Горделиво вскинув голову, Бой принес свой трофей, ткнул Антону в руку и тотчас отпрыгнул, когда тот хотел взять. Началась любимая игра Боя - он дразнил и не отдавал, за ним гонялись и не могли догнать. Наконец Антон изловчился, вырвал галошу и снова забросил в реку. Бой кинулся за ней. Он нашел ее очень быстро, опять греб лапой и, нырнув, достал. Однако больше Бой не играл. Он вернулся, прихрамывая, лег и начал зализывать лапу. Из подушки второго пальца текла кровь.
- Ой, чем это он? - встревожилась Юка.
- А бутылкой, - сказал Семен.
- Да откуда там бутылки?
- Приезжают тут всякие, водку пьют, а бутылки бьют. Хоть бы оставляли, так я бы собирал да сдавал. Свежая копейка была б...
Экономические расчеты Семена не интересовали ни Юку, ни Антона.
- Но там же и люди могут порезаться!
- Еще як режутся. Я в прошлом году месяц лежал, аж в Чугуново в больницу возили...
- Вот тебе твои дачники! - язвительно сказал Юке Антон.
- При чем тут дачники? Они здесь сами купаются и не станут бросать битое стекло.
- А, - сказал Семен, - мало они кидают!.. Куды, чертова твоя душа! заорал он вдруг и побежал.
Коровы, выйдя из леса, прямиком устремились на заветное гречишное поле. Бой поднял голову, посмотрел - враг был далеко - и снова принялся зализывать рану.
- Как теперь на почту идти?
- А ты куда, в Ганеши? Ой, пойдем вместе! Прямо через лес. Тут ближе. Бой ничего, дойдет. Мы пойдем по-медленному. И все увидят, какой это собакин! Я уже там всем-всем нарассказывала...
Рана Боя перестала кровоточить.
- Может, перевяжем?
Из карманчика на трусах Юка достала носовой платок, обвязала Бою лапу. Тот внимательно наблюдал за процедурой, но, как только Юка кончила перевязку, отковылял на трех ногах в сторону и стащил платок зубами. Без повязки он прихрамывал, но не ковылял, а ступал на все четыре лапы.
Они перешли реку вброд, по узкой тропинке взобрались на вершину гранитного массива.
- Подожди минутку, - сказала Юка.
Неподалеку от тропинки возле пня лежала куча хвороста. Юка сдвинула ее, достала сложенное платье.
- Я всегда здесь оставляю, - натягивая платье через голову, сказала она. - В лесу оно зачем? А в селе нельзя. Тетки деревенские говорят, что я бесстыжая, и мама сердится.
Проход по сельской улице был похож на триумфальное шествие. Больная лапа мешала Бою бежать, он неторопливо и важно вышагивал между Юкой и Антоном. Юка держала руку на его загривке, улыбалась и сверкала своими глазищами во все стороны. Она была счастлива. Все видели, все могли любоваться необыкновенной собачиной, с которой она шла вот так запросто, обнимая ее за шею...
Собакой не любовались. По мере их приближения улицу выметало. Ребятишки бросались врассыпную, сигали через плетни и перелазы.
- А боже ж мой! - ужасались тетки, захлопывали калитки, прикрывали плотнее ворота и ругались.
Иногда из-за плетня долетал истошный лай. Четырехлапые туземцы пытались настращать чужака, но Бой в два прыжка оказывался у плетня, лай обрывался испуганным воплем и возникал снова где-то уже за хатой или за клуней.
- Вот еще четыре хаты - и будет почта, вон там, наверху, - сказала Юка.
Улица круто поднималась вверх, смытая дождями почва обнажала свое бугристое каменное подножье. Однако до почты они не дошли. Впереди послышались крики, какой-то хлопок и собачий визг. Из-за пригорка, на котором стояло здание почты, выскочили две собаки. Они мчали изо всех сил, не оглядываясь, не визжа и не лая, в том диком, паническом страхе, какой бывает лишь при встрече с бешеным зверем. Вслед за собаками показались мальчишки. Они тоже бежали во весь дух и что-то кричали. Юка и Антон остановились.
