Как иногда щедр Создатель! Какая дивная, неотразимая красота. В ней явно чувствовалась нега Востока. А какая фигура, тонкая талия, гибкая спина, высокая грудь. Просто виноградная лоза! Розалия. Воистину роза, прекрасный цветок!
Расселись. Обед был сервирован на просторной веранде. Ветер колыхал кружевные занавески на распахнутых окнах и края вышитой скатерти. Лучи солнца украдкой скользили по хрустальным бокалам, кувшинам со смородиновым морсом. В тарелках уже искрилась ботвинья с кубиками льда, манили хрустящие огурчики, упоительно пахло телячьими отбивными.
Розалия Марковна, вышедшая к столу следом за своей воспитанницей, скромно и с достоинством поздоровалась и тихонько села у края стола. Она в беседу не вступала, но чувствовала, что разговор шел о ней. Обед шел своим чередом, близился десерт. Посередине стола уже красовался воздушный пирог, яблоки и клубника. Полина Карповна, раздраженная предшествовавшим разговором, невольно желала хоть как-нибудь уязвить гувернантку.
– Помнится мне, Розалия Марковна, что вы как-то упомянули, будто родители отца вашего не принадлежали к православной вере? – Боровицкая положила в рот клубничину.
– Да, сударыня. Предки моих родителей происходили из древнего народа, живущего в Крыму. Караимы называются.
– Что это за караимы такие? – фыркнул Ефрем Нестерович. – Татары, что ли, мусульмане или язычники?
– Татары действительно близки караимам по образу жизни, – мягко продолжала Розалия Марковна, словно не чувствуя недоброжелательного тона хозяев – она уже привыкла к подобной манере беседы в этом доме. – Только вера их скорей ближе к православию. Они почитают Иисуса Христа, но считают его не сыном Божьим, а Пророком, как и мусульмане своего Магомета. К тому же они не признают Святой Троицы и Святого Духа.
– Да как можно терпеть такое святотатство! Какое же тут православие! Точно иудеи! – недовольно вскричала Боровицкая и отодвинула тарелочку с ягодами.
– Нет, сударыня. Смею заметить, что иудейская вера тоже далека от веры караимской. Караимы не признают никаких постановлений духовенства, не чтут Талмуда, подобно иудеям. Они почитают только Библию, Ветхий Завет.
– И как можно терпеть столько иноверцев! Ваш папенька правильно поступил, что сделался православным христианином! – продолжала Полина Карповна.
Розалия Марковна старалась говорить спокойно и бесстрастно. Хотя наблюдательный человек давно заметил бы, что её грудь стала подниматься чаще, что щеки стали яркими. Она все сильней сжимала губы, не позволяя себе резкого тона или раздражения.
– Да, обстоятельства жизни моего покойного отца сложились таким образом, что он принял православную веру. И меня крестил батюшка. Однако посмею заметить, что вероисповедание человека вовсе не означает, что он лучше или хуже других.
– Вот тебе раз! – громко стукнул вилкой по столу Ефрем Нестерович. – Да кто же, кроме русского и православного человека, к геройству способен? К защите Отечества своего?
– Отец рассказывал мне, что среди доблестных защитников Севастополя во время Крымской кампании было много караимов, они же потом и на Балканах воевали. К тому же государи наши, Екатерина Великая, Николай Первый, Александр Первый, нынешний Государь, все покровительствовали караимам, даровали им многие права, как и православным.
– Господа! – вмешался в разговор Сергей. – Мне кажется, господа, что в данном случае мы все должны подивиться тем знаниям, которые имеет госпожа Киреева. Просто восхитительно, что такая молодая особа имеет такие глубокие познания в подобных сложных материях!
– Я полагаю, что ни к чему девице рассуждать о вере, как впрочем, и обо всем ином. Надеюсь, сударыня, на уроках с моей дочерью вы не позволяете себе подобных вольных высказываний? Надеюсь, вы не прививаете девочке любви к досужим рассуждениям и заумствованиям? Эдак она у меня станет синим чулком и проспит всех женихов!
– Папа! – обиделась Зина.
– Ефрем Нестерович! – с улыбкой и некоторой долей язвительности заметила Желтовская. – Госпожу Кирееву трудно сравнить с синим чулком!
– А вам, любезная кузина, подобные разговоры – сущий мед! Жаль только, что у вас нет юной девицы, нуждающейся в воспитании, и вам не приходится искать гувернантку! – отрезал Боровицкий.
– Сударь! – тихо и с некоторым нажимом произнесла Розалия Марковна. – До последнего дня ни у вас, ни у Полины Карповны не возникало претензий на мой счет. Смею вас уверить, что я глубоко чту то доверие, которое оказывают мне в этом доме, поручив воспитывать молодую особу. До сего дня я неукоснительно выполняла все ваши пожелания и требования. И, как мне кажется, достигла некоторых успехов. Если вам не угодно видеть меня в вашем доме по причине моей образованности, скажите мне, и я тотчас же оставлю место!
