Как бы то ни было, она послушно откликалась на него, как будто собственное имя ничего для нее не значило.
Переход через горный кряж занял целый месяц, и ни разу они не наткнулись на разбойников. Видимо, люди Повелителя Гроз на какое-то время разогнали все их шайки. В общем, путешествие было благополучным.
В то утро, когда повозки спустились в Таддру, в горах было жарко и ясно.
Это была мрачная земля — влажные черные джунгли и душный зной почти без солнца. Когда-то Рарнаммон построил здесь город, но сейчас от него остались одни развалины. Теперь у каждой области был собственный правитель или королек, каждый из которых формально служил Дорфару и Закорису и грызся с соседями. Это была земля, где вполне можно было потеряться и больше никогда не найтись. Воистину мрачные края.
Они добрались до местности, называемой Тумеш, где вырос довольно крупный и уродливый город из темных приземистых домишек, до боли напоминающих своих обитателей. Тумеш был богатым по меркам Таддры городом, поэтому Бандар рассчитывал без труда продать здесь свои товары — в основном украшения и женщин, ибо драгоценные металлы, камни и красота были в Таддре большой редкостью.
Они остановились на рыночной площади, и в фургон, пыхтя, забралась тучная старуха. Она переодела Астарис в платье из розовато-лилового газа и медные браслеты, а в черные волосы воткнула бумажные орхидеи. Астарис подняла руку и коснулась волос, слабо улыбнувшись. Она подумала о Ральдноре и о краске, которая скрывала его тайну, как и ее. Решив, что девчонка совсем спятила, толстуха закудахтала на нее и вытолкнула на площадь.
Посередине красовался помост с навесом. Астарис загнали под него вместе с дюжиной других девушек, которые то плакали, то глупо улыбались. Ее окружение трогало ее не больше, чем мимолетный туман, ибо она думала только о нем . Это было ее горе и ее утешение. Она жила лишь прошлым.
— Смотри, Бандар, — предостерегла купца толстуха. — За эту не стоит слишком долго торговаться. Может, она и красотка, но явно не в себе, и люди это заметят. Да еще и ребенок у нее скоро будет.
Последнее утверждение вызвало у Бандара любопытство. Интересно, это ребенок Амрека или ублюдок Сарита? Ладно, какая теперь разница… Под ярким платьем ничего не было заметно, да и, скорее всего, она потеряет его, так или иначе. Она казалась слишком тощей, чтобы выносить дитя, а ела, хвала небесам, как птичка.
Торги начались около полудня.
Первой ушла парочка девчонок-иллумиток, шмыгающих носами, следующей купили красотку из Марсака. Бандар потихоньку начал тревожиться. Он вывел свою пленницу вперед и принялся расписывать толпе ее достоинства. У них что, глаз нет? Такое лицо, такие ноги, такая грудь… а скромница какая! Видали ли они когда-нибудь такую смирную и изящную женщину? Да она создана дарить блаженство!
Но покупатели, к его огромной досаде, все еще не решались. Ему никогда не приходило в голову, что она может быть слишком прекрасной, слишком совершенной, чтобы вызывать влечение.
В конце концов к помосту, растолкав толпу, пробился здоровый громила. Он был высок для таддрийца и крепко сбит, но под его спутанными волосами поблескивала золотая цепь, а плащ был сшит из добротной ткани.
— Эй, ваша честь, я вижу, вы знаете толк в красоте…
— Кончай надсаживаться, купец. Я беру ее. Вот тебе три бара.
— Э нет, господин мой, так не пойдет. Эта девушка стоит куда больше. Взгляните на эту прямую спину. Подумайте, каких крепких мальцов она сможет вам нарожать…
— Три серебряных бара — мое последнее слово. Больше тебе все равно никто не даст.
Цену действительно никто не надбавил. Бандар уже начал подозревать, что этот верзила — из бандитов, залегших на дно в Тумеше и живущих на то, что успели накопить до набега Амрека. Наконец, позорно сдавшись, он отдал свою невольницу и получил ничтожную цену.
— Как ее зовут?
— Силукис, — буркнул Бандар.
— Селухис, — повторил верзила, искажая имя на свой таддрийско-закорианский манер.
Бандар, теперь оскорбившийся еще и за мать, толкнул девушку к верзиле и, пряча три бара в карман, мысленно пожелал обоим подцепить друг от друга какую-нибудь заразу.
Его звали Слат, и он промышлял разбоем, как и подозревал Бандар, а также нанимался на службу к многочисленным лордам Таддры. Он купил девушку, потому что она напомнила ему старые фрески на стенах разрушенного города Рарнаммона, где он время от времени отсиживался, когда в других местах делалось слишком уж горячо. Он был романтическим злодеем, к тому же импульсивным, и понял, что эта покупка была ошибкой, как только привел ее к себе в дом.
