- Не знаю... Я с самого начала был против этой затеи. - Длинноносое, несколько комичное лицо Соловьева было сейчас более чем серьезным. - ,Плохо, сказал он. - Вместо того чтобы работать, мы теперь будем ломать головы над этими дневниками.
- Ты что, учить меня собираешься? - раздраженно спросил Блинов.
- При чем тут это? - также не скрывая раздражения, ответил Соловьев. - Уже два дома к сдаче готовы, клиенты меня теребят, когда можно въезжать, и что прикажешь им отвечать?
- Это твоя работа, - знать, что в таких случаях отвечать. Гадство! неожиданно вспыхнул Блинов. - Вокруг одни подлецы! Никому верить нельзя. Никому! - со злой убежденностью повторил Блинов.
- Смотри, так можно далеко зайти, - заметил Альберт, задетый словами своего старого компаньона.
- А мы уже и так далеко зашли.
Когда из моего дома пропадают ценные записи - это как? Не далеко?
Кстати, теперь я обязан поинтересоваться, не заходил ли ты сюда во время моей поездки.
Соловьев резко встал. Взгляд его больших темных глаз был откровенно печальным.
- Нет, - сухо сказал он, - не заходил. А если б и заходил?
Блинов понимал, что напрасно он в таком тоне разговаривает со старым, проверенным корешем, но состояние депутата было таким, что он не мог остановиться.
- Ничего, скоро проведу радикальную реорганизацию, посмотрю, как вы запоете.
- Кто это "вы"? - спросил Соловьев.
- Вы. Все.
- Ну-ну. - Соловьев, холодно попрощавшись, ушел.
Как часто случалось в последнее время, Блинов среди ночи проснулся.
Он бродил по своей большой кухне и с горечью думал о том, что ему не с кем поговорить о своих проблемах, не с кем посоветоваться. Он открыл бутылку земляничного ликера, налил в тонкий высокий стакан, отпил, закурил. Открыл на кухне окно. Невдалеке шумело бессонное Садовое кольцо, а внизу была черная бездна ночного двора. Блинов сплюнул и долго ждал, когда внизу раздастся шлепок. Но так и не дождался.
"Тяжело, - думал он. - Тяжело одному". И тут он вспомнил Марию.
Каково-то ей там, в глухой комнате?
Раньше он об этом и не задумывался, его волновал лишь результат мнимого похищения. Сломить упрямицу, вытрясти из неё всю дурь, чтобы она наконец задумалась о себе, о своей жизни, а не о судьбах отечества. Чтобы она смотрела на Блинова, который её скоро выкупит, как на благодетеля, а не как на изверга.
"Ничего, - решил он, успокоенный стаканом ликера, - скоро я тебя "выкуплю", подарю хорошую трехкомнатную квартиру и прощай..."
Прощай-то прощай, думал он, но надо ещё переписать с её имени имущество. А на кого переписывать? На себя? Ох как рискованно. На Даниловну? Тоже вроде ни в какие ворота... Блинов вздохнул, вспомнив Наталью.
Глава 7
Долго не мог уснуть в эту ночь и Альберт Соловьев. Зная Блинова много лет и обладая профессиональным чутьем на всякие неприятности, он отчетливо понимал, что эта затея с похищением Марии добром не кончится. Он видел, что Леонид уже на грани нервного срыва, и думал: "А что будет завтра?" Он чувствовал, если шеф постоянно находится в таком состоянии, то вскоре беды посыплются одна за другой.
Утром Соловьев решился на отчаянный шаг. Он связался с секретарем Куратора - Папы и попросил о личной встрече, сказав, что дело не терпит отлагательств, а также огласки.
Секретарь обещал посодействовать.
Папа, он же Куратор, был почти недосягаем не только для простых смертных, но и для людей уровня Соловьева. О Папе ходили легенды, говорили, что он вхож и в администрацию президента, и в правительство.
При этом никто толком не знал, где он работает, какую должность занимает. Знали главное: Куратор - человек всемогущий!
Блинов попал под его "крышу" отчасти случайно. Когда с молодым коммерсантом Блиновым случилось то что должно было случиться, то есть когда на кооператив наехала ивантеевская братва с требованием "законных двадцати процентов", Леонид бросился за помощью к своему дяде Баландину, московскому авторитету в "неофициальных структурах". Баландин пожурил племянника за то, что тот вспоминает о )*яде только в трудную минуту, но обещал выручить.
И действительно выручил: ивантеевские "быки" больше не приезжали, а Блинов с Соловьевым вошли самостоятельной единицей в разветвленную сеть подмосковных строительных фирм со своими складами и магазинами. Конечно, за все приходилось платить, но здесь по крайней мере было понятно за что. За безопасность, за льготные кредиты...
Начался стремительный рост. От срубов перешли к строительству кирпичных коттеджей, от коттеджей - к строительству многоквартирных домов. Естественно, все успехи по превращению примитивного кооператива в фирму областного значения Блинов с Соловьевым относили исключительно на свой счет. Их иллюзии рухнули в один день, когда Папа вызвал Леонида в свою резиденцию... Подробности того разговора Соловьеву были неведомы, но достаточно было того, что, вернувшись от Папы, Блинов обреченно сказал:
- Принимай часть дел. Ухожу в политику.