– Ну вот! Вот еще! – Полина Карповна бросила салфетку на стол. Весь её вид говорил, мол, дожили, гувернантка смеет возвышать голос!
– Я совсем не хотел вас обидеть, – в сердцах ответил хозяин дома. – Мы вами довольны и покончим с этим.
Он уткнулся в тарелку. Повисло неловкое молчание. Желтовских принимали как родню и вовсе не стеснялись их. Поэтому иногда семейные ссоры, которые не были в этом доме редкостью, проходили на глазах зрителей.
Александра Матвеевна хотела по обыкновению сказать что-то еще вольнодумное и колкое. Но, открыв рот, она с изумлением увидела, что её сын Сережа украдкой бросил на гувернантку восхищенный и горячий взор. Анатолий же за весь обед не проронил ни слова.
Глава третья
Возвращались домой в двуколке. Желтовская правила сама. Лошадка резво бежала вперед, легкий ветерок приятно холодил разгоряченное лицо и развевал прозрачный шарф на плечах Александры Матвеевны.
– Розалия Марковна прелесть! Прелесть! – говорила она. – Она мне чрезвычайно симпатична! Боровицким несказанно повезло, что у них такая гувернантка. Впрочем, для Зины, наверное, лучше матрос с плеткой. Такая капризная девица! Что толку перед ней знания рассыпать, как бисер перед свиньями, она непроходимо тупа и ленива! А Розалия молодец!
С таким достоинством осадила самого Ефрема! Любопытно, однако, что Анатоль, с его склонностью волочиться за каждой юбкой, еще не попытался приударить за гувернанткой. Это просто удивительно! Было бы забавно, если бы высокомерная гусыня-кузина получила бы невестку-гувернантку!
Желтовская радостно рассмеялась, подстегнула лошадь и обернулась к сыну. Сережа сидел с застывшим лицом. Его глаза смотрели на дорогу, на круп лошади, но не выражали ничего. Мать оторопела. Она никогда не видела у своего мальчика такого странного взгляда. Александра Матвеевна еще хотела что-то добавить, но передумала.
После обеда Боровицкие по давно заведенному в доме обычаю отправились почивать. Зина тоже побежала к себе, завалилась на кровать и принялась читать роман, который она прятала под матрацем от строгих взглядов гувернантки и матери. Гувернантка также удалилась к себе и заперлась изнутри. Проходившая мимо хозяйка слышала, как щелкнул замок в двери.
– Ты нынче, матушка, что-то погорячилась, – пробурчал Ефрем Нестерович, закуривая трубку и устраиваясь поудобней в покойном кресле. – Чего тебя понесло, как молодую кобылу? Чего напустилась на Розалию? И меня, дурака, завела! Вот потребует нынче расчета, что делать-то будем, где опять искать гувернантку для нашего сокровища? Сама знаешь Зинкин норов, а Розалия у нас третья по счету!
– Да уж, я и вправду нынче наговорила лишнего. Это от жары, наверное!
– Так поди к ней да добавь рубль с этого месяца! – Боровицкий сердито повел кустистыми седыми бровями.
– Хорошо, – покорно согласилась жена.
Она уже встала и дошла до двери, но остановилась и произнесла:
– Я знаю, что ты будешь сердиться, но у меня и впрямь нехорошо на сердце. Я словно чую что-то вокруг неё, но понять не могу.
– Глупости! Бабья чепуха! А ежели что и будет, так сама знаешь, взашей со двора, и денег ни копейки. А Толька, коли баловать будет, так я его так розгами угощу, что забудет надолго обо всех амурах! Ступай, дай отдохну от вас всех!
Полина Карповна удрученно пошла к себе. Но, проходя мимо комнаты гувернантки, она не удержалась, подкралась на цыпочках и прислушалась. За дверью стояла мертвая тишина.
Тишина за дверью комнаты Розалии Марковны объяснялась очень просто. Хозяйка отсутствовала. Дождавшись, когда домашние разбредутся на послеобеденный отдых, а гости уедут восвояси, Розалия бесшумно выскользнула из дома и стремительно побежала по узкой тропинке среди высоких елей. Это время было выбрано не случайно. Именно в этот час летом после обеда, в самую жару, можно было безбоязненно скрыться из дома от глаз людских. Легким и быстрым шагом она дошла до условного места, укромной маленькой полянки, скрытой за высоким кустарником. Села на траву и замерла. Вокруг разливалось марево, носились стрекозы, где-то неподалеку шумел водопад. Вскоре раздался легкий свист. Розалия улыбнулась и легонько свистнула в ответ. Тотчас же среди ветвей показалось румяное веселое лицо Анатолия.
– А! Ты опередила меня! Я так и знал – маменька тебя разозлила и ты, наверное, бегом бежала!
– Не будем говорить об этом! Что толку корить твою родню? Теперь это не имеет никакого значения, ведь так? – и Розалия пристально посмотрела в глаза молодого человека.