Все же он не пожалел для нее вина и мяса, к которым она едва притронулась, а потом отвел в свою спальню. Но в этом деле она проявила себя столь же тускло, как и во всем остальном. Слат любил женщин с огоньком, чтобы отбивались и повизгивали, или хотя бы достаточно умных, чтобы притворяться.
— Хорошо же ты даришь блаженство, клянусь Зардуком! Что ж, я найду для тебя работу потяжелее!
Он понизил ее. Она чистила очаги и носила воду. Через три дня он выпорол ее за небрежность. Она оказалась дурочкой, а его ловко провели — она даже не кричала и не плакала, когда ее били. Он задумчиво оглядел ручейки крови, струившиеся по ее атласной спине. Она оказалась совершенно никчемной, годной лишь на то, чтобы на нее смотреть. Тогда, если уж учить ее хлыстом все равно без толку, стоило обдумать другую возможность — не исключено, что ее захочет купить какой-нибудь таддрийский лорд. Она будет неплохо смотреться у обеденного стола в каком-нибудь небольшом королевстве — красивая игрушка короля. Слат отложил хлыст и послал одного из подручных за целебной мазью.
В этих джунглях, во многих милях к северу, жил некий лорд. Слат был не прочь наняться к нему, если у того была нужда в людях. Он не любил долгого безделья, и потом, в своем кругу у него имелась определенная репутация, которая могла сослужить ему неплохую службу. Как он слышал, этот лорд был великим завоевателем, человеком сомнительного происхождения — как и, похоже, все лорды Таддры, — который построил свою власть на золоте, сместил своего королька и после этого завоевал еще пять соседних королевств. Подобная личность обещала неплохую поживу. Его влияние росло год от года.
Слат путешествовал не налегке, а со слугами, чтобы продемонстрировать свой высокий ранг. После четырехдневной скачки они добрались до одной из безымянных речушек Таддры и на плотах углубились в густой сумрак влажного леса.
На этот раз Слат устроил Селухис на своем собственном плоту, под навесом, и следил, чтобы ее хорошо кормили. Она сидела, точно статуя, не шелохнувшись, и почти ничего не ела. С того случая он и пальцем ее не тронул. Он холил и лелеял эту сучку, но тем не менее ожидал, что та, будь она проклята, все равно подурнеет. Но она как-то ухитрялась сохранять свою невероятную красоту. Она словно не ощущала влажной жары, а как-то раз он видел, как бабочка спокойно сидела у нее на запястье почти час. И вообще, она вызывала у него непонятную тревогу, и он не мог дождаться, когда же отделается от нее.
Они плыли по реке пять дней. На шестой им преградили путь. Слата, который как-то в разрушенном городе обменял свой нож на один пароль, проводили с оплетенной лианами пристани на вырубленную в джунглях дорогу.
К вечеру они добрались до стен большого таддрийского города, к которым жались грубые палатки из шкур и деревянные хижины. Вечерние сумерки разбавлял свет костров, на которых готовилась еда, по грязным улочкам носились собаки и толпились женщины. В дальнем конце города возвышался дворец правителя — величественное каменное здание с тремя башнями.
Астарис подняла голову, чтобы взглянуть на него. Казалось, оно что-то значило для нее, хотя она так и не смогла уловить этого в сумерках своего сознания, как ни силилась. Некоторое время назад она ощутила какое-то беспокойство, странный проблеск в своем разуме, словно он снова был с ней, снова был жив. Но этого не могло быть. Она почувствовала, как он ушел от нее, и поняла это. Ральднор. Поэтому иллюзия его возвращения мучила ее, как боль в давно зажившей ране, для которой нет причины и которую ничем не уймешь.
В заросшем саду у подножия дворца рубиновые цветы клонили к земле тяжелые бутоны, а рубиновые птицы спали, спрятав головы под крылья. Один из цветков раскрыл свои лепестки и упорхнул в лес.
Это был старый дворец, построенный без особых затей, зато на века. Потолок главного зала поддерживали массивные, но незатейливые, лишенные всяких украшений колонны, а в крыше зияло отверстие для дыма над очагом, поскольку никакого камина не было.
Слата радушно приняли, отвели ему и слугам пару каморок, где гуляли вечные сквозняки, и пообещали после обеда устроить аудиенцию у лорда Хмара. Слат не стал терять времени и весь предобеденный час прогуливался среди цветастых занавесок и рычащих собак, ненароком задавая вопрос то там, то тут. Когда подали еду, он очутился за одним из низших столов, а пища была простой, но обильной и добротной. Однако никто не притронулся к еде до тех пор, пока лорд не уселся за своим высоким столом.