- Хлопцы! Ховай, хлопцы!.. Митька!.. Митька Казенный идет... Ховай, хлопцы! - орали мальчишки.
Бегущие собаки заметили приоткрытую калитку в заборе, пытаясь на бегу свернуть в нее, попадали, покатились кубарем, но даже и тогда не издали ни звука, вскочили и исчезли за калиткой. Мальчишки, все так же истошно вопя, промчались мимо Юки и Антона. Антон растерянно посмотрел на Юку, он не понимал, что происходит. Юка понимала не больше его. Схватив Боя за загривок, Антон подтащил его к старой толстой вербе возле плетня и притаился за ней.
Наверху появился молодой мордастый мужчина. Простоволосый, в нательной сетке, в старых офицерских бриджах и тапочках на босу ногу. К нижней губе у него прилип дымящийся окурок. Левую руку он сунул за пояс брюк, под правой держал ружье. Человек шел неторопливо и, щурясь, поглядывал по сторонам за плетни. Миновав две усадьбы, он остановился, с минуту понаблюдал, потом вскинул ружье и выстрелил. За плетнем раздался собачий вопль, раздирающий душу скулеж, и смолк. Человек довольно ухмыльнулся и достал из кармана новый патрон.
Зарядить он не успел, как не успел ни сообразить и ничего сделать Антон. В несколько гигантских скачков Бой оказался возле человека с ружьем, поднялся на дыбы и с ревом обрушился на него всей тяжестью. Человек рухнул. Падая, он успел оглянуться и в ужасе закрыл лицо руками. Ружье, гремя, покатилось по камням, ложа треснула и распалась на две части. Скорченный человек лежал, зарывшись головой в пыль. Он не шелохнулся и не издал ни звука. Бой не кусал его. Он стоял над человеком, как взведенная пружина, со вздыбленной шерстью и оскаленной пастью. В глотке у него клокотало и переливалось, и каждую секунду клокотанье это могло снова превратиться в яростный рев.
- А боже! Страх-то какой!..
За плетнями показались головы людей. Антон очнулся от столбняка, бросился к Бою, трясущимися руками ухватил его за шею и с трудом оттащил. Бой сопротивлялся, оглядывался на лежащего. В горле его продолжало клокотать. Антон подтащил Боя к вербе, за которой они стояли. У него тряслись руки и ноги и перехватывало дыхание. Прижав кулаки к щекам и еще шире распахнув глазищи, Юка стояла как каменная. Сейчас она тоже очнулась и ухватила Боя за шею.
- Покусал?.. Загрыз?.. - тихонько, настороженно переговаривались между собой свидетели происшествия. Их становилось все больше, а происшествие в пересказах все страшнее.
Лежащий пошевелился, осторожно приподнял голову и посмотрел через плечо.
- Та не, не покусал, только налякал добряче... Эй, Митька, як воно там?
Человек поднялся на четвереньки, потом встал. Падая, он разбил нос в кровь, испачкался пылью. Залитое кровью, перепачканное лицо его перекосилось в злобном оскале. Он не смотрел ни на кого, не видел ничего, кроме Боя. Достав из кармана патрон, он начал осторожно, крадучись, подбираться к ружью. Воровской, крадущейся походки Бой не выносил так же, как и выстрелов. Разбросав в разные стороны Юку и Антона, он снова бросился в атаку. Но человек был настороже, ухватился за плетень и, теряя тапочки, мгновенно перемахнул через него.
- Ого, как летает! - захохотали зрители. - Та его без ракеты можно в космос посылать... Як добре налякать, то и до Луны допрыгне...
Симпатии зрителей явно изменились. Потерпевшего уже не жалели, над ним смеялись. А у него испуг перешел в бешенство.
- Ты чей? - заорал он и грязно выругался. - Думаешь, я тебя не найду? Я тебя под землей найду! И твою сволочь застрелю, и тебе ребра переломаю... Всех перестреляю!..