– Так, так, конечно же, так! Не сомневайся, любовь моя! – и Анатолий, смеясь, устремился к девушке.
Его взор светился страстью и желанием. Не в силах побороть себя, он принялся покрывать её лицо, руки, плечи страстными поцелуями, пытаясь освободить нежную кожу от одежды. Розалия не сопротивлялась. Она откинулась на спину и зажмурилась, как кошка, от удовольствия. Анатолий сжал её в объятиях, и весь мир закружился вокруг с неистовой скоростью.
– Когда ты наконец скажешь им? – Розалия откинула растрепанные волосы за плечи. Чего еще ждать, ведь уже полгода…
– Ну, погоди, не надо спешить. Ведь ты же знаешь моего отца, он горячий человек. Доверься мне, я найду надлежащий момент. Для меня теперь самое главное, что ты моя, только моя, что я люблю тебя. А ты меня. Я просто схожу с ума от тебя!
И Анатолий снова принялся неистово целовать Розалию, стремясь достигнуть самых сокровенных мест.
– Мне кажется, что Полина Карповна действительно что-то подозревает.
– Полно! Не пойман, не вор! Не думай об этом! Положись на меня!
Разгоряченные, они лежали на траве и смотрели на облака.
– Я счастливый человек! – произнес Анатолий и довольно потянулся, глядя на изящные изгибы тела возлюбленной. – А вот Сереженьке не повезло! Мне кажется, что он в тебя влюблен!
– Мне тоже так кажется! – лукаво отозвалась Розалия и пощекотала Анатолия травинкой.
– Ага! Коварный соперник! Я убью его! Застрелю!
Анатолий подскочил, схватил первую попавшуюся ветку и воинственно взмахнул ею. Розалия засмеялась, показывая ровные белоснежные зубы. Этот смеющийся рот, эти манящие яркие губы не могли остаться без поцелуя, и Анатолий снова рухнул рядом. Ветка с треском улетела в кусты.
Любовники не удосужились поглядеть вслед захрустевшей ветке. Иначе бы они услышали легкий шорох, шелест травы и старой хвои, а также заметили бы любопытный взор. Зина, притаившись в кустах, с жадностью наблюдала картины, о которых она только что читала в потаенной книге. В книге были картинки, но они только возбуждали любопытство. А вот как «ЭТО» происходит в жизни, Зина могла увидеть, подглядывая за любовными похождениями своего братца и гувернантки. Хоть она и слыла в семье тупицей, но ей нельзя было отказать в природной наблюдательности. Девушка первая заподозрила, что между Розалией и Анатолем существует некая незримая связь. У Зины пока еще не было опыта, но она черпала знания из книжек, которые еще зимой потихоньку от родных купила в Петербурге. Она знала, что тайные любовники должны внезапно краснеть или бледнеть, случайно соприкасаясь руками. Тяжело дышать, прятать горящий взор. Писать друг другу сокровенные письма, подавать условные сигналы. А самое главное, тайно от всех встречаться при свете луны и предаваться радостям любви.
Зина принялась следить за братом и Розалией и была разочарована, что у них все не так. Они не писали друг другу писем. Или их просто никому не удавалось перехватить? Они не обменивались пылкими взорами, Анатолий не краснел, он и так постоянно румяный.
А Розалия проявляла просто чудеса выдержки. Отчаяние стало овладевать Зиной. Неужели ей не удастся разоблачить строгую гувернантку, вывести её на чистую воду? То-то было бы здорово выставить её на всеобщее посмешище! Что бы она тогда запела о правилах хорошего тона и безупречного поведения? Да и Анатолию бы здорово попало, папаша уж точно бы его выпорол!
Однако постепенно Зина поняла свою ошибку. Она не в то время следила за любовниками. Обнаружив отсутствие гувернантки в комнате после обеда, она принялась следить за ней теперь в это время и была вознаграждена. Оставалось решить, что теперь делать с драгоценной тайной, как с наибольшей пользой её употребить, заставив и братца и гувернантку плясать под её, Зины, дудочку. Как славно! Пусть только попробует теперь заставить её зубрить ненавистные уроки, делать ей замечания о манерах! А Анатолию придется придержать свой язык и престать изводить её насмешками и глупостями!
Глава четвертая
Сердюков с удивлением прислушивался к самому себе. Внутри его некие голоса пели самые разные песни. С одной стороны, уже завтра он должен сесть на поезд и отправиться назад, в Петербург, в привычную горячку службы. Там все покатится по накатанной дорожке. Департамент полиции, сыск, мошенники, душегубцы, погони, головоломки преступлений. И он, Сердюков, в центре всего, он на своем месте, он один из лучших! Прелесть, как хорошо!
Но с другой стороны, совершенно незнакомый голос говорил, что жизнь состоит не только из трудов праведных. Что есть еще теплое море и яркие, с головокружительным ароматом, цветы. Открытая веранда в ресторане, жареная кефаль, маслины и терпкое красное вино в бокале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27