из рюкзачка жвачку и долго ее жевала, старательно пытаясь сменить вкус непонятной горечи на мятный. А потом села на трамвай и поехала. В целом, нельзя сказать, чтобы мне было плохо. Собственно говоря, в какой-то степени мне стало даже хорошо. Теперь можно было спокойно работать, не боясь того, что Света меня заставит уйти с работы в шесть часов, что было просто неприемлемо. И замуж можно не выходить. Ура. Маму вот только жалко, но ведь она сама, в конце концов, мне рассказала про Бориса. Значит, чувствовала, что не все так славно с этой свадьбой, как может показаться на первый взгляд. Покатаюсь на трамвае, вдруг мозги заработают и придумают что-то, что поможет мне вернуть Бориса. Вот ведь, блин. Оказывается, что у меня по-прежнему только этим голова и забита.
Глава 6.
Черт из табакерки
Не было бы счастья, да несчастье помогло – золотые слова для таких как я, потому что, хоть я оказалась в двусмысленном положении, при куче проблем и без сотового телефона, сидящей посреди трамвая, крутящего по кругу Строгино от конечной до конечной, мне вдруг захотелось улыбаться и плясать. Примерно на втором круге. К третьему я уже натурально улыбалась. В лабиринте судеб никогда нельзя быть ни в чем уверенной, в этом я убедилась еще в раннем детстве. Если, например, тебе ставят двойку по поведению, это совсем не факт что плохо. Хотя с виду это и ужасно, потому что дома придется стоять и краснеть, пока папа будет напряженно переговариваться с мамой в кухне, пытаясь понять, по чьей вине я выросла такой.
– Это все ты! – будет громко шептать он. – Я всегда говорил, что ей надо больше дисциплины. Больше порядка!
– Я не знаю, что бы из нее выросло, если бы ты принялся ее муштровать, как своих рядовых! – оглушительно шипела мама, вкладывая в слова все возмущение, на которое только была способна.
– И что? Оставить все как есть? Пусть и дальше творить что пожелает? – взывал к разуму папа. После чего меня без чего-нибудь оставляли. Например, без воскресного пикника на лесополосе, где все бы весело жарили на огне сосиски, насаженные на прутик. А папа бы там позволил себе расслабиться и выпить лишнего, после чего все бы принялись уговаривать его, пьяного, не буянить и спокойненько доехать до дома. Сомнительное удовольствие, потому что мой папашка пьет мало и редко, отчего закалки, что очевидно, никакой.
– Из-за острова на стрежень! На простор седой волны! – пел бы он, раскидывая в такт пению руки. Прохожие бы весело оглядывались и шушукались.
– Перестань, – пыжилась бы и скакала вокруг него мама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32


А-П

П-Я