Напрягая все силы, Антон оттаскивал Боя, но тот отбивался лапами, злобно бухал и рвался к плетню. Юка, вцепившись в густую шерсть, тоже тащила его прочь. И тут внезапно появилось подкрепление. Сверху, крича и причитая, бежала молодая женщина с коромыслом в руках.
- Ратуйте, люди добрые! Что же это такое, люди добрые?! Где тот бандит проклятый? Я его своими руками задушу...
Человек за плетнем, размазывая кровь по лицу, остолбенело смотрел на бегущую.
- Вот ты где, подлюка? Ах ты бандюга, ах ты фашист проклятый!..
- Да ты чо? - растерянно отпрянул человек, но опоздал - коромысло гулко ударило его по голове. - Ты чо... сказилась? А то сейчас как дам...
- Ты еще гарчишь, бандит проклятущий! Да я тебе башку проломлю, я тебе за своего Хомку все кости переломаю... Бейте его, люди добрые! Он же, бандит, в детей начал стрелять... Он моего Хомку застрелил, боже ж мой, боже мой... Будь ты проклят, бандюга! - Она снова взмахнула коромыслом; люди бросились к ней.
Антон вцепился в загривок Боя и потащил его вниз по улице, прочь от села, подальше от всего, что случилось и еще могло случиться. Они бежали, пока Юка не взмолилась:
- Ой, больше не могу! Чуточку передохнем...
Села уже не было видно за деревьями, но Антон все время оглядывался и прислушивался.
- Думаешь, он гонится? Ему теперь не до вас... Ой, неужто он и в самом деле Хомку застрелил? Вот ужас-то!.. Ты его видел? Смешной такой ребятенок: пухлый и всегда ужасно серьезный... Знаешь, ты подожди тут, а я сбегаю узнаю?
Антон покачал головой:
- Ты беги, а я пойду.
- Боишься?
- Я-то не боюсь. Вот...
Бой внимательно смотрел на Антона и слегка вильнул хвостом, когда тот показал на него.
- А что теперь этот Митька сделает? Его, наверное, уже арестовали...
Это было бы, конечно, самое лучшее, но в том, что так и произошло, Антон не был уверен.
- Ты узнай и приходи к реке. А я пошел.
Тропка через лес, длинная по пути в село, показалась теперь необыкновенно короткой.
Антон перебрался через Сокол и спрятался в тени дуплистой старой вербы, окруженной молодой порослью. Отсюда видны были все спуски к реке на противоположном берегу, а самого Антона и Боя надежно прикрывала завеса листвы.
Ожидание тянулось бесконечно, как паутина, которую выпускал из себя маленький крестовик, занятый ремонтом своих тенет. Он сновал вверх и вниз, ветер срывал его, он повисал на еле различимой нити, долго раскачивался, потом цеплялся за полуразрушенную сеть и опять тянул бесконечную паутину, строя в воздухе свой геометрический чертеж. А Юки все не было, не показывались и деревенские ребята. Только когда в отдалении появилось стадо, а за ним уныло бредущий Семен-Верста, Антон понял, что перевалило за полдень. Антон позвал Семена. Тот прогнал стадо стороной, подошел и сел рядом.
- Загоряешь?
- Да нет, так... Слушай, ты в селе всех знаешь?
- А кто ж его знает? Мабуть, всех.
- Есть у вас такой Митька? Казенный, что ли, его называют.
- Та есть.
- Он кто?
- Бандит.
- Как это?
- А так. Бандит, и все. Самый настоящий. В тюрьме сидел чи в лагере.
- За что?
- Чи убил кого, чи хотел убить, кто его знает.
- Ну?
- Шо ну? Посидел, посидел трохи, и выпустили...
- Анто-он! - раскатилось над рекой, и эхо гулко подхватило: "...он... он..."
На противоположном берегу появились Юка, Сашко и маленький Хома.
- Сюда, я здесь! - закричал Антон и, вскочив, помахал Юке рукой. Значит, он его не застрелил...