Слат внимательно окинул его наметанным глазом. Хмар был худощавым, необыкновенно изысканным мужчиной средних лет. Он ел с изяществом, совершенно не свойственным лордам Таддры, и, похоже, ожидал от сидящих за высоким столом того же — впервые за последний десяток лет Слату пришлось очень аккуратно вести себя за едой. У Хмара было очень странное лицо. Оно казалось выточенным из коричневой полированной кости, слишком тонкое для таддрийца и ничего не выражающее — кроме узких глаз, в которых вспыхивали опасные искорки. Они ни на миг не прекращали искать что-то, словно лорд ожидал увидеть в этом зале некого гостя, который может появиться в любой момент. Слату они показались глазами человека, живущего в постоянном страхе или невыносимой тревоге.
О нем ходило много разговоров. Слат слышал, что Хмар несколько раз заявлял, будто он — сын богини.
В общем и целом Слату понравились два момента в лорде Хмаре. Если он чего-то опасается, то сильный и безжалостный человек, способный защитить его, придется ему очень кстати, а при его утонченности он не может не оценить рабыню этого человека.
Потом он заметил женщину, стоявшую за спиной у Хмара.
Смуглокожая таддрийка, невысокая и широкобедрая, с жесткими черными волосами, заплетенными в две косы ниже пояса. Ни одной женщине в Таддре и Закорисе не позволено сидеть в присутствии ее господина, за исключением Верховной королевы короля Ханассора. Но одно то, что она стояла рядом с ним, свидетельствовало о ее высоком ранге.
— Что это за девушка сбоку от лорда? — поинтересовался он у соседа.
— Не твоего поля ягода. Ее зовут Паньюма, она наложница лорда вот уже пять лет.
Слат хорошенько пригляделся к ней. Она была из породы тех женщин, что нравились самому Слату, несмотря на мрачный надменный взгляд. Но на ее сандалиях и в косах мерцали золотые монетки, и она наполняла кубок лорда с видом собственницы.
— Аппетитная крошка, — осторожно заметил Слат, зная, что все сказанное может дойти до ее ушей и что он может позволить себе дерзость, но не непочтительность. — Но разве лорд Хмар не может завести себе еще женщин? В этом нет ничего необычного.
— О, она у него не одна. Есть еще целый десяток, если не больше, насколько я слышал. Даже несколько этих тощих долговязых самок с юга. Но он очень хорошо прячет их. Паньюма — единственная женщина, которую видят рядом с ним.
Позже, когда Слата вызвали к лорду, он отправился к нему с легким сердцем. Разговор был кратким и по существу. Слат держался молодцом и предвидел, что в дальнейшем покажет себя еще лучше. В предстоящих походах его продвижение обещало стать быстрым, а Хмар, судя по всему, был именно таким, каким ему и представлялся. Слат подавил отрыжку из уважения к его изящным манерам и внутренне ухмыльнулся при виде этих нервно бегающих глаз. В конце концов он упомянул о своей головной боли — девушке знатного происхождения, которая могла помешать ему на службе.
— Разумеется, лорд Хмар, я без колебания вышвырнул бы ее, если бы не ее несравненная красота. Я увидел ее по чистой случайности на одних торгах… — и он принялся рассказывать, как сразу понял, что она сестра какого-нибудь аристократа из разорившейся семьи, и заплатил за нее пятьдесят баров.
Хмар глянул на него, и его беспокойные глаза на миг остановились.
— Мне уже рассказали о твоей девчонке. Если хочешь продать ее мне, веди ее сюда. Посмотрю, что смогу за нее предложить.
Потрясенный такой легковерностью, Слат позвал от двери своих слуг, и Селухис поспешно привели в зал. Ее уже вымыли и приодели в платье из тонкого алого шелка, а от ее кожи исходил пряный аромат циббы.
Ее глаза поднялись и застыли на лорде Хмаре.
Слат поразился. Впервые за все это время в ее лице промелькнуло что-то живое. На миг показалось, будто между Хмаром и девчонкой пробежала какая-то искра — разбойник уловил узнавание на обоих лицах.
— Да, — отрывисто сказал Хмар, но в его голосе звучала странная дрожь. — Можешь сказать моему человеку, чтобы отдал тебе пятьдесят баров.
Слат, которому уже было не по себе, ожидал, что придется торговаться; но столь безропотное согласие стало для него новым потрясением. Суетливо кланяясь, он попятился к двери, оставив свою рабыню ее новому хозяину.
У нее было такое чувство, что, проплыв много миль по безликому океану, она вдруг увидела в море какой-то ориентир. Не несущий ей ничего хорошего, ни радости, ни покоя — ибо все это осталось для нее в прошлом, — но нечто странно узнаваемое. Она не понимала, откуда знает его. Она и не знала его, как человека. Она узнала его так, как любая вещь узнает свою смерть, и с таким же отчаянием.
— Она здесь, — сказал он сдавленным голосом. — Я чувствую, что Она здесь. Как Она может быть здесь из-за тебя, висская женщина?
По этим его словам она поняла, что он тоже чувствует свою смерть — и его смертью была она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53