Альберт понял, каков уровень тех людей, что их прикрывали в последние годы.
Через день Соловьеву назначили рандеву на Рублевском шоссе у поста ГАИ, где он должен оставить свою машину и где его подберет черный шестисотый "Мерседес".
Миновав проходную, Папа приказал шоферу остановиться и с помощью двух охранников выбрался из машины. Он встал, грузно опираясь на палку, жестом отодвинул охранников на несколько метров и обратился к Соловьеву:
- По этой аллее до моего дома десять минут. Уложишься?
- Уложусь! - твердо сказал Соловьев и тут же приступил к сообщению заранее подготовленными фразами: - Я бы никогда себе не позволил вас беспокоить, если бы речь шла только о моей судьбе. Но под угрозой существование всего концерна... - Альберт Юрьевич сделал небольшую паузу, пытаясь уловить реакцию Папы на такое начало беседы.
- Так-так, - рассеянно покивал Папа. - Я этого ждал. Ваша отдача снижается на пять-семь процентов ежеквартально.
- И тому есть причины, - многозначительно вставил Соловьев.
- Воровство? - спросил Папа с холодной улыбкой.
- Хуже. Наш шеф, я имею в виду Леонида Евгеньевича Блинова, похоже, как бы это сказать, слегка приболел. Да, как минимум приболел...
- А как максимум?
- Тут я судить не берусь, я не медик. Но нервное расстройство налицо. Согласитесь, когда человек такого масштаба не может справиться с собственной женой...
- Что значит не может справиться? - перебил Папа. - Что за детский лепет? И какое мне дело до его взаимоотношений с женой? Ты для этого искал встречи со мной?
У Соловьева взмокла спина. Невольно он оглянулся: в десяти шагах шли два охранника.
- Не вертись! - сказал Папа. - Не порти о себе впечатление. И говори по существу.
- Да. По существу. В том-то и соль, что их взаимоотношения могут отразиться на всех наших делах. Уже отражаются. Поначалу он, не согласовав ни с кем, ввел её в наши дела. Какоето время она выполняла функции его секретарши. Затем я узнаю, что его жена становится совладелицей чуть ли не всех наших контор. Потом они перессорились, стали врагами, и на этой почве у Блинова начались всякие завихрения...
- Точнее! - приказал Папа. - Какие ещё завихрения? Убить, что ли, он её хочет?
- До этого пока не дошло. Но за последние полгода он превратился в безвольную издерганную личность, и ничего лучше не придумал, как имитировать её похищение. Нанял людей, те убрали её в надежное место, и теперь Блинов ждет, когда она взвоет.
Тогда он её якобы выкупит, подбросит ей на безбедную жизнь и без проблем распрощается.
- Ну и? - резко спросил Папа. - Вполне неплохо придумано. Главное, чтобы все чисто.
- Эх! - в сердцах рубанул рукой Соловьев. - Если бы речь шла о другой женщине. Но я её хорошо знаю!
Это хитрющая и умнейшая баба. Волевая к тому же. Она вычислит его действия как дважды два. Она теперь от него не отлипнет, пока не утопит его. Он потому и нервничает - знает, что от неё можно ждать. Вы представляете, что начнется, если Блинов будет тонуть?
- Да-а, - прогудел Папа и остановился. - Племянничек в дядю пошел. Того еле спасли, теперь с этим...
А каков осенний закат! - вдруг сказал он, оперевшись обеими руками на палку. - И все-таки скучно здесь.
Скучная обжитая природа. Люди все скучные, мелкие. Вроде твоего Блинова. А я, между прочим, ещё студентом обошел с другом на шлюпке весь Байкал по периметру. Ты знаешь, что такое пройти весь Байкал? - Папа положил свою мужицкую ладонь на худое плечо Соловьева и крепко, до боли сжал его. - Понял, что такое сидеть на веслах по десять часов в день?
Но главное, и здесь надо знать меру.
Во всем надо знать меру. Вот тот мой дружок её не знал. Он подумал, что после Байкала ему подвластны любые моря. Погиб у восточного побережья Камчатки. Один, на самодельном катамаране хотел побороть океан... Надо, дружище, чувствовать свой потолок.
- Надеюсь, я его чувствую, - сказал Соловьев. - Я, между прочим, на место Блинова не претендую.
- Молодец, - продолжая глядеть на закат, сказал Папа. - Люблю сообразительных. А почему раньше не доложил?
- Думал, как-нибудь утрясется...
Но тут плюс ко всему дневники его жены пропадают. Прямо из квартиры!
Жены нет, только охрана и домработница, а дневники пропадают.
- Там что, были серьезные записи?
- Судя по тому, как Блинов заметался, довольно серьезные. При этом надо учесть, у его жены есть связи с прессой.
- Мелкота! - Папа стукнул палкой об асфальт. - Я же её видел однажды, она девчонка совсем. Он что, не мог её воспитать?
- Значит, не мог...