- Кто? - Семен с некоторым оживлением поднял на Антона свои всегда как бы полусонные глаза.
- Митька этот самый...
- Кого?
- Маленького Хому.
- Ого! - оживился Семен еще больше. - Перевязанный и хромает... Раненый, чи шо?
Полусонные глаза Семена видели далеко и хорошо. Хома хромал, левая нога у него была перевязана. Антон присмотрелся и засмеялся.
- Не смертельно...
Хома припадал на левую ногу, иногда сбивался и начинал припадать на правую, но тут лее исправлял ошибку и еще старательнее хромал на левую.
Ребята перешли вброд реку.
- Ну, живой? - спросил Антон Хому.
- Это мама его с перепугу кричала, - сказала Юка. - Хому чуть-чуть задело...
- А рана? - обиделся Хома. - Хочешь, покажу? - И он с готовностью размотал повязку. Судя по тому, что она была грязной, проделывал он это уже не в первый раз. - Ось!
На икре посреди большого коричневого пятна от йода виднелась маленькая присохшая ранка.
- Больно? - спросил Антон.
- Пекло дуже, - сказал Хома, - когда этим мазали...
- Это папа мой. Он надавил чуть-чуть, дробинка и вывалилась. Она, говорит, была на излете. А может, рикошетом.
- То не дробинка, то пуля! - упорно отстаивал Хома свое положение тяжко пострадавшего. - Ось!
Он разжал кулак, в котором зажимал спичечный коробок. В коробке перекатывалась дробинка.
- А зачем он в тебя стрелял?
- Он не в меня, он в Серка - нашу собаку.
- Какая там собака, - засмеялась Юка. - Щенок. Смешной и толстый. Как сам Хома...
- Он на Серка целился, а я хотел сховать... Я как побегу, а он ка-ак бахнет... И совсем не в Серка, а в меня! А я Серка ухватил и в хату. И двери закрыл. А маты как побачили кровь, как закричали, за коромысло та за ним...
- Это я видел, - сказал Антон. - Она его по голове - как по барабану... А почему он в собак стрелял?
- Чтобы бешеных не было, - сказал Сашко.
- Разве они бешеные?
- Не. У нас сроду не было. Не то что я, тато не помнят, чтобы хоть одна взбесилась и кого покусала. А все одно каждый год стреляют. Если не на цепи, так и застрелят.
- И хозяева молчат?
- А что хозяева? Кто успеет - спрячет, а нет - амба!
- Зверство! - сверкая глазами, сказала Юка. - Прямо какой-то фашизм! Собака же людям служит, доверяет, она же человека не боится, идет к нему, а он ее расстреливает...
- Ну, наши не дуже доверяют - ученые, - сказал Сашко. - Как выстрел услышат, так все до леса тикают. И сегодня поутекали. Теперь аж дня через три домой приползут...
- А собаки же работают! - сказал Антон.
- Еще как работают! - подхватила Юка. - И на границе, и сторожевые. А ищейки? Вот Бой, вообще ньюфаундленды, они тонущих вытаскивают, а сенбернары разыскивают, кто в горах заблудится... А на севере на собаках ездят! А охотничьи? А санитарные? Да ведь собак же обучали - они во время войны с гранатами под танки бросались... И все забыли? Какие-то бессовестные, бесчувственные люди! Я сама в "Огоньке" читала, а потом это даже по телевизору показывали. В Италии одной собаке дали особую медаль за верность. Понимаете, у одного человека там была собака. Он ее спас, когда она тонула, и вырастил. И она каждый день провожала его на работу до автобусной остановки и встречала, когда он приезжал с работы. Человека этого забрали на войну, и он погиб. Ну, а собака же этого не знает. Она думает, что он уехал на работу и вот-вот вернется. И она каждый день приходит на автобусную остановку и ждет. И так шестнадцать лет!..
- Ото собака! - сказал Семен. - Мне бы такую!
- Как же! - сказал Сашко. - То она у такого хозяина была, вот и любила. А ты ж бы ее, наверно, и не кормил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24