- Трухля! И мерзавец. Такую жемчужину выбрасывает. Хорошо, пусть выбрасывает... Не вешай носа, - ободрил поникшего Соловьева Папа-Куратор, ничего страшного пока я не вижу. В случае чего примем меры.
О каких мерах шла речь, Альберт Юрьевич спрашивать, конечно, не стал. Он лишь вздохнул:
- Друг гибнет, обидно.
- Друг гибнет, а ты его закладываешь? - Папа улыбнулся одними губами и, видя растерянность собеседника, добавил: - Шучу. Ты абсолютно правильно поступил. Более того, если теперь прозеваешь момент и наш общий друг наделает крупных ошибок, а я об этом поздно узнаю, то пеняй на себя. Понятно?
ЧАСТЬ II
Глава 1
- На Садовом? - удивился Малков. - В автомобильном чаду?
- Извини, друг, - заметил Важин, - и "Пекин", и "София" тоже на Садовом кольце, и ничего, приличные заведения.
- Действительно, - вновь не без удивления сказал Малков, - как-то не думал. Но все равно не хочется мне идти. Сходи сам.
- У тебя это в сто раз лучше получится. Ты же на презентациях как рыба в воде. Познакомишься с кем нужно, поговоришь, поснимаешь...
Тоже одна из причин: я никудышный оператор.
- Никудышный, - проворчал Малков, - а зачем тогда в это дело влез?
На днях Важин докладывал Муравьеву о результатах поездки в Зубову Поляну.
- Результаты, - оценил их успехи Муравьев, - нулевые.
Разговор получился нелицеприятным. Важин говорил раздраженно:
- Зачем вообще надо было нас посылать в эту Поляну? Носимся взадвперед вместо того, чтобы съездить в деревню, где они сидят за самоваром на лоне природы.
- Хорошо, если так, - сказал Муравьев. - Поэтому я туда и не тороплюсь. Если они там чай пьют, то и пусть себе... А если ей сейчас паяльник в одно место вставляют?! В той же Зубовой Поляне? Как это так, быть рядом и не поинтересоваться, к кому, в какой дом заходил Блинов?!
- Но у нас есть главный результат поездки, - возражал Важин, - это поведение депутата. Он ведет себя так, словно не у него жену выкрали, а у чужого дяди. Разве это не подтверждает его причастности...
- Подтверждает, подтверждает, - проворчал Муравьев. - Ты за логикой своей следи. Только что говорил, что она у Афонина, а теперь - о причастности депутата... Ладно. Вот свежая новость! - уже совсем другим тоном продолжал Муравьев. - Нам стало известно о тесной связи Блинова с фирмой "Росс-ОКО". Вроде как объединение коммерческих организаций или что-то в этом духе. Так вот это объединение, занимаясь в основном нефтью, лесом и недвижимостью, растет как на дрожжах. Сейчас они на полную катушку строят в Москве многоквартирные башни, не говоря уж об особняках в Подмосковье. Что настораживает. По телефону Блинов об "ОКО" не говорит никогда. Только при личных встречах. Конечно, наблюдаем мы ещё мало, окончательные выводы делать рано, но все же...
Так вот это "ОКО" устраивает на днях презентацию по поводу какого-то завершенного строительства. В частном заведении "Рай на Садовом кольце", которое скорее всего принадлежит также им. Это недалеко от Театра кукол. Мог бы ты как журналист там побывать?
- Постараюсь, - ответил Важин, тут же подумав о Малкове.
- Понимаешь, дело какое, - пояснил Муравьев, - там или деньги большие за вход надо платить, или проникать по линии прессы. Они, кстати, телевидение пригласили.
- Проникнем, - заверил Важин. - Не я, так мой друг-журналист.
- Тот, с которым ты в Зубову Поляну гонял?
- Тот самый.
- Смотри, дело твое. Но какой ему интерес?
- В самом деле... - Важин усмехнулся. - Никакого. Просто он любопытный.
Малков поломался, но согласился.
А согласившись, тут же сел за телефон.
Поговорив с кем-то на Российском телевидении, он перезвонил одному из ведущих Московского канала, члену Союза писателей. И пока Важин возился на кухне с кофейником, с телевидения сообщили, что Малков включен в список приглашенных на презентацию фирмы "ОКО".
Теплым осенним вечером Александр вышел из джипа у семиэтажного кирпичного дома дореволюционной постройки, мрачной тюремной коробкой торчащего на пустыре. Малков помнил, совсем недавно здесь были типичные московские трущобы, теперь их снесли, посеяли травку, и от тех домов осталась лишь эта "тюрьма". Здесь же была автостоянка, но парадный вход оказался закрытым.
Обойдя дом, журналист обнаружил обширный двор, огражденный изящной решеткой, с двумя новыми или удачно отреставрированными флигелями. Миновав желтую, опрятную проходную, Малков увидел лужайку с небольшим фонтаном посредине, у большого крыльца террасы стоял сверкающий "Мерседес". По дорожке, выложенной мраморными плитами, Александр прошел через двор.
Открылась тяжелая дверь, и журналист очутился в полутемном фойе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22